Режиссер за камерой показал обеими руками «О’кей».

Паулина резко прекратила смех:

– Друг мой, как бы мы ни хотели поговорить о легком, веселом, порой нам приходится забыть о смехе. Ты знаешь о «Северном пути»? – студия притихла.

– Скажем так: я об этом слышал. Это одна из крупнейших логистических фирм в Польше, – Матеуш даже не поглядывал в шпаргалку.

– Верно. Но теперь это лишь одно слово – банкрот.

– В связи с чем?..

– Об этом мы можем узнать у самого́… – Паулина медленно повела рукой в сторону, словно представляя кого-то, – у Ивана Дмитриевича Салтыкова – главы компании «Северный путь».

И тут в объектив попал худощавый мужчина с короткой бородкой, Иван Дмитриевич Салтыков. Он нервно поправлял правой рукой синий галстук, а левую держал на колосе инвалидного кресла, в котором сидел. Он не был похож на владельца крупной фирмы, его не выдавали дорогие часы или модная обувь. У Ивана Дмитриевича была внешность интеллигента, пытающегося скрыть свой достаток.

– Доброе утро, Иван, – Матеуш мгновенно превратился в серьезного бизнес-аналитика.

– Доброе утро, Матеуш. Доброе утро, Паулина. Я рад, что вы пригласили меня.

– Иван, новость о том, что «Северный путь» выбывает, потрясла рынок Польши. Все-таки «Путь» являлся одной из главных точек в торговом пути между Польшей и другими странами.

– Извините, но я вынужден вас огорчить. Я согласился прийти на вашу программу только потому, что «Доброе утро, Польша!» имеет достаточно обширную аудиторию, к которой я хотел бы обратиться. Поэтому я не собираюсь отвечать на ваши вопросы, – Иван положил руки на стол. Он словно превратился в статую – строгую, непоколебимую.

– Да, но… – Матеуш многозначительно посмотрел на режиссера.

Среди членов съемочной группы пробежал шепот. Режиссер дал отмашку «пусть говорит».

– Мы рады выслушать вас, – Матеуш заметно нервничал – профессиональная выдержка начала сдавать.

– В связи с тем, что сейчас моей скромной персоне уделено столь пристальное внимание, я принял решение ответить всем сразу. Во-первых, «Северный путь» прекращает свое существование. Причин вы не узнаете. Во-вторых, я не собираюсь продолжать какую-либо деятельность на территории Польши, тем более связанную с бизнесом. В-третьих, я…

Следующие слова вызвали бурю негодования среди зрителей. О персоне Ивана до этого случая говорили мало. Интервью он не давал, историей своего успеха не делился – типичный бизнесмен, отдающий всего себя работе. И вдруг такой скандал! Крупнейшие польские СМИ: «На тему», «Независимая» и «В политике» – выделили «разгрому русского олигарха» по пять полос. Случай беспрецедентный.

– … не хочу слышать от телевизионных крыс вопросы о том, в чем они не разбираются.

В студии воцарилась тишина.

– Просим прощения, но ведь мы еще ничего конкретного у вас не спросили, – Матеуш пребывал в смятении.

– А я говорю не о вас, – небрежно бросил гость. Съемочная группа выдохнула. – Я говорю о популярном журналисте и редакторе, что решил копаться в моем прошлом. А в прошлом моем нет ничего, что могло бы интересовать журналистов или телевизионщиков.

– Вы сейчас говорите о «Белом расследовании»?

– Я ни о чем не говорю, – Иван отвел взгляд.

– Постойте, но вы сейчас в прямом эфире оскорбляете моего коллегу, и я не думаю…

Режиссер приблизился к камере и начал активно махать руками. «Прекращай! Прекращай!»

– Ваш коллега решил приплести меня к ужасающим событиям, произошедшим еще в СССР. Я не буду говорить конкретно, так как не хочу делать ему рекламу…

– Я поясню, – перебил Матеуш. – Речь идет о страшном пожаре, которой освещал мой коллега Патрик…

До сих пор спокойный Иван внезапно вскрикнул, схватил стакан с логотипом «Родной» и со всей силы бросил в сторону телеведущих. Бах! Звон осколков разнесся по студии.

– Хватит! Если вы, грязные телевизионщики, работники вшивого крысиного гнезда, думаете, что я готов это терпеть, я вам поясню… – вся студия напряглась.

