— Я убил своего отца. Осознанно и намеренно…
========== 18. Самоанализ ==========
После того разговора у озерца Локи очень много думал. Он вывалил на Брока всё, что накопилось, а накопилось за тысячу лет его жизни преизрядно.
Брок просто слушал, кивал, хмыкал. Не произнёс ни слова. Но Локи чувствовал и его внимание, и молчаливую поддержку. Это… грело. Не так, как безусловная любовь Фригги. Иначе. Но тоже грело.
С того дня для Локи стало многое яснее. Он понял себя, как никогда прежде не понимал. Понял и Одина, и Тора. Любить их он после этого не стал, конечно. Скорее наоборот.
Зато откуда-то взялись силы, и терпение, и обострённое внимание. Да, ему не быть царём Асгарда, не сидеть на золотом троне с волшебным копьём, не повелевать Девятью мирами открыто, навязывая всем и каждому свою волю.
Но нужно ли ему вот так, в открытую?
Локи начал в этом сомневаться.
Да, красоваться на троне — это зрелищно. Ярко. Все будут о тебе знать. Поклоняться. И ненавидеть тоже. Но…
Брок ведь прав: главное — не попадаться. Затаиться, как змея в высокой траве, и ударить так, чтобы никто не понял, откуда прилетел удар. Стать тем, кто дёргает за невидимые нити — а куклы и догадываться не будут, что они куклы. Превратиться в силу за троном.
Потому что ни Золотой дворец, ни стоящие у трона, ни асы не достойны того, чтобы играть с ними в открытую. Только Фригга… Но матушка особенная, и другой такой просто нет.
Локи любил её всем сердцем, и сколько бы ни косился на него Один, подозревая во всех грехах мира, Локи знал про себя, что в нём есть и доблесть, и отвага, и смелость, и любовь. Просто не те, что понятны асам.
Потому что он — не ас.
Отцом его был йотун, властитель инеистых великанов, синекожий красноглазый гигант Лафей. И да, Локи и сам становился синекожим, покрытым узорами, с красными глазами — но лишь когда соприкасался с кем-то из йотунов или с их артефактами. Он ненавидел эту часть себя. Йотуны были врагами асов, и плевать, что Локи — всего лишь приёмыш.
Однако другая его часть была не от них. Потому что он с лёгкостью удерживал форму аса, потому что он был белокож и голубоглаз, не был уродливо велик, и вообще…
А значит, где-то была или есть его мать неизвестной расы. Но она точно не из йотунов.
Иногда взгляд Одина становился таким испытующим, словно он ждал от Локи чего-то совершенно определённого. Словно что-то знал.
Но Один не скажет. Никогда и ни за что. Он умел хранить тайны и был способен вывернуться, даже если его прижали к стенке. Ведь про Лафея он сказал, а о матери Локи умолчал.
Локи думал прийти с вопросом о матери к Фригге, но не стал. Это её обидит, а обижать матушку Локи не хотел. К тому же она может и не знать. Да и сам Один может не знать, если он и вправду нашёл младенца там, где сказал. А Лафея уже не спросишь.
Но поиски той, что его родила, Локи не считал первоочередной задачей.
Для него стало важнее определить свои сильные стороны. Принять свои тайные силы. Не то, что бросается в глаза. Не то, чем принято кичиться среди асов. Другое. Только его.
И главной среди этих сил были его вассалы. Пусть и не очень тайной.
Несмотря на то, что они успели навалять и Тору, и его свите, в Золотом дворце их по-прежнему не принимали всерьёз. Как же — это всего лишь мидгардцы!
Даже Тор и его прихлебатели относились к Страйку с пренебрежением. Словно кто-то заморочил всем головы. Хоть царапина у Сиф под глазом и зажила, но тёмный шрам остался. А Фандралу сломали ребро. И, поскольку Фригга категорически запретила лечить всех, кто пострадает в драках с мидгардцами, красавчику пришлось три недели носить повязку на рёбрах, держать спину очень прямо и охать при любой попытке нагнуться. Это грело змеиное сердце Локи: Трёх воинов, как именовали этих вассалов Тора, он с детства терпеть не мог. Да, и самоуверенную напыщенную дуру Сиф — тоже.
Что ж, такое отношение на руку и Локи, и Страйку. С некоторых пор Локи начал считать, что недооценка лучше, чем трезвый взгляд. Кажется, этому он научился у Брока.
