— Буржуи потом с силами собрались… — сказал я, хотя, думаю, мне не хватало уверенности.

— А когда потом? — спросила настойчиво Вика.

— В Китае. В двадцать седьмом. Чан Кайши и Гоминьдан перекупили англичане.

— То есть мы проиграли? — тихо спросила Вика.

Мы переглянулись с Владом. Черт знает, что ответить. Проиграли в Китае? Мне вспомнилась стация Горловка с ревущими паровозами и плакат, где рабочий разрубает цепи, опоясавшие Землю. «Нет, не проиграли!» — сказал мне тогда отец Насти Майоровой. Я повторил его слова ребятам, а в голове звякнул непрошеный колокольчик: «Это твой отец думает, что проиграли».

— Ладно, но это Китай, — нахмурилась Вика. — А Турция, Персия, Афганистиан, Индия? Там никакого Гоминьдана не было.

«А ведь и правда…» — подумал я.

Я смотрел на гладь реки. Вика взяла кувшинку и от нечего делать стала рвать желтые лепестки и бросать их в воду. Я, наверное, впервые в жизни не зная, что ответить друзьям. В самом деле, где мы проиграли? В Китае ладно — там был Гоминьдан, с которым что-то не сложилось. А вот что пошло не так с той же Индией.

— От отца я слышал про такого индийского коммуниста Роя. Они вроде бы в двадцать четвертом готовили большое восстание… — я опустил руку в прохладную летнюю воду и поводил ей.

— А почему не подняли? Что помешало? — спросила Вика.

— Вот это не знаю… Вроде как Индийский национальный конгресс не за нас был… — ответил я.

— А зачем нам Конгресс, если мы так укрепились там? — поправила Вика рыжие кудряшки.

— И в Германии Гитлер у власти… — бросил Влад.

Предвечернее солнце озарило ели золотистым отблеском, придав им призрачный вид, На большом листе лилии разлеглись несколько моллюсков, довольно выставив ракушки навстречу солнцу.

— Выходит… после смерти Ильича мы везде проиграли? — вдруг вырвалось у Вики.

Я вздохнул. Как-то не клеялся у меня этот разговор. Самое неприятное, что я чувствовал: в чем-то Вика была права. Мы посмотрели на горизонт, который закрывала громадная свинцовая туча. От неё отходила густая рябь облаков, напомминая хлопья овсянки. Лучи. Вечернего солнца озаряли его золотом, словно вечерний свет целовал наступавшую темноту ночи. Мы как заворожённые смотрели на закат.

— Лёша, а кто лучший русский художник? — спросила вдруг Вика.

— Шишкин, — не задумываясь ответил я. — Правда, таких лесов и света ни у кого нет!

— А мне не очень нравится, — сказала Вика. — Он бездушный какой-то…

— Бездушный, — протянул Влад. — А это как? Картины вроде весьма хорошие, причем тут бездушие? Вообще, тут не скажешь кто из художников лучший, а кто худший, — добавил Влад задумчиво. — У каждого ведь разный взгляд.

— Ну если честно, в России живопись слабая была всегда, — вздохнул я. — У нас литература великая. А во Франции живопись великая! Импрессионисты — Мане, Моне, Ренуар…

— Ну конечно, Француз, — ехидно проговорила Вика. — Хотя да, соглашусь, художники у вас отличные.

— Во Франции солнца много… — сказал Влад.

— Только на юге! А в Париже дождь каждый день хоть немного бывает. В ещё там грозы дикие! Мама говорит, что у нас таких нет. Там гроза — как из нескольких пушек стреляют, и небо насквозь молния перекашивает.

— Ого! — воскликнула Вика.

— Было бы интересно посмотреть на это! — добавил Влад. — Красивое зрелище!

Уже вечерело, но никакого урочища не было видно. Меня начала охватывать тревога. Мы плыли вперед, но никакого приближения жилых мест видно не было. Темнота еще не наступила, но сумерки постепенно стали спускаться. От берегов слышалось кваканье лягушек, тонувшем в вечерней сероте. Перед нами мелькнула большая песчаная отмель, переходящая в большую лесную опушку.

— Слушайте… Давайте поставим палатки здесь? — предложил я. — Переночуем, а утром поплывем дальше.

— Я есть хочу, — жалобно сказала Вика. Влад, посмотрев на нее прыснул.

— Обжора!

— Так давайте костер разводить здесь, — предложил я. — И палатки поставим.

— А хорошая мысль! — поддержал меня Влад.

