Брат присвистывает, и это вырывает меня из брейка на воспоминания.

– И как ты это терпишь, сестренка?

– Так надо, – отворачиваюсь от него, а в голове самопроизвольно включается запись голоса мужа: «Это ради твоей безопасности, детка, ты же знаешь».

И я, конечно, знаю. Хоть меня все это начинает доставать. Не о том я мечтала, выходя замуж в двадцать один год.

Правда, тогда я была очарована Расселом, заворожена его загадочностью, ореолом таинственности и мнимого всемогущества, и не допускала мысли, что все эти милые бонусы профессии будущего мужа в реале окажутся отнюдь не романтичными, как мне казалось, а проблематичными.

С тех пор я поумнела и наивность с меня пооблупилась. Но Расселу в вину я это не ставила – мои завышенные ожидания это только мои траблы.

– Ладно, проехали. И что будем делать у… отца?

Я замечаю, как он споткнулся перед упоминанием папы, и понимаю почему – он хотел добавить «твоего», хотя технически, точнее, биологически, он как раз его отец, не мой. Но практически это было не так, и Хайден часто говорил об отце, как о моем. А я его упорно поправляла. Только при посторонних мы воздерживались от кровнородственных споров – чужим знать о нашем семейном бардаке ни к чему. И сейчас я тоже пропускаю его запинку мимо ушей.

– Вместе подумаем, что делать дальше. Ты, надеюсь, – я даже притормаживаю от неожиданной мысли, что мои братоспасательные телодвижения ему нафиг не сдались, – не собираешься вернуться к тому же… ремеслу, за которое присел?

– Не собираюсь. Но и на помощь отца не рассчитываю.

Я открываю рот, чтобы ответить, но в этот момент боковым зрением регистрирую резкое сближение громадного джипа слева от себя. Он ехал рядом какое-то время и вдруг рванул ко мне, подрезав тачки на соседней полосе и едва не впечатавшись в боковину "Мерса". Автоматически кручу руль резко вправо, уходя от неминуемого столкновения, но Хайден на пассажирском дергается в мою сторону, и я делаю короткое обратное движение рулём – справа нас тоже зажимает черный внедорожник. Если бы не движение брата, я бы вторую тачку не заметила, и сейчас мы оба впечатались бы в бетонное заграждение.

"Серебряная стрела" еще даже не выравнивается на полосе, а я уже давлю в пол до отказа педаль акслерератора. Немец послушно разгоняется, через пару секунд опережая джипы на полкорпуса, и только тогда я спрашиваю:

– Что это было?!

Хайден, явно офигевший от того, что происходит белым днем на федеральной трассе, не способен даже говорить. На мой вопрос лишь ошарашенно мотает головой, но ответ и не требуется. Точнее, вряд ли он его знает, а предположения слушать я не настроена – их и сама могу щедро отсыпать.

Я старательно выжимаю из тачки, с элементами спорткара, кстати, ее максимум, но это ничуть не помогает мне оторваться от преследователей. Они так и болтаются за нами сзади, уже без шансов поравняться, но и не отставая. Как приклеенные. Это не на шутку меня злит, и я неожиданно даже для себя исполняю пару лихих трюков из арсенала каскадеров. Отец когда-то водил нас с братом учиться разным штучкам, начиная от управления при заносе на льду и до прыжков через мини-каньоны. Уход от погони тоже был в списке изучаемых навыков. Никогда не думала, что они мне пригодятся… Как и не подозревала, что еще что-то помню из тех далеких уроков. Скорее, вспомнила, благодаря стрессовой ситуации. Я о таком читала…

Хайден оценивает мою мышечную память и годную реакцию одобрительным прищуриванием. Парни же на джипах не так довольны демонстрацией моих скромных талантов, и выражают свое мнение весьма своеобразно – не таясь, открывают по нам огонь.

– Это что ещё за хрень?! – взвизгиваю, вжимаясь в кресло и еще притапливая педаль, которая наверняка уже вошла в пол на пару сантиметров.

– Левее! – рявкает Хайден вновь обретенным голосом, едва меня не оглушая.

– Потише, – огрызаюсь в ответ, но послушно кручу рулём в указанном направлении, успев протиснуться между двумя машинами.

