– Да так. Просто этот мужик что-то сказал, – она машет рукой в сторону телевизора.

– Блин, он такой балабол, – небрежно бросает Кейт, пока помещение наполняется паром и запахом плавленого сыра.

Мариса не считает себя ханжой, но все-таки – будь она квартиранткой в чужом доме, вряд ли стала бы бездумно произносить такие слова. Наверное, она просто слишком строго судит. Наверное.

– Джейк вернется в половине восьмого, – кричит Мариса с дивана.

– Да, я знаю, – отвечает Кейт, не отвлекаясь от готовки.

Без двадцати восемь они слышат щелчок замка входной двери. Кейт успевает поставить макароны с сыром в духовку, разложить на столе салфетки и расставить бокалы, наполнить кувшин водой и воткнуть в него веточки мяты из садовых горшков с травами.

– Я сочла их красивыми, – поясняет она. – Ты согласна?

Мариса, не имея сложившегося мнения насчет веточек мяты в обычной воде, выдает ни к чему не обязывающее одобрение.

– Я вернулся! – кричит Джейк из коридора.

Он заходит на кухню и сразу, не обращая внимания на Марису, направляется в сторону соседки.

– Боже мой, Кейт, это пахнет фантастически, – с этими словами он открывает дверцу духовки.

– Пожалуйста, не открывай дверцу, пока все не приготовилось, – приказывает Кейт, игриво откидывая его руку.

– Хорошо, хорошо, обещаю.

– Привет, – здоровается Мариса. Наблюдает за ними, и у нее невольно возникает ощущение, что она здесь лишняя.

– О, привет, Мариса. – Джейк улыбается и приветственно поднимает руку.

Даже не подходит и не целует. Мариса понимает, если сейчас не выйдет с кухни, то заплачет и опозорится. Поэтому она резко идет к выходу и бежит наверх в мастерскую, закрывает за собой дверь и прислоняется к ней спиной. Слезы бегут ручьем, но она их не вытирает. Мариса позволяет себе минуту слабости, зная, что нет причин плакать, просто чувствует усталость и беспокойство. Так устала. Уже несколько дней она страдает от упадка сил.

Раздается стук в дверь.

– Мариса? – с волнением в голосе спрашивает Джейк. – Ты в порядке?

– Да, все хорошо. Просто мне нужно немного времени.

За дверью тишина.

– Ладно, как скажешь. – Она слышит вздох и представляет себе выражение хорошо знакомого лица: любящее, обеспокоенное тем, что он все испортил. Во многих смыслах Джейк все еще тот семилетний мальчик, отправленный матерью в школу-интернат. Мариса думает: «Ему тоже нужны забота и любовь». Как и ей. Именно поэтому они идеально друг другу подходят.

– Не волнуйся, Джейк. Ничего страшного. Я спущусь через минуту, когда… я… закончу… ответ на это письмо, – бормочет она.

– Ладно. Увидимся внизу. Не спеши.

Когда шаги удаляются, Мариса бессильно опускается на пол. Она так устала, что ей меньше всего на свете хочется болтать с Кейт в этом ее элегантно-повседневном бретонском топе. «Отдохну пару минут и вернусь», – думает она. Идет в ванную и брызгает прохладной водой на лицо, в этот момент взгляд цепляется за лежащий в сумке для белья тест на беременность. Мариса вспоминает, что менструация должна была начаться несколько дней назад, о постоянном чувстве усталости и постоянных попытках забеременеть. И тогда у нее в мыслях появляется очевидное объяснение.

Мариса садится на унитаз и начинает мочиться, когда мочевой пузырь вот-вот опустеет, она подставляет под струю тестовую полоску. Закончив, надевает розовую пластиковую крышку и кладет тест на край раковины. Ждет несколько минут, поглядывая на часы. Как только время вышло, заглядывает в окошечко теста и видит две полоски – две четкие вертикальные фиолетовые линии, которые с неопровержимой уверенностью сообщают о беременности.

Она радостно кричит, да так громко, что сразу же прибегает Джейк. На этот раз Мариса позволяет ему войти.

Теперь, когда радость утихает, Мариса находит беременность утомительной. Она постоянно чувствует себя разбитой, по телу растекается тяжесть и медленно оседает в области желудка, где булькает и урчит в самые неподходящие моменты. Первый триместр можно описать словом «оторванность», словно ты находишься не в своем теле. Предпочтения в еде меняются в одночасье. Мысль о зеленом овоще уже вызывает тошноту. Она может питаться только хумусом и хлебом и всеми продуктами бежевого цвета, больше – ничем. Нет внутреннего спокойствия, обещанного книгами о детях и журналами о здоровье. Вместо этого она завалена делами: стоило только сходить к своему врачу, и в почтовом ящике начали появляться разные листовки, брошюры с нелепым шрифтом, предлагающие запись в дородовые классы и проповедующие достоинства грудного вскармливания. Мариса послушно ходит на все назначенные врачебные приемы. Джейк сопровождает ее со щенячьим энтузиазмом. Она возвращается на занятия йогой для беременных и стискивает зубы, как только Кэрис заводит разговоры о Матери-Земле, материнских энергиях и богинях, таящихся внутри каждой женщины.

Большую часть времени проводит дома в постели и полулежа на диване. Смотрит дневные телепередачи и подписывается на стриминговые сервисы для доступа к самым актуальным американским киноновинкам. Она подсела на шоу, в котором показывают повседневную жизнь экипажа на шикарной яхте, и замечает, что за завтраком открывает свой ноутбук, чтобы наверстать упущенное и узнать, как же развиваются отношения между мужчиной и женщиной-матросом, или посмотреть на реакцию шеф-повара, получившего от какого-то олигарха очередной список безглютеновых блюд.

– Как ты можешь это смотреть! – замечает Кейт однажды утром. Она вроде бы шутит, но Мариса слышит осуждение в ее тоне. Соседка смотрит выпуски «Ньюснайт» и слушает «Радио 4». Перед работой съедает кусок поджаренного ржаного хлеба, намазанный шоколадной пастой. Мариса же не может есть ничего другого, кроме круассанов. Глупое беспокойство из-за лишнего веса.

Каждый день она понемногу работает, но ее картинам не хватает энергии. Кажется, будто она разучилась владеть кистью, поэтому у нее не получается изображать энергичных детей. Мариса расстраивается, рвет рисунки и бросает бумагу в урну.

Джейк не понимает ее апатию. Каждый день ходит на работу, а по вечерам приносит сладости: например, однажды принес спелый нектарин, который она не захотела, поэтому он съел сам, а Мариса смотрела, как по его подбородку стекает сок, и злилась, что он такой несообразительный. Представьте себе, что вы можете съесть нектарин и даже не удосужитесь смахнуть сок! Один школьный знакомый из Америки однажды назвал толстого мужчину «увальнем», именно это слово приходит на ум Марисе при виде Джейка, важно расхаживающего по дому и оставляющего на журнальных столиках и столешницах след из немытых кружек, в полной уверенности, что она все соберет и положит в посудомоечную машину. Мариса понимает его привычку к тому, что другие люди многое делают вместо него. Джейк принадлежит к той группе англичан, которым никогда не приходится утруждать себя изучением правил этикета, ведь эти правила создаются ими.

Ночью, лежа в постели, она испытывает отвращение к себе и раскаяние за недобрые мысли. Напоминает себе, что Джейк прекрасный. Добрый. Хороший. Джейку можно доверять. Он поддерживает, волнуется и хочет от нее ребенка. Когда их взгляды пересекаются, Мариса замечает, что его лицо светится от радости.

– Мне кажется, у тебя немного выпирает живот, – говорит он однажды утром, пока они пьют кофе в саду. Теперь Мариса выпивает только одну чашку в день, медленно смакуя, растягивая удовольствие. Позднее лето еще радует солнцем, и камни патио окрашены в бледно-желтый оттенок.

Мариса рассматривает свой живот. Она не видит разницы, и от этого все кажется нереальным. Как внутри тебя может развиваться человечек, если нет никаких внешних доказательств? Джейк явно готов к ребенку, и отчаянно желает, чтобы все произошло как можно быстрее. Он не умеет ждать. Джейк однажды признался: «Нетерпеливость – мой самый главный недостаток». Мариса сидит на скамейке и колеблется, но потом ставит чашку кофе на землю и выпячивает живот.