Сделал попытку успокоить, хотя она сейчас тараторила без умолку с какой-то одержимой решительностью, будто хотела успеть договорить, пока её не прервали. Пока я не прервал.

– Тише, Элисса, сейчас всё хорошо…

– Да ничего не хорошо, как Вы не понимаете?!

Она вскинула на меня пылающий злостью взгляд.

– Вы только делаете вид, что этого ничего не было, но это было! Было! Я понимаю, что Вам противно, Вы не хотите со мной говорить об этом. Всё спрашивали. А это нет. Да, верно. Мне тоже от себя противно. Я грязная. Вся… Но хоть я Вас и боюсь, мне хотелось… ну… попробовать… как это… когда сама… Я думала… Раз Вы хотите … Я просто подумала, что почему-то… что Вы меня… то есть я Вам могу… На меня же никто никогда не смотрел так, будто нравилась… Только обижали… Но Вы тоже стали, как все.

В её глазах снова назревали огромные капли слёз, но дрожащими губами она продолжала:

– Мне нечего Вам дать взамен, у меня ничего нет, посмотрите. Я грязная, мерзкая, не красивая. И мне стыдно, когда Вы меня трогаете. Неприятно. Вы мне чужой, но постоянно меня трогаете. Всё время. И целуете. Это не больно, но… я же не хочу… Я думала, если Вам нужно, то ладно, раз не больно. Но Вы потом стали… ну… как они… тоже…

Я побледнел сам, а зажившая рана в груди заныла. Она вот так все видит? Что я стал бы её как они… насильно… Хотя если я не спрашивал её желания, то выходит и правда был как они? Я ни разу не спросил хочет ли она, только можно ли мне… А она выходит боялась отказывать.

– Но Вы не подумайте. Я всё равно не хотела Вас… убивать. Столько раз хотела освободиться. Чтобы не было больше ничего. Но тогда бы и Вы тоже… А в тот день я испугалась. Поняла, что не смогу больше… И Вы сами сказали, стрелять, если… Но я не хотела. Оно само… Честно. Я думала, что Вы умерли… Думала, что убила Вас… Но не знала, когда теперь я тоже…

По бледным щекам градом лились горькие слёзы. А я глухо спросил:

– Ты правда думала всё это время, что умрёшь, если умру я?

Кивнула.

– Только не знала, как быстро. Я спрашивала, когда Вас ранили, что со мной будет, как я умру… Думала, будет больно… Случится что-то страшное. Я видела, как умирали некоторые…там… Но Вы тогда не сказали. И я…просто… ждала…

– Ты этого ждала в лесу и потом тут? Поэтому не позвала на помощь и не попыталась убежать?

– Я… думала, что… всё… И до этого думала, что успею тоже, если бы Вы нашли другую.

Поэтому она сидела рядом, не пытаясь ничего сделать. Решила, что я умер уже, а значит, скоро умрёт и она. Поэтому смотрела так безразлично. Просто смирилась. Может даже где-то в глубине души и хотела этого, чтобы «освободиться», только боялась, что станет очень больно. Вспомнилось, что сам вёл себя так же в клинике, когда думал, что она погибнет от кровотечения. И тогда выходит, она меня просила остаться, если найду «хорошую пару», чтобы успеть «освободиться», потому что в лаборатории не отпустили бы и тоже заставили жить.

А ещё до меня дошло, что значит её «оно само», которое она твердит. Нож, с которым она кинулась на Эрдана при первой встрече, потом осколок в руках – она просто не могла разжать пальцы. Из-за спазма от страха. Да, она взяла оружие и направила его на меня. Но сколько раз раньше не могла справиться со своим телом, когда оно подводило её. Каждый раз она защищалась от других, но не сделала одного, что, по её мнению, должно было избавить её от собственных переживаний и меня тоже. Ждала, когда я разорву нашу связь…

– И поэтому не пыталась ничего сделать с собой? Чтобы я не умер вместе с тобой?

Я не решился ей признаться, что как глава прайда умру вряд ли сразу из-за потери истинной (скорее со временем от потери сил), а вот она в случае моей смерти… Хотя я же не ставил ей метку, значит, ничего не будет… Волчонок мог не знать этого, но получается спас ей жизнь. А то я всё это время радовался, что она ни разу не попыталась причинить себе вред… И меня, наверное, тогда побоялась убить во сне, думала, что умрёт тоже… Просто не знала, как именно, и испугалась. Или не хотела «быть как они».