Все же у брата больше опыта в таких движухах. Наверное… Я в его темные дела не очень посвящена. И ввиду запрета Рассела, да и сам Хайден никогда об этой стороне своей жизни не откровенничал. Он, в принципе, не особо болтлив – в отца. А я, видимо, пошла в своего…

Арест брата и последующий суд стали для меня полной неожиданностью и сильнейшим потрясением. А для Рассела – еще одним аргументом против моего общения с Хайденом, и рекомендационный характер запрета быстро перерос в ультимативный. Поэтому я и была здесь сейчас неофициально и на чужой тачке.

Кстати! Это же папина машина! Может, это по его душу ребятки?

– Вряд ли, – выражает сомнение брат, когда я озвучиваю свою догадку.

Я тем временем замечаю впереди разрыв в ограждении, не хватает одной плиты в бетонной стене между нами и полосой встречного движения. Не давая себе возможности подумать и отказаться от идиотской по всем статьям – других у меня и не бывает – идеи, я беру резко вправо, смещаюсь в крайний правый ряд, и по дуге, двигаясь поперек всех четырех полос, влетаю в узкий пролом. Перед "Мерса" проходит в дыру отлично, глазомер меня не подвел, а вот задней правой стороне везет меньше, и она лишается целостности, оставляя краску и куски искореженного кузова на бетонном блоке. Скрежет при этом стоит такой, что у меня закладывает уши и скручиваются все внутренности. Противный звук, как пошуршать пенопластом.

Этот поцелуй с барьером сильно замедляет "Мерс" и чуть разворачивает в нужном направлении, поэтому, оказавшись на встречке, он не прошивает ее поперек и не влетает в противоположную бетонную стену, а после полного оборота рулем влево до упора выправляется на полосе и по команде начинает вновь разгоняться.

Я выдыхаю и даже, вроде, издаю ликующий возглас. Машину жалко, но я знаю, что джипам мой маневр ни за что не повторить. А значит, сколько-то времени мы выиграли. Теперь нужно как можно скорее съезжать с трассы и избавляться от этого хлама. На этой тачке мы до столицы не доберемся.

*

– Садись! – кричу в приспущенное окно пассажирской двери Хайдену, который шарахается от незнакомой тачки, когда я с визгом шин торможу рядом с ним.

Он до невозможности округляет глаза, но, поколебавшись, в машину все же садится. Я тут же рву с места, с пробуксовкой, мгновенно разгоняясь.

Мы проезжаем мимо брошенного под мостом "Мерседеса" отца и я, не удержавшись, делаю ему ручкой.

– Это что за тачка? – с подозрением глядя на мой прощальный жест и проследив взглядом до его адресата, спрашивает брат.

– Позаимствовала у одного не очень пуганого парнишки. Оставлять "Мустанг" незапертым в наше время – эт…

– В смысле угнала?! – уже не спрашивает – орёт.

Я киваю.

– Если тебя не смущает такая формулировка, то угнала, но я предпочи…

– Ты соображаешь? – автоматически переходит он на русский, как делает это всегда, когда мы ругаемся. – Это, вообще-то, нарушение закона! Я, мать твою, только что из тюрьмы!

– Не ори, – я не повышаю голос. – Мы оба только что едва не угодили на тот свет. На той машине двигаться дальше опасно. И глупо. В ней мы – отличная мишень для наших недругов, а если не они, так копы привяжутся. А пешком долго не набегаешься. И далеко не убежишь. Или ты предпочитаешь размяться?.. – впиваюсь в него взглядом, под которым градус его негодования понижается, и брат, выдохнув, качает головой. – Так я и думала.

Некоторое время он молчит, но душа требует высказаться.

– И все же тебе не стоило этого делать.

– Слишком ты нравственен для уголовника, Хайден Кевинович… – язвлю я, но злюсь, скорее, на себя, чем на него.

Я недовольна тем, что ничего лучше, чем угнать машину, не придумала, но не добираться же до Вашига, в самом деле, на автобусе. Не самый распространенный в Штатах вид транспорта. Хуже дела обстоят только с поездами.

– Я не уголовник!

– Может, тебя осудили по ошибке? И ты не виноват, а?!