— Лево руля! — скомандовал я.

Мы развернулись и, быстро преодолев поток, повернули к берегу. Я спрыгнул с лодки первым и, бросив веревку, прицепил ее к колышку. Затем на берег сошли Влад и Вика.

— Так, я поднялся наверх… — Вот тут вполне можем разжечь костер. Предлагаю сперва натянуть палатки, а потом мы с Владом сходим за дровами.

— Отличная идея! — подхватила Вика. — а я вас подожду! — улыбнулась она.

— Видишь, как с Французом хорошо путешествовать? А ты зря с ним враждовала, — заметил Влад, когда я немного отошел вперед.

— Сама знаю, — протянула Вика, пожав плечами. — Но не так мы и враждовали в общем то! Алекс почему-то меня невзлюбил. Но ничего, это прошлое!

— Честно, — из-за меня, — нахмурился Влад. — Они с Незнамом думали, что ты меня обижаешь.

— Прямо жить не даю, — ехидно добавила Вика. — Ладно, проехали!

Через минут двадцать наши палатки — красная и темно-зеленая — стояли на берегу: у Влада с Викой одна на двоих и моя. Вика захныкала, что боится змей, но я быстро оъяснил ей, что гадюки сами редко на людей нападают. Мы осторожно пошли вперед, сорвав длинные ветки от змей. Я стал собирать сушняк, как вдруг Влад присвистнул:

— Ты чего? — подбежал я.

— Смотри… — показал он. Река, заходя за поворот, превращалась в огромную заросшую заводь. — Мы, похоже, свернули не в тот рукав. Здесь старое русло или что-то такое…

— Пожалуй… Слушай, тогда, получается, что здесь вроде полуострова? — посмотрел я на густую траву. — Рукава с двух сторон?

— Выходит, так… — отозвался Влад. — Ну и заплыли мы!

— Почему это «заплыли»? Может, здесь на полуострове и лагерь разобьем? — В лесу раздался громкий треск: похоже, дятел начал лихо долбить ель.

— Слушай, Влад, кончай хмуриться! Веселее! — улыбнулась Вика.

— А что, идея хорошая… — прищурился Влад, отвечая мне. — Если деревня недалеко, то вполне.

— Надо телеграфировать Незнаму, чтобы пилу с собой взял. Она нам пригодится, — окинул я взглядом группу деревьев.

Вика одобрила нашу идею с лагерем. Мы раскинули дрова. Я поджег газету, но несколько раз она прогорала — не успевал поднести дрова. Гришкова тем временем доставала провизию из рюкзака. Где-то плюхнулась рыба.

— Сом? — спросил я, безуспешно мучаясь с газетой.

— Да кто же так жжет костер? — возмутился Влад. — У тебя просто бумага сгорит и дело с концом!

Он подвинул кусок газеты и аккуратно разложил сверху спички и сухой хворост. Затем, когда пламя начало их зажигать, стал накладывать шалашом тонкие сухие веточки.

— Весело с вами, — раздался звонкий голосок Вики.

Я осмотрелся. Извилистая речка протекала в глубокой, узкой долине. Высокий, левый берег был немного подмыт. На низком противоположном берегу виднелись полоски сосновых и еловых лесов. Сквозь мутную воду дно проглядывалось только на очень мелких местах — вязкое, покрытое тиной. Местами вода быстро кружилась — на дне били ключи и родники.

— А что будем есть? — спросил Влад.

— А вот… — я достал две палки колбасы, которые положила мама в рюкзак. — Можно пожарить.

Вика вынула деревянную доску и начала резать колбасу кругляшками. Влад подкидывал дрова в костер. А я, не выдержав, разделся до трусов и с разбега влетел в реку. С берега раздался визг Вики, но я быстро поплыл вперед. Вода правда была очень холодной, но мне нравились ее холодные всплески. Плывя к середине реки, я наслаждался видом кувшинок и, расслабившись, думал над словами Вики. Неужели мы правда десять лет не одержали ни одной победы? Но ведь если завтра война — мы сразу отобьем врага от границы, ведь так? Я представил бой на границе, где наши сразу переходят, а атаку…

— Ну ты даешь! — вздохнула Вика, когда я вылез из воды. — Холод же!

— Ерунда! — достал я полотенце из рюкзака и быстро протерся. — Пустите к костру.

— А волшебное слово? — ехидно уточнила Вика, но все-таки подвинулась.

— Волшебное слово? «Сильвупле», — улыбнулся я.