— Я не верю в этот поклеп на товарища Сталина! — жестко сказала мама. — Как ты можешь в него верить, Сева? Как?

— Я не хочу в это верить, Света. Но ты знаешь Пятакова не хуже меня. — Голос отца казался разбитым, словно он пережил личное горе. — Ты знаешь Жору: он не будет врать.

— Ты был на съезде!

— Я кандидат в члены ЦК, а не член ЦК. Закрытые голосования меня не касаются.

— Пятаков и Паша в оппозиции к Сталину, ты это знаешь. Что Пашка? — попробовала переменить тон мама.

— Временно приехал в Москву, но заехать к нам в Ленинград не может. Из Токио прямиком, — вздохнул отец. — Где он военным советником был после Витальки Примакова.

— Вот жаль, не заедет… А сейчас… Снова с Араловым?

— Как в старые добрые времена… С Араловым и Примаковым…неразлучная тройка героев! — в голосе отца засквозило тепло. — По словам Паши в армии за Сталина только Ворошилов и первоконники. Да и то потому, что время клинков прошло. Бояться военных интеллигентов вроде Тухачевского.

— Пашка преувеличивает! — в голосе мамы зазвучала ярость. — Их с Виталькой Рудзутак — битая карта!

— Битая… Ты так легко говоришь, Света. А ведь Ленин негласно рекомендовал тогда, во время того письма, так называемого завещания, заменить его на должности генерального секретаря. Возможно, с самим Рудзутаком Ленин по этому вопросу не советовался, согласия не спрашивал, — голос отца звучал надтреснуто. — Держится Рудзутак осторожно. Серьезных связей у него в аппарате нет: почти десять лет, до Февральской революции, провел на каторге.

— И что? — резко бросила мама. — Дальше что?

— И все же это человек, которым Ленин хотел заменить Сталина. Об этом забывать не следует. Об этом не забудет и сам Рудзутак.

— Пусть не забывает! Что у него есть кроме уклонистов, да группы военных вроде Пашки и Витальки, верящих, что Ленин хотел его? Какое дело теперь, что там хотел больной Ильич двенадцать лет назад! — возмутилась мама.

— Света! — строго одернул ее отец. Ленин для него был слишком важен, чтобы он мог такое услышать о нем.

— Страну поднял Сталин! — продолжала мама, не обращая на него внимание. — Да и Пашка с Виталькой дальше трепа в поддержку Рудзутака не пойдут, вот увидишь! Родина и долг для них все!

— А помнишь, Паша у нас говорил…

— Что Паша говорил? Курил, да рассуждал, что мог бы сделать Рудзутак! Но ничего не сделал вот. И Пашка прогнулся и помчался в Токио, как сказал товарищ Сталин! А с Виталькой пусть треплется на диване дальше — кому хуже-то? — мама явно бушевала, чего я не помнила уже давно.

— Сейчас они ставили не на Рудзутака, а на Кирова…

— На Кирова? Как на… Значит, ты — в оппозиции к товарищу Сталину? — голос мамы упал, словно она не хотела принимать правды.

Они промолчали, словно не знали, что сказать друг другу,

— Знаешь, — голос папы на этот раз прозвучал неуверенно, — Паша такое мне рассказал о деле этих Ивановых, что волосы дыбом встают. Не забрать бы Настю из этой школы к чертям…

— Господи, что случилось? — мама перешла на шепот. Мне казалось, я чувствую ее волнение.

— Пашка с его умом в минуту мне решил мне ребус. Он не такие привык решать, — горько усмехнулся отец. — Говорит, дело яснее ясного: это дело — оплеуха Кирову. Дочь Аметистова, его первого заместителя, выступает яростно против сына оппозиционера Иванова. Никто из членов бывшей «новой оппозиции» Миронычу доверять уже не будет.

Я ужаснулась. Выходит нападки Иры на Мишу связаны с большой политикой! И Ира сама того не зная рушит карьеру своего отца, а сама она… сама она пешка в этой игре! Нужно было немедленно сказать обо всем Ире — все-таки я волновалась за нее.

— Кто же натравливает дочь Аметистова против линии отца? — голос мамы дрогнул.

— Не знаю. Видимо, как говорит Пашка, силы, которые играют против Кирова. Они имеют представителя в этой школе и давно взяли дочку на крючок.

— Да кто же это? Кто?