Паулина вскочила и шмыгнула в сторону. Матеуш, решивший, что все грязные слова адресованы лично ему, встал в защитную стойку. Ему даже в голову не пришло, что старику в инвалидном кресле будет трудно вступить в драку.

– Я и мое прошлое не должны становиться достоянием общественности! Ни вас и никого другого это не касается. Любой, кто захочет это оспорить, пусть оглядывается!

Иван с силой ударил ладонью об стол. Отцепил микрофон, швырнул его и, вращая колеса, двинулся в сторону выхода из студии.

Вся эта ситуация не имела бы большой журналистской ценности, если бы не события, произошедшие на следующий день. Патрик Мазурек – журналист, окончивший в Абрахамский университет, посвятивший последний год жизни «Белому расследованию», – был найден мертвым в своей съемной квартире.

ГЛАВА 3

«ДОМ»

– Алло, Маргарита, привет… – Иван говорил по громкой связи.

– Иван Дмитриевич, слушаю вас.

– Вы где сейчас?

– Уже подъезжаем. Думаю, можно готовиться к ужину.

– Отлично. Как прибудете, я скажу Ильдару, чтобы он вас встретил.

Иван Дмитриевич сидел в своем кабинете. Он долго смотрел на пустую маленькую рамку для фотографии. Перевел взгляд на стены, отделанные дубовыми панелями, с восточный стороны заставленные книжными полками. Большинство книг не имели перевода на русский. Верхние полки хранили самые редкие и старые издания: «Сказ о древних пацитири», «Северный кадат», «Искусство приближения», «Ночные странствия Сканди» Джерома Нэша, «Колесники и их обычаи» Пана Укаша. Западная стена представляла собой галерею – на ней висело множество фотографий и картин, рассказывающих историю жизни Ивана. Фотография с Варшавского вокзала 1961 года, когда Иван Салтыков прибыл в Польшу. Первое большегрузное судно, уходящее в Китай. Фото, на котором Иван Салтыков стоит в пуховике и ватных штанах на арктическом острове Принца Фатели…

Он опустил руки на холодные металлические обода колес. Сделал пару движений и подкатил к фотографии небольшого формата. На ней стоял взрослый мужчина, обнимающий ребенка. Отец и сын.

– Ублюдок… – он произнес это так, будто боялся чьей-то реакции.

Два коротких стука.

– Иван Дмитриевич, извините…

– Да, Ильдар, я не занят.

– Можем начинать накрывать на стол?

– Да. Только горячее не подавайте пока что. Маргарита сказала, что они уже подъезжают. Но, я думаю, моему внуку захочется отдохнуть перед ужином.

***

Иван Дмитриевич сидел в инвалидном кресле в центре большого холла. За его спиной стремились вверх две полукруглые лестницы. Холл, как и кабинет, полностью покрывали дубовые панели, источающие легкий древесный аромат. Иван Салтыков не терпел нагромождения мебели – в холле была лишь пара ярких декоративных элементов интерьера. Одним из них была картина, изображающая простенькое архитектурное сооружение с подписью «Дом».

По правую и левую сторону от Ивана стояли двое: Ильдар, молодой человек в белой рубашке и классических брюках, и Назира —тучная женщина средних лет в бледно-зеленом платье и белоснежном кружевном переднике. Ее волосы были аккуратно собраны белой заколкой. Вся троица имела спокойный, выжидающий вид.

– Что-то они долго, – Иван нервно сжимал подлокотники кресла.

– Не переживай, Иван Дмитриевич, мне кажется, они на подходе. Две минуты назад Александр с поста сообщил, что они уже на территории, – Назира положила руку на плечо Ивана.

– Если он сильно похож на моего сына, мне будет сложно найти с ним общий язык.

– Вы так долго ждали этой встречи… Думаю, ваше негодование улетучится, как только вы узнаете его поближе, – учтиво склонил голову Ильдар.

– Слушай, ты ведь понимаешь, что он тебя ни разу не видел. Не нужно его пугать своей нервозностью, – Назира была более напористой.

– Тогда помогите мне…

Двустворчатая резная дверь открылась, и в дом вошел юноша лет шестнадцати с чемоданом. Иван Дмитриевич выдохнул. От отца внуку достался только высокий рост и чуть вздернутый нос – отличительная черта всех Салтыковых. В остальном он был копией своей красавицы мамы. За ним вошла Маргарита с большой дорожной сумкой. Иван еще секунду молчал – не знал, что сказать. А потом выдал: