— Не подходит.

Хозяйка нахмурилась, но промолчала. Отложив забракованный вариант, она вытащила второй, ещё роскошнее. Передо мной предстало светло-розовое, как закат, платье, покрытое тончайшей серебряной паутинкой вышивки, представляющей из себя узор из мелких крестиков. В ответ на безмолвный вопрос я тяжело вздохнула.

— Не то. Совершенно.

На самом деле это платье понравилось мне с первого взгляда, но восторженные фантазии о том, как неотразимо я бы в нём выглядела, в корне пресекались одной-единственной мыслью: в Корниэлле должна появиться не сногсшибательная красавица-богатейка, а ничем не примечательная жительница южных окраин. Такая вызовет гораздо меньше интереса и вряд ли кому-нибудь запомнится.

— Может быть, померяете хоть что-нибудь? — не скрывая нетерпения, раздражённо спросила хозяйка. — Или вы пришли сюда просто поглазеть? Я таких не люблю.

Её тон меня удивил. Обычно торговцы общаются с посетителями, придерживаясь льстительно-вкрадчивых интонаций, даже если в глубине души терпеть не могут клиента. Я же натолкнулась на почти неприкрытую враждебность. Нарываться на ссору не хотелось, и я решила уладить всё мирным путем.

— Я думаю, нам не стоит спорить. Возможно, мы просто недопоняли друг друга. Я постараюсь объяснить более подробно, что хочу. Видите ли, мне нужно платье, но самое простое, которое позволило бы не выделяться из толпы и не привлекать лишних глаз. Прошу прощения, если чем-то обидела вас в начале нашего общения, и искренне надеюсь на вашу помощь.

Говорить многословно и цветисто, при этом приятно улыбаясь, меня научил Сокол. «Мягкая лесть и обходительность откроют гораздо больше замков, чем грубая сила», — любил повторять он.

Хозяйка долго молчала, всматриваясь мне в лицо. Наконец, уголок её губ дернулся, а неприступное выражение лица смягчилось.

— Маритт, — бросила она.

— Что? — удивилась я.

— Маритт, — с нажимом повторила женщина. — Так меня зовут. Извини, если была резка. Обычно в мою лавку заглядывают только те, кто хорошо знает меня или кого хорошо знаю я. Случайные посетители вроде тебя забредают очень редко. Я этому рада: мне, как и тебе, ни к чему лишние соглядатаи.

— Мелиан, — представилась я. Её неожиданное откровение и резкий переход на «ты» сбили меня с толку. — Так вы покажете мне то, что я прошу?

Маритт кивнула и вновь исчезла за дальней дверью. Когда она вернулась, в руках было именно то, что я искала: светло-серое платье, украшенное только чёрной шёлковой ленточкой, нашитой под грудью, и незатейливым цветочным узором того же цвета, пущенным по краю подола.

— Примерь, — произнесла женщина, протягивая платье. — Не боги весть что, конечно, но лучше, чем ничего.

***

Видимо, Маритт была опытной портнихой, потому что платье село, как влитое, а бесстрастное зеркало отразило преображённую меня, почти неотличимую от местных жительниц. Разницу составляла лишь причёска: нужно было придумать, как заколоть волосы в ту самую «корону», столь любимую встреченными нами местными девушками.

Я попыталась собрать что-то похожее на затылке, но потерпела неудачу: пряди рассыпались по плечам. Маритт, молча наблюдавшая за моими мучениями, снисходительно улыбнулась.

— «Венок Бриссы» делается просто. Если хочешь, могу помочь. Не волнуйся, я не возьму с тебя за это лишнего медяка. Просто стой неподвижно.

— Бриссы? — уточнила я, наблюдая в зеркало, как женщина возится с моими волосами. Её руки действовали слаженно и ловко, быстро выстраивая причёску из беспорядочных прядей.

— Богиня зимы. Говорят, что она носит на голове волшебный венок, в который воткнуто веретено, помогающее управляться с метелью.

Помолчав, она добавила:

— Спасибо, хоть веретеном не украшаются.

— Я знаю, кто такая Брисса, — почти одновременно с ней выпалила я. — Просто удивило, что жительницы Лиэнна, южного города, вдруг решили почитать богиню зимы!

Маритт пожала плечами — это их дело. Заколов последнюю прядь, она отступила на шаг назад, довольно оглядывая своё творение, и удовлетворённо кивнула.

