Кулон Аметиста с печальным звяканьем упал на землю.
Я глухо зарыдала от омерзения, отказываясь признавать, что это происходит на самом деле. В этот момент я от всего сердца возненавидела северянина, горячо желая добраться и до его глаз, когда, словно из другого мира, прошелестел тихий голос:
- Оставьте миледи.
Хватка капитана тут же ослабла. Мне удалось глотнуть воздуха, едва сдерживая сильнейшее желание отплеваться.
Коннар отпустил меня и обернулся. Я опёрлась о стену, чтобы не упасть от внезапно нахлынувшей слабости, и дрожащей рукой стянула на груди разорванные края блузки. Губы щипало. Я принялась яростно тереть их. Мне удалось украдкой поднять кулон и заглянуть за массивную фигуру моего мучителя.
В просвете переулка виднелся смутно знакомый силуэт. Темнота мешала разглядеть его во всех подробностях, но меня посетила слабая надежда на то, что всё ещё может обойтись.
- Ты с ума сошёл, певец? - проревел северянин, тяжело дыша. - Ступай, куда шёл, и не лезь не в своё дело!
Силуэт не пошевелился. Я моментально сникла. Вряд ли бродячему музыканту есть до меня дело. К тому же, массивные кулаки Коннара кого угодно напугают.
Однако менестрель оказался не из пугливых.
- Отпустите миледи, - мягко повторил он и сделал шаг вперёд. - Я очень сомневаюсь в том, что ей нравится подобное обращение.
Коннар замер и разразился громким хохотом, который показался мне зловещим.
- Как ты её назвал, музыкант? Это она-то – миледи? - он обличающе ткнул пальцем в мою сторону. - Тоже мне, нашёл благородную даму! Разуй глаза, это же ведьма! Портовая шлюха со сладким голосом, пиратская подстилка!
От его слов во мне забурлило и потекло по жилам что-то тёмное. Страх и порождённое им оцепенение улетучились в один миг, уступив место гневу. Сузив глаза, я подалась вперёд, когда что-то неуловимое промелькнуло в воздухе, принудив меня остановиться и немного овладеть собой.
В гнетущей тишине было слышно, как капает, просачиваясь откуда-то сверху, вода. Менестрель не торопился с ответом, но я кожей почувствовала разлитое между нами троими напряжение. Наконец темноту прорезал его голос – абсолютно спокойный, отчеканивающий слова с убийственно-размеренными паузами:
- Прежде всего, она женщина. То, что вы, воспользовавшись тем неоспоримым преимуществом, что даёт вам сила, подняли на неё руку и попытались обесчестить, говорит лишь о том, что вы подлец и трус, способный на удар исподтишка.
Не ручаюсь, что северянин понял и половину из этой цветистой фразы. Признаюсь, я и сама поразилась непривычному велеречию бродячего музыканта. Но удар попал в цель – спустя удар сердца капитан выпрямился во весь свой огромный рост и рявкнул:
- Ты посмел назвать меня трусом?! Жалкий сопляк!
Забыв про меня, он бросился на менестреля. Я испугалась теперь уже за певца. Они были одного роста, но на фоне могучей медвежьей фигуры северянина музыкант казался тонкокостным юношей, который сломается от первого же удара кулака. «Если на моей совести будет ещё одна смерть ни в чём не повинного человека, уйду к монахам Белой Девы и приму обет молчания», - строго сказала я себе. Хватит с меня и той порции кошмаров, что приходят почти еженощно.
Дальше события разворачивались совершенно неожиданным образом.
Увидев несущегося на него Коннара, музыкант не дрогнул и даже не попытался уклониться. Дождавшись, когда наёмник замахнётся на него, менестрель легко взметнул руку вверх и принял громадный кулак северянина на раскрытую ладонью. Длинные пальцы мигом сомкнулись вокруг сжатой руки Коннара, и время словно мгновенно остановилось.
Я не сразу поняла, что происходит. Бывший капитан глухо зарычал, пытаясь если не завершить начатое, то хотя бы выдернуть руку из хватки музыканта. Тот стоял, хладнокровно и, как мне показалось, с вежливым любопытством глядя на противника. По переулку пронёсся слабый ветерок. На грани тишины я уловила едва различимый шёпот, отозвавшийся тонким звоном в ушах. На несколько ударов сердца Коннар замер, а затем принялся яростно высвобождать кулак.
