– Вы думаете, это хорошая идея? – обратившись к Маргарите, Фируза на сводила глаз с сына.
– Насколько я знаю, Иван Дмитриевич никогда к вам плохо не относился.
– О да, он пытался меня защищать – насколько это возможно на расстоянии. К нему у меня претензий нет, да и в любом случае решать не мне. Решать тебе, – сказала Фируза, продолжая смотреть на сына.
– А что он хочет мне рассказать?
– Скорее всего, он хочет поговорить о наследстве. Видите ли, после ссоры с сыном Иван Дмитриевич разорвал с ним отношения. Теперь он его не признаёт. Поэтому сейчас единственным достойным наследником, по словам вашего деда, являетесь вы.
– Но как?.. Он ведь меня совсем не знает. Мы с ним даже не говорили ни разу! Почему он считает меня хорошим наследником?
– Вы хороший, потому что единственный.
– Так… Это когда, получается, нужно ехать? – Фируза встала и направилась в коридор.
– Он уже все подготовил и ожидает в Казани. Если быть точным, в Казанской области, поселок Чумское. Если ваш сын решит…
Фируза взглянула на сына, ожидая его реакции.
– Стоп, а что он подготовил?
– Дом, который он приобрел. Не переживайте – не из-за вас и не для вас. Иван Дмитриевич мечтает встретить старость в родных землях. Это дом с собственным прудом и хорошим участком леса. Он даже кроликов завел, хотя ухаживать за ними не успевает. После его смерти весь участок отойдет одному польскому университету. О том, что именно будет с домом, Иван Дмитриевич не распространяется.
– Мама, меня эта идея не радует. Неизвестный мне человек оставляет какое-то наследство и хочет, чтобы я поехал неизвестно куда с его помощницей. Все это как-то…
– Я вас понимаю, как и Иван Дмитриевич. И, как он передал, я не буду вас уговаривать. Если вы не имеете желания, так тому и быть, – Маргарита уложила документы обратно в портфель.
– Так, дорогой, ты в этом уверен? Я, конечно, тебя понимаю, но… Мы с ним много переписывались, так как ему было стыдно за поступки… – Фируза стояла в проходе и все сильнее сжимала в руках полотенце, – своего сына, но он и правда был добр ко мне.
– Я думаю… Да у меня и учеба… Как я сейчас сорвусь? Я…
Сын вскочил и ушел в комнату, не попрощавшись с Маргаритой.
– Вы его простите, просто у него… Все, что напоминает ему об отце…
– Конечно, я вас понимаю, и его тоже. Но если все-таки когда-нибудь ваш сын передумает, то пусть позвонит мне вот по этому номеру. Я устрою ему поездку. Ивану Дмитриевичу хватит одного дня, чтобы все объяснить и передать, – Маргарита направилась к выходу.
– Извините, я хотела узнать… Вы, конечно, не подумайте… Просто… – Фируза сильно смущалась и не находила себе места, – что хотел передать Иван Дмитриевич моему сыну? Неужели деньги?
– О, этого я вам сказать не могу. Но не потому, что мой начальник такой суровый и может меня уволить за передачу этих сведений. Это своего рода сюрприз. Но могу вас заверить, что Иван Дмитриевич помнит о своем внуке. А эмоции – это не про него, – Маргарита вышла из квартиры и остановилась перед тем, как уйти. – И если вы думаете, что это звучит смешно – ведь за шестнадцать лет дед ни разу внука не видел, – то вы ошибаетесь. Вот, – Маргарита вынула из внутреннего кармана конверт и передала Фирузе, – возможно, это поможет вашему сыну принять решение.
– Хорошо. Вы уж простите его. Я с ним поговорю.
– Мне кажется, не стоит. Он передумает, – Маргарита лукаво улыбнулась и помахала рукой Фирузе: – До встречи!
***
Паскаль шумно дышал, усевшись на кровати в комнате хозяина, – он следил за быстрыми движениями карандаша в его руке. Наконец тот отложил карандаш и, уставившись на конверт у края стола, взял его.
Паскаль встал и медленно приблизился к хозяину, требуя ласки. Но тот, не обращая на пса внимания, возился с конвертом.
Из него на пол вывалилась затертая, выцветшая фотография. Пес уставился на фотокарточку, с которой на него смотрел ребенок – маленький, лет двух. Знакомые глаза – глаза хозяина. Ребенок был в желтом костюмчике и разноцветной кепке набекрень. Хозяин поднял фото с пола и внимательно рассмотрел его. Перевернув, прочитал вслух:
– «Ивану Дмитриевичу от Фирузы и его внука». Похоже, мама писала. А ниже продолжение: «Дела вынуждают, но сердцу от этого не легче».
Он положил фотографию в кипу бумаг на столе. Паскаль взглядом проследил за его рукой.
– Эх, дружок, глядя на это, можно выстроить готовую картинку будущей работы, – стол юноши полнился черно-белыми фотографиями, записями из архивов, газетными вырезками, схемами. – Это история нашей семьи. Даже ты тут будешь. Люди в ней – живые, изученные. Вот взглянешь на них – а уже все ясно: кем и каким кто был. А самое интересное – генеалогическое древо. Пока это всего лишь схема, но ведь это пока! Вот только на правой стороне, стороне отца, – дыра. Хотя – один уже есть.
Паскаль безмятежно наблюдал, как его хозяин взял присланную фотографию, перевернул ее и прикрепил к схеме булавкой.
– А во главе всего – он, Иван Дмитриевич Салтыков. Человек, которого я совсем не знаю, но который смог бы прояснить картину…
***
– Маргарита, добрый день. Это…
– О, привет! Если что, мы можем на ты, – Маргарита уже знала, кто звонит.
– Хорошо. У меня к вам только один вопрос…
– Я тебя слушаю.
– Болезнь Ивана Дмитриевича как-то повлияла на его память?
– Я не совсем поняла…
– Ну… Он сможет вспомнить что-то о своих родных, о том, чем он занимался в молодости? Может что-то рассказать о своих предках? Возможно, он даже…
– Это интересно…
– Вы о чем?
– Поверь мне, если ты решишься приехать к Ивану Дмитриевичу и поговорить с ним по душам, то узнаешь очень многое о роде Салтыковых.
ГЛАВА 2
«ДОБРОЕ УТРО, ПОЛЬША!»
13 сентября 2001 года все газеты Польши пестрели заголовками: «Русский олигарх показал себя!», «Русский магнат рассказал о себе в прямом эфире», «Кто он – гений-миллионер или самый страшный скандалист?», «Иван Салтыков – такой, какой есть!».
Об этом инциденте многое сказано в документальном фильме 2003 года – «Такой первый и такой “Родной”», снятом редакцией телеканала «Родной» о внутренней кухне канала.
Что это было: удачный рекламный ход или вынужденная агрессия – агрессия со стороны Ивана Дмитриевича Салтыкова?..
– Доброе утро, Польша, с вами в эфире, как всегда, Здислав Матеуш и…
– …и Паулина Каминская в программе «Доброе утро, Польша!».
На телеведущих направлены три телевизионные камеры, несколько точек света и десятки пар глаз рабочих телеканала «Родной». Фон – утренняя Варшава. Уже привычная суета за камерами не волновала профессиональных телеведущих. Вся съемочная группа готова к любым обстоятельствам, ведь «Доброе утор, Польша!» в эфире более пятнадцати лет.
– Паулина, перед тем, как мы пригласим нашего гостя, можно ли задать тебе личный вопрос? – Матеуш оперся локтем на стол и повернулся к Паулине. Профессиональный актер.
– О Матеуш, ты же понимаешь, что мы в эфире? – Паулина улыбалась, обнажив белоснежные зубы.
– Нет-нет, о чем ты думаешь? – он наигранно рассмеялся. – Я хотел спросить у тебя о музыке. Ты любишь рок?
– О да! Неужели ты заметил мою татуировку? – она кокетливо стрельнула глазами.
– Так! Стоп! Вы ведь в курсе, что я женат? – обратился Матеуш к зрителям. – Я тебя спрашиваю потому, что Комитет по защите нравственности отменил Польский Вудсток. Ты можешь себе представить? Крупнейший рок-фестиваль остался без площадки!
– О нет!
– Да. Уже на протяжении пяти лет у любителей рок-музыки была возможность собраться вместе и повеселиться. А что теперь?
– Матеуш, мы, любители AC/DC, Metallica, Led Zeppelin, в любом случае найдем место, где повеселиться. А Комитету по защите нравственности стоит перенаправить свой взор немного в другую сторону…
– О да, – подхватил Матеуш; теперь они рассмеялись вдвоем, – если вы понимаете, о чем мы говорим.