Девочка вздохнула и несмело посмотрела на меня сквозь пелену слёз:

– Почему не бьёте?

– Элисса, будто я тебя обычно всё время бью!

– Ааа… – протянула она, словно догадалась о чем-то.

– Что а? Ну, говори.

– Трогать будете значит.

– Я же не делаю больно, Элисса. Да успокойся же, ну… Тшшш, – утирал я солёные капли, не имея возможности и сил не пытаться её успокоить. Но она усиленно замотала головой, освобождаясь от моих рук.

– Я испугалась тогда, да… Но не хотела… Клянусь Вам… Я не хотела… И… рада… что Вы живой… Что я не… не как они… хоть Вы и…

«Ужасный», – не договорила она. Но моё сердце тоже было радо, судя по тому, как бешено начало стучать. Вообще я предполагал нечто подобное, что она сделала это не продумав заранее, но что причиной её поступка было ожидание смерти, предположить не мог.

– Я верю. Верю, маленькая. Конечно, ты не как они.

Мне всё ещё было больно. И я прекрасно понимал, что это наш не последний разговор на подобную тему. Моё молчание она воспринимает как нежелание знать, как пренебрежение её чувствами и прошлым, значит, мне нужно переступить через себя и исправить это. Ведь я на самом деле не спрашивал. И каждый раз переводил разговор, если начинала говорить она.

Мысль, что моя крошечная Элисса не хотела убивать меня, конечно, радовала, но причиной было то, что не хотела быть как те уроды, что издевались над ней и другими в лаборатории. Даже не то, что умрёт со мной сама, не её ко мне хоть какие-то чувства (как выяснилось, кроме ненависти и страха ничего так и нет), а именно нежелание превращаться в подобие тех мразей…

И тогда по всему выходило, что из нас двоих именно она сделала больше. Что сделал я? Притащил ей гору тряпок (хотя она носит одну майку, свитер и всего двое одних и тех же штанов), ненужную собаку, сделал комнату, как кукольный дом купил, вот какой герой. Зато она для меня… продолжает жить… хоть и не хочет. И это ради того, кого считает одним из своих мучителей. И кто из нас двоих такой уж молодец? Кто сделал больше? Я со своими тупыми подарками, которые ничего мне не стоили, потому что мог подарить ей ещё пятьсот таких комнат и собак, или она…отдавая единственное, что у неё есть. Жизнь.

Мне казалось, что я как благородный рыцарь из дебильной девчачьей сказки. Вытащил её из плена, героически убил её врагов, окружил вниманием и заботой. Возможно, мне просто хотелось видеть себя таким. А теперь выходило, что моя принцесса не хотела, чтобы её вытащили, она лишь ждала, когда её плен завершится естественным путём.

Да и убивал я вовсе не героически, а воспользовавшись силой главы прайда, заведомо не имея возможности проиграть. Моё же внимание только лишь пугало её, заставляя думать, что попрошу взамен, потому что она никогда не видела другого. Да и такое ли внимание ей было нужно? Элисса просила меня говорить с ней, но никогда – целовать, оставаться с ней на ночь. Всё это время мы будто жили в параллельных мирах, и каждый видел одну и ту же ситуацию совершенно иначе. Я твердил о том, что мы семья, а она знать не знает, что это такое. Может в её голове женщина в семье только и должна готовить, убирать, как она мне всё время предлагала, и рожать детей каждый год, чего боялась до ужаса.

И ведь по началу я понимал, что она огрызается и не верит по объективным причинам, а потом сдался, устал, и начал искать подвох, считать её чуть ли не коварной преступницей. Она права. Я сделал вид, что ничего не было. Мне казалось так проще нам обоим. А вышло, что только мне. Ей вообще не проще. Избегая этой темы, я заставил её копить всё в себе около двух лет. И надеялся на чудо.

Сам я даже упустил момент, когда из понимающего и терпеливого превратился в истеричного тупицу. Скорее всего, когда она выстрелила в меня. Та, кого я считал своим смыслом. И этот выстрел сработал как амнезия, заставив меня забыть все данные ей прежде обещания. Буду тебе кем угодно, только выживи… Никогда не сделаю больно. Это наш общий дом.