— Вот теперь хорошо.

Я наклонилась к зеркальной поверхности, придирчиво оглядывая себя и восхищаясь мастерством угрюмой хозяйки лавки. Преображение в жительницу Лиэнна закончилось. Надеюсь, в Корниэлле не встретятся излишне любопытные люди, которым вздумается выведать всю мою подноготную.

— Если надумаешь назваться лиэннийкой, — вдруг тихо проговорила Маритт, — веди себя более скромно. В этом городе девушки не смеют смотреть так смело и прямо, как ты. И ладони старайся держать в рукавах. У нас считается неприличным выставлять их напоказ.

Я замерла. Сердце захолонуло. Неужели я чем-то выдала себя? Украдкой взглянув в зеркало, я поймала внимательный взгляд Маритт.

— С чего вы взяли, что я собираюсь кем-то притворяться? — возмутилась я, с ужасом чувствуя, как фальшиво это прозвучало. — Просто мне нравится местная манера одеваться и причесывать во…

— Твои заботы — это только твои заботы, мне они неинтересны, — перебила женщина. — Ты мне понравилась, и я хочу тебя предостеречь на всякий случай. Теперь собирайся и уходи. С тебя причитается тридцать восемь серебрушек.

Резко взмахнув юбкой, она удалилась. Я поспешила следом.

Маритт стояла, опираясь костяшками пальцев на круглый стол, задумчиво глядя в мутное окно. Ощущая робость перед этой странной женщиной, я отсчитала требуемое и осторожно пододвинула к ней поблескивающую горку монет.

— Спасибо за всё! Старую одежду я оставляю здесь. Можете её сжечь.

— Будь осторожна, — ровным голосом произнесла хозяйка лавки. — Когда-то мне тоже пришлось убегать. Я помню весь тот страх, что преследовал меня. Никакие гончие в мире не сравнятся с тем, что грызёт тебя изнутри.

— Боюсь, я вас не совсем понимаю, — протянула я. Столь внезапное откровение удивило меня. — Уверяю, я ни от кого не убегаю. По крайней мере, пока!

— Я ненавижу этот город, — глухо процедила Маритт, не отрывая глаз от окна. — Эти душные дома, этих напыщенных жителей, это палящее солнце…

В её голосе прозвенели нотки плохо скрываемого безумия. Я опасливо попятилась к выходу, гадая, успею ли я закричать. Женщина продолжала:

— Я живу здесь уже тридцать лет. Тридцать лет вдали от детей, которые даже не знают своей матери. Вдали от родных мест. И до сих пор по ночам я просыпаюсь в страхе, ожидая, что откроется дверь, и на пороге появится он.

— Кто? — осторожно уточнила я, оглядываясь через плечо на выход. Маритт коротко хохотнула.

— Мой муж. Знаешь, откуда я?

Она уставилась на меня. Я вынужденно покачала головой. Наверное, все мои эмоции отразились на лице, потому что хозяйка уже спокойнее произнесла:

— Ты меня боишься? Не стоит. Это лишь воспоминания. Твоё появление их пробудило!

Она отошла от стола и нервно заходила по комнате, покусывая губы. Слова полились из неё бесконечным потоком, перемежаясь истерическими всхлипами:

— Ты слышала о горских поселениях в Мраморных горах? Я родилась в одном из них. Мы строили дома прямо на отвесных склонах, как гнезда ласточек. Если ребенок появляется на свет хилым, его выбрасывают вниз прямо из окна. Мне повезло родиться здоровой, а вот в другом не повезло.

Остановившись на мгновение, она отрывисто взглянула на меня невидящими глазами и возобновила своё хождение.

— Такие, как я, считаются проклятием для всей деревни. Их либо приносят в жертву Осу, богу гор, либо отдают тому, кто изъявит желание. Обычно таковых не встречается. Мало кому захочется иметь дело с проклятой. Но на мою долю нашелся один — полоумный Халитт. Ума у него и впрямь недоставало, зато жестокость была в избытке. Он взял меня в восемь лет, а в десять я уже родила ему двоих детей.

Я невольно прижала ладонь к губам. Её рассказ показался мне страшной сказкой. О горских племенах я знала немного, но представить подобное было сложно.

— А в чём заключалось ваше проклятье? — не утерпела я, выхватив паузу из рассказа. Маритт замерла и, невесело усмехнувшись, подняла правую ладонь.