— Не знаю… Пашка тоже личностей не знает. Подожди, это только начало, — отец, похоже, прохаживался по комнате. — Киров, похоже, уже не контролирует окружение, как сказал Пашка. Жена первого заместителя — графиня Верховская, самая что ни на есть из «бывших». И дочке при случае могут вспомнить, что она из «бывших». При любом политическом ударе — это тяжелый компромат.

Тяжелый компромат… Неужели семье Иры может грозить опасность? И даже самого Сталина понизили… Выходит скоро его свергнут!

— Да и наша, дура, ведет себя не лучше. Паша правильно сказал: «То что делает твоя Настя, — это пощечина Орджоникидзе. Серго лично ручался за тебя перед Сталиным и ввел в кандидаты в ЦК, хотя ты высказывался в двадцать седьмом с симпатией к Объединенной оппозиции. Теперь дочь товарища Майорова сама защищает сына Ивановой, подозреваемую в измене родине. Что ответит Орджоникидзе, когда эти данные предъявит ему завтра Поскребышев или Березин?»

Я ужаснулась. Выходит, защищая Мишку, я приношу семье проблемы! Что, если и моих родителей обвинят в измене родине? Нет, этого не должно произойти! Но тогда мне придется…порвать с Мишкой, а он ведь тоже мне дорог! Но… Узнав об Аметистове Ира, может, не будет так строга к нему и вступаться не придется. Я глубоко вздохнула. Хотелось надеяться на это, но если нет…придется рвать. Ну почему, почему у всех нас столько проблем из-за этой оппозиции, вот за что?! Но все же я надеялась сохранить и родителей и друзей, однако времени оставалось мало.

Все-таки я не должна быть размазней в такой момент и должна порвать. Ради родины и семьи. Но хотелось сохранить и тех и тех. Наивная балда…

А Щебинин, оказывается, весьма умен и много знает о политике.О его связи с этой самой политикой я и не подозревала, когда увидела его впервые. Добрый ежик, а оказалось, что уже долгое время решает, как сказал отец, такие…политические ребусы! А в политике сейчас не все так спокойно… По итогам голосования должен был победить Киров! Но похоже там не посчитали довольно многих — это же какое недоверие между ними если не обратили внимания на… Я быстро сосчитала в уме, на целых 196 человек! И сейчас идет понижение и Кирова, и Сталина!

— Ремня бы ей всыпать разок не помешало бы! — раздался голос мамы.

Я понимала, что всё это серьезно и необходимо что-то делать.

Комментарий к Глава 12 У фотоаппаратов 1920-х годов была иная технология, напоминавшая “Полароид”, но со встроенными пленками-карточками

====== Глава 13 ======

Настя

Этого человека я видела один раз в далеком детстве, но с тех пор он врезалась в мою память навсегда. Высокий, темноволосый, в очках и военной форме он казалась мне воплощением какой-то строгости и доброты. Помню, мы с родителями еще до переезда в Ленинград гуляли по по закоулкам около Арбата. Стоял предпоследний день апреля, и небо казалось уже бездонно-синим и звенящим от своей высоты и яркого света. Ветер иногда шевелил уже покрытые зеленым пухом деревья и зацветавшую белую сирень, словно напоминая о приближении лета. Я не помню, куда и зачем мы точно шли, но помню, что мне было очень хорошо от вида проносящиеся пролеток и редких автомобилей, от легкого баса отца и моих просьб купить мне мороженое эскимо.

Он подошел к нам возле серого здания «Военторга» в военной форме, высоких галифе и при красных звездах на петлицах Он мягко улыбнулся мне, спросив, как меня зовут и я быстро представилась. Взрослы рассмеялись: видимо, я сделала это очень забавно. Не знаю, почему, но мне казалось, что доверять ему можно. Оказалось, они с моим отцом были друзья.

— Как там в Афганистане? — мягко уточнил папа. И легкая улыбка, и теплый взгляд говорили о том, что он был рад увидеть друга.

Они заговорили об Афганистане. Этот человек, которого звали Виталий, весело болтал с отцом об этой «стране гор», которую он, похоже, знал очень хорошо. От его рассказов мне представлялись невероятно высокие горы с ледяными вершинами, где на выступающих камням сидят орлы. И я искренне не могла понять, как можно подниматься по этим жутким горам, где огромные отвесные камни и хищные опасные орлы.