— Зачем? Все равно с Аней контактирую только я. Те вирусы, которые я обнаружил у неё на слизистой, находятся в угнетенном состоянии, даже иногда в полуразрушенном. У меня есть предположение, что благоприятной средой для них являются только нервные клетки. Везде, кроме головного и спинного мозга, вирус довольно быстро подавляется защитными силами организма —и даже не гамма-глобулином, а какими-то ферментами в крови. Причем за то время, пока Аня у нас находится, количество жизнеспособных вирусов на слизистой оболочке рта и носа у неё уменьшилось на пятнадцать процентов. Похоже, она скоро станет совершенно не заразной. Ну, не то чтобы скоро... Примерно через год-полтора.

— А что мы будем делать, если ты заразишься?

— Расширим экспериментальную базу исследований. У нас будет два подопытных кролика, что уже неплохо, если учесть, что все остальные, видимо, погибли. Вначале, наверное, появится лишай. Это будет для нас сигналом. Если это случится, дней через десять после его появления начнете меня будить каждое утро, чтобы моим новым хозяином случайно не стали Илюша, или, к примеру, Аня. Вы «жаворонок», вам это будет нетрудно, все равно вы раньше всех встаете. Если вдруг заметите, что я прекратил исследования, прикажете мне их продолжать. Не думаю, что с моими умственными способностями что-то случится. Не похоже на то. Может, ещё лучше работа пойдет.

— Ну вы, медики, отчаянные ребята.

— Ничего подобного. Будь я таким героем, как вы говорите, я бы давно поцеловал Анюту взасос. Что-то не хочется... А если это произойдет случайно, ну что ж... я и так выполняю все ваши приказы. Открою лекарство — вылечусь.

— Вот досада... А я её хотел на кухне приспособить, Я огорчился хозяйственный Борисов. —Чтоб не скучала.

— Почему бы и нет? Супы варить ей можно доверить, это вообще не опасно. Только младших по званию шалопаев нужно предупредить, чтобы к Ане не клеились.

—Правильно. Объясни им так, чтобы пострашнее было.

После объяснений Ларькина Ренат стал шарахаться от Ани как от прокаженной. Большаков выслушал предупреждение скептически, но тоже перестал проявлять к кореянке видимый интерес. Аня спускалась в хозблок варить суп, прогуливалась с капитаном по садику, даже разбила небольшую клумбу перед зданием ГРАСа. Правда, Ларькин не позволял ей находиться на воздухе долго, так что клумба изрядно заросла сорняками. За садиком в основном ухаживали Ахмеров и майор, а они к цветам были равнодушны.

Попыток убить или похитить кореянку никто не предпринимал, май плавно перешел в восхитительный июнь, яблонька близ особняка отцвела, усыпав землю бело- розовыми лепестками.

Большаков коротал время, портя американские компьютерные игры —то есть, как он говорил, «дорабатывая» их. Одной из таких забав было, например, вставлять в обыкновенный Quake персонажей российской большой политики и в таком виде распространять свой вариант игры.

Когда ему удавалось расшифровать, сломать все защитные файлы и пароли и «доделать», наконец, какую-нибудь новую штатовскую игрушку, в ознаменование победы Илья вырисовывал крупным красивым шрифтом три буквы FSB с неизменным восклицательным знаком в конце, затейливо и со вкусом их раскрашивал, отпечатывал надпись на цветном принтере и вешал очередной листок на стенку.

Ларькин, уже давно узнавший, что три загадочные буквы означают у Большакова Fuck Silly Billy, как-то поинтересовался, какой именно Вильям имеется в виду: Гейтс или Клинтон. Илья грозно ответил, что он имел в виду всех американских Биллов, вместе взятых.

...В один из жарких дней начала июня «пацаны» сидели в беседке в саду и дожидались обеда. Позеленевший и покрывшийся мелкими прыщиками Большаков был изгнан майором на свежий воздух с приказом не приближаться к мониторам в течение ближайших шестнадцати часов. Ларькин сам вышел развеяться и отдохнуть от трудов и открытий. Ренат, помогавший в последнее время Виталию в разработке новой аппаратуры для исследования активности головного мозга, тоже пришел потрепать языком. Приготовлением обеда занимались Аня и кулинар-любитель майор Борисов.

