— И цветов не будет, — добавила Лена. — Так, клумбы редкие. Всё!
— Будут ботаническое сады и парки… хлопнула ресницами Ирка. — Там и зайцы будут жить, и деревья.
— Так они не во всех городах будут. Что ж, без природы совсем? Плюс в лесу все по-натуральному, без украшений, человека и так далее… Тоже интересно! Парки то они и есть парки, они всегда будут! — покачала головой Маша. — Тут другое! Да и зверям в лесу большая свобода, привыкли ведь уже! А парки это уже другое, городское, приукрашенное!
— Ты, Маша, прямо защитник зверей! — засмеялся Алекс, подбросив дрова в костёр.
— Ну, а что? — вскинул брови Женька. — Мы сюда попали через ельники! Получается если все это убрать и везде одни города то где сейчас мы бы сидели? Нашего лагеря бы не было! Тут бы тоже какой-то город стоял, получается, Ир! Куда б мы тогда приехали? Где б сидели-то? Вот сейчас!
Маша согласно закивала. Женька осторожно положил палку, а костёр, но случайно задел «шалаш» из досок.
— Но-но-но! — воскликнул Влад. — Поаккуртнее! Как слоны.
— Сам ты слон, — закатил глаза Женька. — Бу-бу да бу-бу с этим костром целый день! Ничего твоему «шалашу» не будет. Извиняюсь, извиняюсь…
— Надо будет в газету нарисовать карикатуру, — предложил Алекс. — Дом комиссара Миронова в Мелитополе после весёлого налета махновцев!
— Можно, можно! — быстро подхватила Вика. — Весело!
— А как изобразим этот дом после налета? — сверкнула глазами Янова. Ей, кажется, тоже приглянулась эта идея. А правда весело! Но правда — Влад своим ворчанием достал даже Женьку.
— Махновцы, весёлые и пьяные, разгромили весь дом Влада. А тот орал: «Ах, мерзавцы, ах негодяи…»
— А похоже! — закивала Вика. — Очень весело! И гармонично!
Я была согласна. Отлично подходит! Влада было немного жаль, но в самом то деле — ну сколько же можно ворчать? Так что сейчас я поддерживала идею Алекса — оригинально и интересно.
— А когда будет готова картошка? — жалобно спросил Витька Петухов.
— Тебе лишь бы пожрать! — закатил глаза Влад.
— Будто ты сам не ешь никогда, — проворчал в ответ Витька. — Все хотят картошки, я просто спросил, когда она будет готова! Да, я хочу есть!
Я удивленно вскинула брови. Ничего себе! Даже Петухов закипать начал! Ну и денек сегодня, ворчание Влада пробудило возмущение даже всегда тихого Петухова!
— Мы все хотим, — равнодушно бросила Маша. — А в здоровом теле здоровый дух. И где они, кстати?
— И кладите аккуратно, — бросил Влад. — Шалаш не разрушьте! Он опора костра!
— Да слышала я про шалаш, уже сутки как слышу! — не сдержалась я. — Готовятся сосиски, готовятся. Их Вика готовит.
— Вика, — Влад повернулся к Гришковой. — Где сосиски?!
— У козла на бороде! Почти готовы!
При словах «у козла на бороде» Женька посмотрел на Влада и показал рукой бороду. Ирка с Машей прыснули. Самой при этом стало весело.
— Влад кстати и по дате рождения с бородой! — тоном мудреца заявила Вика. — Первое января!
— Очень смешно! — фыркнул Влад. — А ты, Майорова, лишена чувства ответственности.
— Ну, значит, буду исправляться, — отозвалась я. Что произошло с Владом?! Раньше он не был таким ворчуном, точно помню!
Скоро еда была готова. Наконец то! Я успела проголодаться. Готовила Вика довольно хорошо — сосиски оказались очень вкусными. Мы весело съели их, а затем Влад осторожно, словно колдун из сказки, придушил костер до тлеющего пламени. Мы засыпали в золу картошку и стали ждать. Мне показалось что-то ужасно теплое в том, как мы все вместе сидим и смотрим на яркое пламя…
— Лёш, а какой твой любимый поэт? — спросила Ира. Сейчас она снова показалась мне тихой и мечтательной, словно мы вернулись во второй класс.
— А я люблю Есенина, — протянула задумчиво Лена, даже не дождавшись ответа Алекса. — У него очень мелодичные стихи. И очень красивые. Четкое описание ощущений и чувств.
Какая ночь! Я не могу.
Не спится мне. Такая лунность.
Еще как будто берегу
В душе утраченную юность.
