«Поцелуй меня», — Слышит он как сейчас, и руку тянет к лицу Минхо, оглаживает его однодневную щетину, большим пальцем гладит скулу и снова зарывается в волосы, притягивая ближе к себе.

И целует он первым.

А от внезапного прилива нежности Минхо даже замедляется, но Феликс всё ещё настойчивый и прикусывает губу начальника, требуя продолжения. Он входит глубже и грубее, заставляя Феликса бесшумно глотать ртом воздух как рыба, выброшенная на берег.

У Минхо от поцелуев, от Феликса в чёртовой юбке вокруг его члена, от доверия, у самого ноги подкашиваются, он удивляется, как вообще ещё держится, чтобы не кончить сиюсекундно.

Феликс чувствует себя оголённым клубком нервов: дотронься до одного и заискрятся все. Всё тело — одна эрогенная зона, везде, где касается Минхо горит не огнём, а пожаром. Он стонет красиво, выгибается красиво, — всё как надо.

Не потому что ему хочется так стонать и так выгибаться, а потому что под Минхо по другому не получается.

Минхо последний раз толкается в Феликса, и, сдерживая своё обещание, кончает Феликсу на живот.

Феликс не заставляет себя долго ждать: от картины кончающего Минхо (его лицо становилось втрое очаровательнее по меркам Феликса), он завершает всё по сценарию, финита ля комедия, господа:

— Минхо, сука…

В кабинете ещё пару секунд царит молчание, только тяжёлое и прерывистое дыхание двух парней нарушает его.

Ли Ноу, не отходя от Феликса, шарит руками по столу в поисках сигарет. Феликс помогает ему, доставая пачку с дальнего края: туда бы Минхо не дотянулся.

— Спасибо.

Кивок.

— Будешь?

Отрицательно мотает головой.

— Ну ладно.

— Меня воротит от запаха сигарет, но я люблю, когда ты куришь.

Минхо давится кривой тяжкой. Что за день сегодня такой? Феликс никогда не позволял себе произносить «люблю» даже по отношению к неодушевлённым предметам, не то что к Минхо. Он говорит «тащусь», «у меня встаёт», «обожаю», «я без ума», «да, продолжай».

«Нравится» — крайне редко, «люблю» — вообще никогда. И это слово из уст Феликса звучит как что-то инородное и чужое, хочется выскоблить ножом и забыть, но Минхо спрашивает:

— Любишь?

— Ага, мне нравится, — отвечает Феликс, забивая последний гвоздь в крышку гроба Минхо.

И ломается третья стена.

✧ ✧ ✧

Вообще, закрывать гештальты не так то уж и просто — так сказал Феликсу психолог. И вообще он молодец, что заинтересовался этим вопросом. И у Феликса слишком много внутренних терзаний, и нужно прийти ещё как минимум на несколько (десятков) приёмов.

— Чёрта с два я к этому мозгоправу ещё пойду. Обдирает мой кошелёк и не краснеет! А говорит ерунду полную.

— Что говорит? — заинтересованно спрашивает Чанбин, отпивая клубничный коктейль из большого стакана. Ему вообще вечно надо занять свой рот чем-нибудь съестным.

— Что я начинаю переступать через себя.

— А почему?

— Потому что поцеловал Минхо и трахнулся с ним без презика.

Клубничный коктейль выходит из носа. Чанбин закашливается. Он думал, что уже привык ко всем выходкам своего друга, но это — перебор.

— Зачем я спросил…

Феликс непонимающе хлопает глазами.

— И зачем ты вообще к нему пошёл? К психологу твоему? — Чанбин сморкается в салфетку молочным коктейлем и тут же морщится.

— Меня это очень напрягло.

— Почему?

— Раньше же для меня фраза «нет презерватива» как вытрезвитель действовала: я даже в жопу пьяный и не соображающий сразу всё останавливал, а тут нет.

— И?

— И меня это напугало.

— Почему?

— Потому что я слишком доверяю Минхо.

— И что?

— Да блять!

Чанбин довольно улыбается, выпячивая второй подбородок.

— Ну серьёзно, что такого? Вы сколько уже вместе, два месяца? Три?

— Три. И мы не вместе.

Чанбин игнорирует второе:

— Три месяца!

А Феликса это действительно напрягает: раньше Минхо беспрекословно принимал правила и вёл честную игру, сейчас — меняет их под себя, а Феликс, почему-то охотно следует им.