Менестрель молчал и не двигался, пристально наблюдая за противником.
Звон в ушах усилился. Отпустив разорванную блузку, я прижала ладони к голове, силясь отгородиться от назойливого звука, вгрызающегося в мозг.
Внезапно всё прекратилось. Звон исчез. Менестрель отпустил руку северянина, и тот с хриплым рёвом отшатнулся от него. Затем Коннар хрипло вздохнул, сплюнул на землю и, бросив сквозь зубы: “Ещё встретимся, Кошка!”, - испарился за углом.
Мы с менестрелем остались одни.
Честно признаться, после увиденного я испугалась музыканта едва ли не больше, чем Коннара. Снова пришла мысль о том, что незнакомец вполне может оказаться каким-нибудь очередным тёмным колдуном. Мне едва ли не захотелось, чтобы северянин вернулся.
Я вжалась в осклизлую стену, покрытую плесенью, и стала заворожённо наблюдать за менестрелем. Примерно также мышь смотрит на болотного лайзарда(62). Ей прекрасно известно, что общение закончится у него в желудке, но мышь не в силах ничего поделать.
Помедлив пару мгновений, музыкант вздохнул и начал расстёгивать куртку.
Я чуть было не разревелась. Прав был Коннар: я дура. Понадеялась на помощь, а ему нужно от меня всё то же самое. Ненавижу!
Как же я их всех ненавижу!
Расстегнув куртку, менестрель… протянул её мне.
- Накиньте на плечи, миледи, - тихо сказал он. - Вам, верно, холодно.
Смысл его слов не сразу дошёл до меня. Я не шевельнулась, оцепенело глядя на него. Видимо, поняв моё состояние, менестрель подошёл ближе и мягко опустил куртку мне на плечи.
- Она, конечно, старая и вытертая, - виноватым голосом сказал он, - но никакой другой у меня нет.
Когда мягкая кожа коснулась покрытых мурашками плеч, что-то внутри меня оборвалось. Все переживания бурным потоком хлынули на поверхность, и по щекам потекли ручьи слёз. Я зарыдала в голос и уткнулась лицом в грудь музыканта.
Немного помедлив, он мягко обнял меня за плечи.
***
По улицам Аэдагги гулял ветер, принося с собой капли дождя. Мне он уже не казался таким пронизывающим. Куртка менестреля приятно грела и надёжно оберегала от холода с тем лишь неудобством, что мне была явно велика. Руки тонули в чересчур длинных рукавах, а полы спускались ниже пояса, отчего я чувствовала себя завёрнутой в тёплый мешок.
Музыканту, шагающему рядом со мной в одной рубахе, ветер тоже был будто нипочём. Он ни словом не обмолвился после произошедшего в переулке, лишь обронив, что проводит меня до дома. Я не возражала: после пережитого навалилась безумная усталость. Хотелось скорее добраться до дома, упасть в койку и забыться тяжёлым сном.
Однако через некоторое время молчание начало меня немного утомлять. Мне выпала возможность получить ответы на некоторые вопросы. Кто знает, может быть, завтра он уже покинет Аэдаггу, а я так и не узнаю, почему…
- Почему ты помог мне? – сорвалось с языка.
Если музыкант был удивлён внезапностью вопроса, то он этого не показал.
- Я мог бы сказать, что шёл за вами от таверны, миледи, - усмехнулся он, - да только это неправда. Всё гораздо прозаичнее. Дом, где мне любезно предоставили комнату, находится на пути мимо того переулка, где… хм…
- Я поняла, - торопливо перебила я его. - И ты решил просто так за здорово живёшь помочь незнакомой девушке? Прости, но во все эти рыцарские порывы я не верю.
Менестрель развёл руками:
- Верить или не верить - это ваше дело, миледи. Я не мог пройти мимо. Теперь моя совесть чиста, и, поверьте, взамен я ничего не попрошу.
Я смешалась от внутренних противоречий. Мысль, что мне решили помочь абсолютно бескорыстно, была в новинку. Последние годы общения с мужчинами научили меня, что полностью доверять им нельзя. Ни при каком раскладе.
Расплата может оказаться слишком горькой.
- Спасибо, - осторожно сказала я. – И всё же моё знакомство с капитаном Коннаром убедило, что это человек опасный и сильный. Как тебе удалось справиться с ним, да ещё так легко?
