- Они вхожи в гарем лучезарного, - обронил непонятную фразу Тариб, правильно истолковав мой изумлённый взгляд.
- И что?
- Прислуге, приписанной к наложницам великого калифа, рассекают горло, лишая возможности говорить, - сумрачно пояснил Тариб. Я оторопела.
- Это же варварство!
Я умолкла. Конечно, варварство – с точки зрения обычного гражданина Алдории. Однако среди пиратов бытуют и более жестокие обычаи – скажем, выжигание глаз королевским соглядатаям или отрубание пальцев на ногах тем, кто бросил товарищей по команде в разгар боя.
Тариб бесстрастно глядел на меня и молчал. Я взволнованно произнесла:
- Но ведь раньше в “Лилию” допускалась прислуга женского пола! Мне рассказывал Дар… мой слуга.
- Это было при Аэллам-хэннум, матери лучезарного, - пожал плечами Тариб. - Тэймуран-эгга распорядился иначе.
Я схватилась за голову и принялась массировать виски. Очередное чудачество калифа. Такое ощущение, что они поджидают меня в каждом закоулке “Лилии”. Создается впечатление, что все эти чудные законы и приказы продиктованы одним потаённым стремлением Теймурана. Знать бы ещё, чего он добивается.
- Хэннум желает ещё чего-нибудь? – мягко повторил Тариб.
- Нет, - твёрдо сказала я, делая нетерпеливый жест рукой. Радужное настроение улетучилось под гнётом неясного страха, неприятно засосавшего под рёбрами. - Пригласите сюда моего слугу, я хочу, чтобы он принес мне чистую одежду.
На самом деле я просто хотела увидеть лицо человека, не принадлежащего к обитателям “Лилии”: после разговора с Тарибом все они стали казаться мне лицемерами.
Слуга низко поклонился, коснувшись пола, и направился к двери, властным мановением руки позвав за собой немых химамщиков. На пороге он замер и обернулся, будто хотел что-то сказать. В тот же момент в дверях появился запыхавшийся Дарсан, и Тариб ещё раз коротко поклонился и удалился.
Я досадливо стукнула кулаком по бортику бассейна: это ж надо было парню появиться так не вовремя! Не скрывая раздражения, я сухо спросила:
- Что-то случилось?
- Каэрре-хэннум, - выпалил Дарсан. - Вам прислали подарок!
***
Нежно-розовая айсанна(44) благоухала так, что аромат заполнял всю комнату. Среди огромных помпонообразных цветов стыдливо мелькали “жемчужинки” – мелкие, словно бусины, лишённые запаха цветы, прекрасно смотрящиеся в букетах.
Мы с Дарсаном задумчиво смотрели на огромную россыпь соцветий, каскадом вырывающихся из роскошной корзины.
- Думаете, это от калифа? - робко предположил юноша.
- Вряд ли, - спокойно ответила я: помпезный букет произвёл на меня впечатление, однако неизвестному дарителю следовало бы приложить к нему что-нибудь более существенное. Хотя почему сразу неизвестному…
Я протянула руку и осторожно выудила из буйства лепестков небольшой пергаментный прямоугольник, сложенный пополам. На нём был изображен затейливый вензель и герб: рука, держащая ятаган, на тёмно-зелёном поле. Развернув послание, я сразу узнала отправителя.
Первый визирь превзошёл самоё себя в изысканности речи. Восхваляя моё очарование и красоту, он тонко намекал на желание более близкого общения и приглашал почтить его вниманием сегодня же после захода солнца.
Я улыбнулась. Приятно, когда усилия не проходят даром, однако подобную дерзость я просто так визирю не спущу. Прикусив губу, я задумчиво посмотрела на юношу.
- Садись за столик, Дарсан, и пиши ответ. Визирю будет приятно, если мы обратимся к нему на родном языке.
- Каэрре-хэннум, так это цветы от него? А я не умею писать цветисто, - испугался парень.
- От тебя и не потребуется.
Я принялась ходить взад-вперёд по комнате, сплетая и расплетая пальцы. Дарсан послушно уселся за столик и занёс над листком пергамента перо.