— Значит, действительно меняется что-то вот тут, — Чанбин стучит пальцем по виску.

Феликс хмыкает:

— Знаешь, психолог сказал мне то же самое. В следующий раз пойду к тебе.

— Ну уж нет! Мне вас двоих на работе хватает! Видит Бог: в один прекрасный момент мы действительно поднимем революцию против связи начальника Ли Ноу и Феликса.

✧ ✧ ✧

Феликс залетает в курилку, как будто за ним кто-то гонится и с грохотом закрывает дверь, собирая взгляды всех присутствующих на себе.

Тут почти все, кроме Сынмина и Минхо. Сынмин не курит, а Минхо идёт дальше: курит в своём кабинете.

Феликс, вообще-то, тоже не курит: он оставил эту привычку в подростковом возрасте, когда бросать было ещё легко и без особых моральных утрат.

Под пристальным взглядом коллег он проходит вглубь и садится на свободную скамейку; потеряв интерес, все снова опускают головы, продолжая заниматься своими делами.

Феликс оглядывается: справа от него сидят Хёнджин с Джисоном — Хан показывает дизайнеру что-то на телефоне и они тихо хихикают. Срослись друг с другом, как братья, хотя когда пришли в компанию, не то что на дух друг друга не переносили, — просили выделить им рабочее место хоть в туалете, главное чтобы подальше друг от друга, в ином случае грозились увольнением.

Прошлому начальнику было не безразлично на настроение в коллективе и каким-то чудесным образом он заставил их выговориться друг перед другом, чтобы выяснить разногласия. Идея изначально даже звучит провально: вместо предполагаемого примирения сказали друг другу всяких гадостей, чуть ли не матом кроя за каждый проступок. Зато после этого да, помирились. И более не расставались.

На скамейке напротив Феликса пристроился одинокий Чанбин: курит себе спокойненько, закинул ногу на ногу, опёрся локтем на колено и втыкает в полупрозрачную стенку позади Феликса. Феликс тоже смотрит на стекло за своей спиной. Обычное стекло, перекрытое матовой плёнкой, из-за чего рассмотреть что происходит внутри снаружи и снаружи внутри было невозможно. Посмотрел на Чанбина странно и взгляд перепрыгнул на последнюю скамейку.

На ней пристроились Бан Чан и Чонин у него под боком.

— Чонин? — неожиданно громко спрашивает Феликс. Айтишник и дизайнер отвлекаются от мемов в телефоне, Чанбин вздрагивает, выходя из своего астрала.

Феликс красноречиво поднимает бровь:

— А не рано ли тебе ещё здесь сидеть?

Вместо него отвечает Бан Чан:

— Не рано, — и выглядит как волк, который готовится напасть на свою жертву, сделай та малейшее телодвижение. Феликс затыкается.

Не рано так не рано, всё равно он не курил, а играл в сабвей сёрф на своём новеньком айфончике; Чан, приобнимающий его за плечо, находился даже по меркам Феликса неприлично близко. Феликс фыркает, отворачиваясь от них.

Взгляд снова цепляется за Джисона и Хёнджина.

Хёнджин сигарету держал изящно, пепел стряхивал, как пыльцу с волшебной палочки. Хёнджин сам по себе красив, и каждое действие, выполняемое им сразу обретало такую же окраску. Феликс полюбовался пару секунд, покачал головой, сокрушаясь о невозможности переспать с ним (он уже пытался), и перевёл взгляд. Красиво, эстетично, но не то.

Джисон держал сигарету между большим и указательным пальцем, втягивался будто с усилием и локтями упирался в колени, сгорбившись. Полная противоположность Хвану, да и к тому же создавалось ощущение, что курит он не хёнджиновы сигареты с двумя кнопками, а как минимум косяк.

Чанбин курил странно: зажимал сигарету меж зубов и не притрагивался к ней руками, затягивался долго, выпускал дым, не выпуская сигарету изо рта. От одной мысли жгло во рту, а он так курил постоянно. Странный человек.

Бан Чан больше таращился в телефон стажёра и расстраивался, когда тот проигрывал, чем курил, поэтому никотиновая палочка тлела у него в руках, но Чана это не волновало.

Вообще-то Бан Чан хороший, — даже слишком. Феликс ловит себя на мысли, что он — отличный лидер. Но проблема в том, что он — отличный лидер, а Минхо — отличный начальник, а это в корне разные вещи.