Похоже, с некоторых пор Локи перестал считать Асгард безопасным для себя местом.
Подслушивать разговоры Страйка и шариться в их сознаниях оказалось крайне полезным и поучительным. Хотя далеко не всегда приятным.
В ближайших планах Локи было очередное путешествие в Мидгард за пирожными, кофе, сахаром — и книгами.
========== 19. Выбор ==========
Бывший Актив Гидры, её Железный Кулак, бывший Призрак и Зимний Солдат, а ныне полностью вспомнивший себя Баки Барнс сидел в крыле целителей на жёсткой скамье — кресел он с некоторых пор не переносил — и гладил устроившуюся у него на коленях Гримхильду. Та немилосердно линяла на его чёрные штаны, но на эти мелочи Баки было наплевать. К тому же кошка линяла не просто так: она тоже выздоравливала и меняла старую шерсть на новую.
Над левым плечом Баки колдовали, заинтересованно воркуя, целительницы во главе с царицей Фриггой. Что они там делали, Баки не смотрел. Боли ему не причинят и о результатах скажут. За спиной две ученицы целителей, тихо щебеча, заплетали ему косички.
Баки очень нравились косички.
— Баки, — окликнула его Фригга. Тут его имя приняли без вопросов и дурацких шуток.
Он поднял голову, глядя в прекрасное лицо царицы.
— Всё плохо? — спросил он.
— Не совсем, — улыбнулась она. — То, что сотворили с тобой люди… Это грубо, топорно, неумело и жестоко. И теперь есть два пути: вырастить тебе живую руку — это займёт около года. Или заказать у цвергов по-настоящему хороший протез, артефакт, и установить его.
— У меня нет ничего, что я мог бы предложить цвергам за артефакт, — честно сказал Баки. — В Мидгарде я знаю множество схронов Гидры с деньгами и драгоценностями. Знаю, где хранилища со всякой магической дребеденью. Но кому это здесь нужно?
Фригга ласково погладила его по живому плечу.
— Если ты примешь вассалитет у моего сына, твои нужды станут его заботой, — сказал она.
— Локи? — уточнил Баки на всякий случай.
Фригга кивнула.
Гримхильда перевернулась на спину, растопырив лапы, и замурлыкала ещё громче. Баки аккуратно погладил её по белому животику.
— Мне надо посоветоваться с командиром, — решил Баки. — Не про вассалитет, а про руку.
— Конечно, — кивнула Фригга.
Баки дождался, пока ему доплетут косички, поблагодарил девушек, отчего те смущённо захихикали, и отправился в крыло, отведённое Страйку, по пути размышляя о том, что девушки одинаковы во всех мирах и временах. Даже если с первого взгляда так и не кажется.
О вражде Страйка и свиты Тора Баки знал, но за себя не опасался. Он вообще напрочь разучился бояться. Фригга говорила, что это плохо. У Баки своего мнения пока не сложилось.
Брок Рамлоу проводил тренировку. Он уже успел собрать вполне приличную тренажёрку под открытым небом, благо климат Асгарда такое вполне позволял, и сейчас гонял бойцов в хвост и в гриву.
— Отпустили тебя? — спросил он не оборачиваясь.
Баки ещё в Гидре восхищало, как командир, не будучи суперсолдатом с улучшенными органами чувств, определял его приближение.
— Да. Надо посоветоваться.
— Советуйся, — разрешил Брок.
Баки кратко, но обстоятельно пересказал предложение Фригги. Брок даже не стал задумываться с ответом.
— Артефактный протез от цвергов, конечно.
— Почему? — удивился Баки.
— Потому что ты боец, Барнс, а не кружевница, — усмехнулся Брок. — Нас сюда взяли как группу огневой поддержки. Без своей лапищи ты хрен знает сколько времени потратишь на то, чтобы сменить стиль боя.
— Но Локи может не захотеть… — протянул Баки.
— Я с ним поговорю, — пообещал Брок. — Он на самом деле любит сложные задачки для ума.
— И про вассалитет скажи, — попросил Баки. — Я в душе не ебу, что там и как.
— Клятва верности в свободной форме, — ухмыльнулся Брок. — Таузиг, не виляй жопой, не у шеста! Оммаж работает в обе стороны. Это тебе не ЩИТ и не Гидра. Ты для Локи, он для тебя.