Подруга охладевших лет,
Не называй игру любовью,
Пусть лучше этот лунный свет
Ко мне струится к изголовью.
Я посмотрела, как шипели угли на почти обгоревших дровах. Все-таки Лена умела читать стихи с выражением — так, что никто не смеялся.
— А я вот никогда не любил Есенина, — вздохнул Алекс. — Начинал, но не получилось читать…
— Даже «Дай, Джим, на счастье лапу мне?» — С удивлением спросила Лена. — А почему?
— Думаю… — Алекс положил в костер пару веток. — Вот эта его слащавость деревни… Не знаю, по чему он там так переживает? Что кончилась эта вековая деревенская отсталость?
— Видимо, привык к ней, — предположила, задумавшись, Маша.
— Так надо радоваться, что пришел прогресс! — сказал Алекс. — Вот, помню, ехали мы с родителями на поезде на море. Под мостом мелькали такие убогие покошенные домики, чердаки, забитые гнилыми досками, разбитые деревья… Где-то бревна пилили вручную, опилки валялись. Ветхость вся эта противная! — не сдержался он. — А потом выезжаем — огромный вокзал, залитый морем огней, составы с коксом, домны… И Есенин за первое, за эту гниль и затхлость? Не понимаю, — покачал он головой.
— Но не все ведь деревни такие, — пожала плечами Лена. — В деревнях тоже есть своя прелесть…
— Мечтаешь о любви? — усмехнулась Ира. — Не рановато ли?
— А у тебя какой любимый поэт? — перебила я. Лишь бы повод был у них для петушиных боев!
— Анненский, — кивнула Ира. — Иннокентий Аненский, — пояснила она, заметив, что Маша смотрит на нее с изумлением.
— А почему? — уточнила я. Интересно. Не особо слышала о таком поэте,
— У него очень утонченный стиль, — мягко ответила Ира. — Мне очень понравилась его книга «Кипарисовый ларец». «Август» — один любимый стих
— Я его пробовала читать, — задумчиво проговорила Маша. — Но как-то не пошло. Не очень поняла его. Вычурный слишком, на мой взгляд.
— Между прочим, Анненский упаднический поэт, — отчеканила Лена. — Странно, что пионерка так тянется к упаднический поэзии!
— Анненского у нас никто не запрещал, — пожал плечами Алекс. Со стороны реки повеяло свежестью, от котороя слегка поежилась. «Тина…» — почему-то шмыгнула я носом.
— Не запрещал, а упаднический… — Ленка весело показала кончик язык. — Ой… Надеюсь, госпожа графиня не разревется? — прищурилась она.
— Нет, не разревется! — я закатила глаза. Ну сколько можно то? — Вы можете не ссориться хотя бы пять минут?! Сейчас у вас опять война начнется, уже из-за поэтов! Относительно любви — так не Лена влюбилась, стих такой! — как же надоело.Весь год воюют и воюют, уже и год то учебный кончился — нет, не действует!
— Да и Есенин, знаешь ли, не поэт прогресса, — съязвил Алекс.
Женька, Маша и Вика прыснули. Влад осторожно подул на золу и сообщил, что картошка готова.
— Вы уже и к поэтам лезете! Можно без ссор хоть поэтов то обсудить? Просто.мы ведь все один класс, весь год бушуют, даже летом не замолчат.
— А они не хотят, — развел руками Влад. — А пора бы.
Пёченая картошка оказалась очень вкусной. Золотистая — весьма симпатично на вид, да и вкус — оближешь пальчики. Хрустящая, вкусная, вот ела бы и ела!
— Что, Миронов: обалдеть картошка с салом, и без сала обалдеть? — съязвил Женька, глядя, как Влад посыпает солью картошку.
— А ты, Стрела, про свою картошку видимо забыл! Ешь быстрее, Маша судя по взгляду хочет ее стащить!
Влад оказался прав. Пока Женька изображал козлиную бороду, Маша открыто стянула у него с ладони половиру картошки. Все засмеялись.
— Грабеж среди бела дня! — возмутился Женька.
— Так посадите же меня в тюрьму, — засмеялась Маша, с довольным видом поедая Женькину картошку.
— Козёл, говоришь… С бородой, говоришь… — насмешливо сказал Влад, и на глазах у Женьки стал торжествующе есть картошку.
— Я Рак! — отозвался Женька.
— А я вот Пушкина люблю, — наконец выдала я. — Такой лёгкий слог, так правдиво. И «товарищ верь взойдет она, звезда пленительного счастья». И верится, что она действительно взойдет! У любого человека.