Жара и лень размягчили стальную волю бойцов ГРАСа настолько, что никто не взял на себя труд подать на «жучки» запись фальшивого разговора. Аудиотека записей регулярно обновлялась Большаковым, и в беседке наготове стояла целая обойма разговоров на разные темы и в самом различном составе. Заголовки записей звучали так: «Ларькин и Борисов. Запись номер 5», «Ахмеров и Ларькин. Запись номер 3», «Большаков и Ахмеров. Запись номер 8»... В иное время они даже развлекались, включая в беседке динамик и устраивая коллективные прослушивания большаковских творений. Стоило протянуть руку и щелкнуть тумблером... Но сегодня протянуть руку было лень, и поэтому о делах говорить не следовало. Да и не хотелось.

Шёл ленивый равнодушный треп обо всем подряд — как обычно, какое-то время и о женщинах. Сегодня разговор потек по не совсем обычному руслу: говорили о женитьбе.

Главный заводила всех разговоров Большаков поведал о своей второй в жизни женщине, на которой он чуть было не женился. Илья рассказывал, против обыкновения, скупо, хриплым голосом —у него после длительных компьютерных запоев всегда пересыхало в горле, что служило ему дополнительным оправданием для регулярного употребления пива —искренне сострадая самому себе, тогдашнему.

— А какая она была ревнивая, о боги! Она ревновала меня даже к моей бритве.

— Ничего странного. Этот аппарат облизывает тебя с удивительно похабным и бесстыдным причмокиванием... Ням-ням-ням, — попытался воспроизвести звук большаковской бритвы Ларькин. Илья покраснел.

—Так я всё-таки не понял, почему ты не женился? — спросил Ренат. — Из-за бритвы?

Ларькин захохотал, а Большаков с негодованием вздохнул и погрозил прапорщику пальцем. Утруждать себя более активным выражением эмоций ему было лень.

— Нечего сказать, остроумно. Не из-за бритвы, а из-за принципа. Ренат, неужели ты когда-нибудь женишься?

— А как же? Непременно. Обязательно.

— А вы, кап?

— Не знаю, но все может быть. Пуркуа бы, как говорится, и не па?

— Безумцы. Да знаете ли вы, что многоуважаемый мной Лев Николаевич Толстой предлагал упразднить брак и семью? Вообще запретить людям жениться и рожать детей! Он полагал, что прежде чем делать новых, надо воспитать как следует тех, что есть... Гениальная мысль!

—То есть Толстой предлагал просто так трахаться? — удивился Ахмеров.

— Честно говоря, именно это граф предлагал прекратить в первую очередь, —-сознался Илюша. —Вот в этом маленьком пункте мы с ним расходимся. А в остальном я его поддерживаю. —Он устроился поудобнее на скамейке и стал развивать свою мысль: — Вообще женитьба —это величайшая глупость. Есть же на свете люди, которые проделывают это неоднократно! Как им только не стыдно! Ведь жениться для того, чтобы развестись, —это своими руками расписаться в том, что ты когда-то, в какой- то момент своей жизни был абсолютно невменяемым идиотом. Но развестись для того, чтобы жениться во второй раз, — значит признаться в том, что ты как был идиотом, так идиотом и остался.

— По-моему, я где-то это уже слышал, —сказал Виталий.

—Должно быть, так шептал Господь, вкладывая в тебя душу... —быстро отмахнулся Илья и продолжал покровительственным тоном: — Вот наш майор — он на пути к исправлению. Да, оступился человек, с кем не бывает? Но ведь сделал правильные выводы. Не знаю, почему он меня ругает за аморальное поведение? Из всех грасовских донжуанов я самый порядочный. У меня пока один роман не заканчивается, другой не начинается.

—Ты просто самый ленивый. Ренат, как ты думаешь — я у Ильи не спрашиваю, ему противна сама мысль — какой муж должен быть у красивой, но не очень умной женщины? Ну вот такой, как наша Аня? Ты согласен, что это должен быть человек в первую очередь мужественный, крутой?

— Согласен, —махнул рукой Ахмеров.

—А у женщины наоборот, не очень красивой, но очень умной, представь себе такую, какой должен быть муж? Это должен быть в первую очередь мужчина добрый, правильно?