- Пиши: «Эхмат-эгга, я восхищена вашим даром. Цветы прекрасны, как жаль, что век их недолог…» Написал? Дальше: «Увы, я не могу принять ваше предложение, ибо считаю, что молодой девушке не приличествует соглашаться на уединённое вечернее свидание, пусть даже с таким интересным человеком, как вы. Однако, - я подняла палец, призывая Дарсана к молчанию: он протестующе открыл рот. - Однако я готова увидеться с вами утром перед моим отъездом. Приходите в…» Дарсан, ты запомнил какое-нибудь приметное помещение в “Лилии”?
Паренёк пожал плечами и жалобно протянул:
- Калиф показал великое множество комнат, хэннум.
- Верно… - я постучала согнутым пальцем по верхней губе, и меня осенило. - Ладно. Пиши: «Приходите в ту комнату, где мы впервые с вами увиделись. Уверена, в этот раз у нас найдется гораздо больше тем для разговора». Написал?
Юноша аккуратно вывел последние слова и протянул мне пергамент; не глядя, я изобразила под ранами затейливую роспись, придуманную только что, и, дождавшись, пока чернила высохнут, бережно сложила листок. Придется использовать Тариба в качестве посыльного.
Дарсан взял другой листок и, хмурясь, нацарапал:
«Каэрре-хэннум, к чему это?»
Я лукаво взглянула на него и написала:
«Ничего страшного. Невинная шутка: я надеюсь, что к завтрашнему утру нас здесь уже не будет». Глаза Дарсана вспыхнули; несколько мгновений он рассматривал послание, будто сомневаясь в его подлинности, а затем вывел дрожащей рукой:
«Вы что-то придумали, хэннум?»
Я покачала головой. Парень разом сник, и я поспешила успокоить его:
«Только в общих чертах. Надеюсь, сегодняшний день прояснит всё до конца».
Дарсан прочёл и недоверчиво уставился на меня; я похлопала его по плечу и громко произнесла:
- Времени остаётся мало, Дарсан. Пойдем, поможешь мне выбрать подходящий наряд!
***
Пунктуальность Теймурана Восьмого оказалась выше всяких похвал: ровно в полдень с первым криком муаззина в дверь нашей комнаты требовательно постучали: явился посланник венценосной особы. Низко поклонившись, он проводил нас в крытую галерею в западной части “Лилии” – там уже ожидал властитель Ранаханна.
Его лицо показалось мне ещё более осунувшимся и серым со вчерашнего дня: его тоже терзали плохие сны? Так или иначе, на обходительности калифа это не сказалось: судя по его благодушной улыбке и светящимся энтузиазмом глазам, Теймуран Восьмой основательно подготовился к новой встрече с заморской гостьей.
Правитель был не один: его сопровождал огромный темнокожий невольник, одетый в шёлковые бежевые шаровары, подпоясанные широким чёрным кушаком, и кожаную безрукавку, крест-накрест оплетённую ремнями. Иссиня-чёрная кожа выдавала в нём уроженца Набии – крохотного пустынного государства на границе с Ранаханном. Вернее, Набию и государством-то назвать язык поворачивался с трудом – это была территория бесплодных земель, населённая разрозненными дикими племенами. Говорят, население Набии постоянно сокращалось из-за пристрастия большинства граждан к людоедству. Так или иначе, из набийцев получались отличные телохранители и преданные слуги. Их нравы отличались своеобразием: они беспрекословно присягали на верность сильному противнику, сумевшему одолеть их, и служили ему верой и правдой до самой смерти. Этим часто пользовались венценосные особы. Например, в личной охране алдорского короля состояло шесть набийцев. И вот теперь я вижу, что и ранаханнский владыка не устоял перед искушением заиметь в свою свиту одного. Интересно, набийца тоже лишили дара речи?
Невольник смотрел прямо перед собой немигающим взглядом; на его непроницаемом лице не дрогнуло и мускула, когда калиф поздоровался со мной. Опасливо поглядывая на телохранителя, я низко поклонилась Теймурану, подобрала подол тёмно-синей галабены(45) и поцеловала подставленное кольцо. Вознеся хвалу Солнцеликому за то, что он послал нам столь великолепную возможность насладиться обществом друг друга, его величество хитро прищурился и торжественно произнёс:
- Хэннум видела почти все чудеса “Лилии”. Но все они стыдливо блекнут перед роскошью главной сокровищницы Ранаханна!
Я незаметно перевела дух. Мои ожидания оправдались. Калифские мысли потекли в нужном направлении. Прикинувшись изумленной, я прижала ладони к щекам и воскликнула: