Тревога Агнешки стала так велика, что она осмелилась поднять руку.

– Да, Агния, – прервала лекцию сестра Теодора.

Она смотрела на вставшую с места Агнешку с явным беспокойством на красивом полном лице – неслыханное для её извечной невозмутимости дело. Чётко очерченные брови приподнялись, тёмные, как сама ночь, глаза читали, казалось, прямо в душе. Агнешка молчала и не опускала глаз, позволяя исследовать себя и свои мысли.

– Ну что ж, Агния. Думаю, тебе и правда стоит сходить к Всеблагой сестре, а мы с девочками пока помолимся о тебе и угодном богам решении твоего дела.

На полпути к покоям аббатисы Агнешка увидела идущую в её сторону сестру Эленику – та шла по её душу, как пить дать за ней шла. И в лице далёкой ещё сестрицы виднелась та же тревога, которую Агнешка ощущала в собственной смятенной душе.

Но Всеблагая же обещала!

Слёзы, которые Агнешка из последних сил сдерживала, потекли по лицу. Она всхлипнула, прижав ладонь ко рту, и ещё прибавила шаг навстречу сестре Эленике. И ещё. А затем, позабыв обо всех наставлениях, побежала, и звук её шагов впервые за много лет разнёсся по монастырю.

– Ещё ничего не решено. – Сестрица Эля втиснула в ослабшую руку Агнешки кружку наскоро заговорённой воды. – Выпей вот, успокойся.

Она отвела плачущую Агнешку к себе, усадила на твёрдый стул – единственный в её скромной келье – и, окажись на месте плаксы другая, непременно задала бы той хорошую взбучку.

По потемневшему взгляду чувствовалось, насколько сама Эленика расстроена, что обычно предвещало недоброе для тех, кто покусился на её душевный покой. Если, конечно, причиной расстройства не становились люди, к которым Эленика хранила в сердце особую склонность – всего несколько сестёр из многих сотен насельниц, любимая всеми Душенька-настоятельница, да Агнешка, поселившаяся в обители совсем ещё крошкой.

Агнешка всегда старалась избегать поведения, приводящего к особому к себе отношению, но сегодня могла лишь благодарить богов за любовь сестры Эли. Даже справедливых укоров её сердце сейчас бы не вынесло. Она продолжала всхлипывать, глядя на мелко качающуюся в кружке воду с таким вниманием, будто пыталась прочитать хранящиеся в ней тайны. Только эта вода никаких тайн не хранила, а Агнешка таким нехитрым способом пыталась спрятать мокрое от слёз лицо.

– Душенька сказала собирать вещи, так как же не решено? – сказала Агнешка, продышавшись, чтобы голос не сорвался.

Не хотелось показаться ещё большей плаксой, хотя чего уж там – показала себя во всей красе, да и другим навредила. Послушница Огнянка из кельи выглянула и за топочущую, забыв Творца, Агнешку получила от сестры Эленики страшный нагоняй.

– Собрать вещи и на праздники съездить в гости к родным – ещё не значит остаться там навсегда, – мягко, как в разговоре с самыми близкими, сказала Эленика и коротко погладила Агнешку по обнимающим кружку ладоням.

Умеющая лечить и калечить руками, Эленика обычно избегала прикосновений, но сейчас, видно, посчитала, что вмешательство громко всхлипывающей и никак не желающей успокоиться дурёхе не помешает.

Агнешка не пожалела обидеть себя злым словом, потребовала: «А ну успокойся!» – а всхлипнула ещё громче и горше. Стало стыдно до брызнувших из глаз слёз – не маленькая уже, чтобы в голос рыдать.

– Ты пей давай, пей. Душенька ждёт, хочет с тобой побеседовать. Так ты уж побереги её сердце, веди себя хорошо. Знаешь же, твою судьбу боги решили, и не нам с ними спорить, а Душенька не упустила за тебя попросить, уж поверь, ей меньше всего хочется с тобой расставаться даже на время. Так что ты давай, водички попей, молитву про себя прочитай, и пойдём уже – ждут.

– Я мечтала остаться тут навсегда, – сказала Агнешка, выполнив всё, что приказала сестрица. – А он меня забирает, замуж хочет отдать.

– Хочет, – кивнула Эленика, – но он всего лишь человек, как и мы – всего лишь люди. Боги рассудят. Ни ему, ни нам с ними не спорить. Ты же пока ангелу своему помолись, пусть просит за тебя у Творца, чтобы вернуться тебе к нам вскорости, да сохранив непорочность. И мы все будем о тебе просить ангелов и богов, и если будет на то воля Творца – ты вернёшься к нам, даже не сомневайся.

«Хорошо ей говорить. Не ей уезжать нужно».

Злых мыслей Агнешка старалась не допускать, но сейчас не смогла удержаться. Укорила себя и принудила внимательно слушать.

– В отчем доме, в дороге, где бы ни была, с людьми или в одиночестве, помни имя Творца, обращайся в своём сердце к ангелам и богам, проси помощи покровителя нашего, архангела Люциана, и будет тебе дано по вере твоей.

Агнешка кивала, безмолвно соглашаясь с наставлениями Эленики.

– Помнишь, как по воле Творца архангел спустился с небес дать свет знания избранным людям – и хоть пришлось ему тысячи лет ходить по грешной земле среди злых людей, жаждущих денег, убийств, чувственных удовольствий, он вернулся на небо в сиянии славы и стал наравне с всеславным Михаилом.

– И даже чуточку ближе к Творцу, чем чистейший из архангелов, – подхватила Агнешка. – Я помню, сестрица.

– Так и ты, по примеру покровителя нашего, пройди непорочной среди тёмных людей, неси свет знания тем, кто достоин, и даже не поднимай глаз на тех, кто человек только по виду, а душой зверь. Ты не обязана всех спасать ценой своей жизни – ты не из когорты Распятого. Как последовательница Люциана в первую очередь ты должна позаботиться о себе и только во вторую браться за помощь заблудшим. Именно так поступай, а не наоборот, как ты всегда делаешь. Обещай.

– Да, сестрица. – Агнешка кивнула.

Не увлекаться её просили с самых малых лет, так что она знала за собой этот недостаток. Бороться с ним ей было до крайности тяжело. Когда перед глазами в бесконечном разнообразии природных явлений раскрывалось величие замысла Творца, остановиться она не могла, всё пыталась познать истину и её законы.

– Я буду стараться, – сказала она. Обещать, что справится, не могла: до сих пор наука заботиться о себе взамен того, что требовало вдохновлённое сердце, ей никак не давалась. За книгами и опытами она забывалась, пропуская время молитв, еды и сна.

Сестрица Эля понимающе улыбнулась и большего не потребовала, продолжила наставления:

– Собой ни за что не плати и не позволяй превращать себя в разменную монету, нет на земле тех вещей, которые своей ценой сравнялись бы с вечной жизнью в согласии с совестью. Их золото, серебро и красивые платья, их азарт войны и любовные страсти не стоят почти ничего. Сохрани себя ради ангельской славы чистых помыслов и добрых дел и вернись к нам, чтобы жить так, как мы, и уйти отсюда по лестнице прямо на небо.

Именно так уходили сёстры, чей путь на земле был закончен. Агнешка таких ни разу не видела, тётушка говорила, что и встречала таких, и сама надеется уйти так, когда благословение получит, на что сестрица Эля обычно ворчала – не желала Душеньку отпускать даже на небо, только если доведётся уйти им вдвоём. Тот день, когда они об этом спорили и смеялись, вспомнился Агнешке так ярко, будто случился вчера, и такая её сердце охватила тоска.

Ну как уезжать, когда обитель роднее дома, а любимые сёстры дороже отца?

– Посмотри-ка вокруг, – сестрица Эля обвела келью руками.

Агнешка огляделась кругом, будто не жила в точно такой же крохотной комнатке, где помещались лишь стол, стул, шкаф и кровать, и никаких нигде излишеств и украшений, ни икон на голых стенах, ни даже горшка с цветком на окне.

– Да?

– Здесь – лучшее место на свете. Запомни это. Тебя будут соблазнять красотами и удовольствиями, богатствами и галантностью, и я верю, что ты не обольстишься, но всё же напомню тебе – в любом случае возвращайся к нам и живи с нами. Даже если боги выберут для тебя суровые испытания, и какой-то мужчина сорвёт твой цветок – всё равно возвращайся, мы всегда будем рады тебя принять. Даже разорённый храм можно отстроить, поверь моему опыту и не бойся совсем ничего. Возвращайся, как только сможешь.