Он обрушит смертоносный град на любого, кто попытается прорвать выставленное ограждение и отобрать победу, которая… так… близка…

– Это еще что такое?! – Дейнир замер на полушаге, поднятая нога зависла в воздухе от увиденного.

Демон отказывался верить своим глазам.

Тьма, которую Дейнир с таким трудом удерживал, рассеялась, более не подпитываемая своим хозяином.

Никакой магии, если соревнование закончено. Только не на этом поле.

– Какого… – Алеон подскочил на поляну вторым, но замер таким же неподвижным изваянием, как и его напарник.

"Хотела бы я знать", – девушка, чьи тонкие пальцы вцепились в бронзовую поверхность крупного камня, в котором она пыталась найти хоть какую-то защиту, переводила затравленный взгляд от мужчины к мужчине. Ее тело содрогалось, а сознание категорически отказывалось понимать, каким образом секунду назад она вышла из родительской квартиры и ждала лифта в потрёпанном подъезде, а теперь – сидела посреди поля, где все вокруг полыхало, взрывалось, менялось, как по мановению волшебной палочки. И где первые живые лица, которых она увидела, смотрели в ответ с нескрываемой ненавистью.

– Пока мам, пока пап! – Даша крикнула родителям, которые зависли на кухне и, увлеченные закрутками, не собирались выходить, чтобы попрощаться с дочерью еще раз.

"Прекрасно", – девушка закатила глаза, захлопывая входную дверь. На душе кошки скребли оттого, что предки, увидев единственного ребенка первый раз за столько месяцев, обошлись без сентиментальностей.

"Тут ехать одну ночь, могла бы и почаще приезжать!", – пожурила мать Дашу, сетуя на то, что дочка на самом деле в состоянии найти время на своей учебе, чтобы заглядывать к старикам каждые выходные. "Заглядывать и помогать", – Даша мысленно передразнила тон матери, на несколько секунд прислонившись к стене потрепанного подъезда и запрокидывая голову назад. Все ради попытки осознать – почему родители не в состоянии порадоваться за дочь и, наконец, понять – когда учишься шесть дней в неделю, физически невозможно регулярно проводить по две ночи в поезде, чтобы добраться до родного города, прополоть весь огород, помочь с бесконечным ремонтом, а потом возвращаться в общежитие.

"Пора бы уже смириться", – Даша зажмурилась, не собираясь тратить ни эмоций, ни сил на то, чтобы лишний раз прокрутить в голове стандартные диалоги.

"Пора смириться, Даш, что ты плохая дочь", – девушка оттолкнулась от стены и направилась к лифту. Глупо – всего четвертый этаж, можно было бы и пешком спуститься, но Даша не хотела. Ноги ватные, настроение слишком подавленное, чтобы заставлять себя делать хоть что-нибудь.

Зато настроение подходящее, чтобы пообещать себе, что следующие несколько месяцев она постарается не идти на поводу предков, и не поедет снова с визитом. С нее хватит. Хватит отчетов по поводу отсутствия жениха, по поводу редких встреч, по поводу того, что нужно забрать очередную тонну закруток, которые Даша все равно никогда не любила, и не забыть отдать за них хотя бы часть стипендии, а то "родители же старались, тебе ж деньги  теперь тратить не надо". Еще больше раздражали причитания родителей по поводу того, что они хотят внуков, про то, что "вас там кормят сплошной химией", что бросить бы Дашке вообще эту дурацкую учебу, чтобы заняться, наконец, чем-то настоящим. Настоящим домом, настоящим участком, настоящим соседом-Петькой, который ее со школы в жены зовет.

"Где родился, там и пригодился", – постоянно повторяла мама, переживая, что со всеми "новомодными" веяниями внуков от дочки не дождется еще лет пять, а то и десять.

"Надоело", – Даша вжала кнопку вызова лифта до упора, с такой силой, что сустав на большом пальце заныл – настолько натянулись связки.

Девушка любила родителей. Всем сердцем. Приезжала каждый раз, когда чувствовала, что душа на части рвется от тоски по родному дому, по близким людям. Спешила в дорогу, желала оказаться в родных объятиях, поделиться успехами и услышать слова поддержки. Которые все равно никогда не звучали. Потому что: "образование для дураков, что у нас, место не найдешь так?", "все живут и не жалуются, одна ты", "твое дело детей растить, а не по кафедрам дефилировать".

"Дура", – пришлось нажать на кнопку еще несколько раз, испытывая раздражение оттого, что чертов лифт не хочет ехать по первому зову.

Наконец, двери кабинки лениво и скрипуче начали разъезжаться,  внутри медленно и немного нервно мигал тусклый желто-оранжевый потолочный светильник. Резкий запах ударил в нос, заставляя девушку поморщиться и на секунду пожалеть, что не выбрала спуститься на первый этаж пешком.

Один удар и громкий скрежет сообщили, что двери лифта уперлись в ступоры, и шире уже не откроются. Звук не изменился с детства Даши, разве что неприятный лязг стал сильнее, а финальный стук больше не пугал настолько, чтобы вздрагивать всем телом.

"Глупости", – девушка зашла в лифт, набрав в грудь побольше воздуха, чтобы не дышать едкими ароматами всю дорогу вниз. Вдавила кнопку первого этажа, удивляясь, что старый расплавленный пластик не заменили до сих пор, а ведь уже столько лет прошло. Даша терпеливо дождалась, когда двери захлопнуться, испытывая легкое напряжение оттого, что задержала дыхание.

Свет в лифте мигнул в последний раз одновременно с хлопком тяжелых металлических створок лифта, после чего кабинка погрузилась в полнейший мрак.

– Прекрасно, – выдохнула девушка, не сдерживая раздражения от отвратительного завершения каникул.

И через мгновение почувствовала, как земля уходит из-под ног.

Пол словно растворился. "Или провалился ко всем чертям," – подумала бы девушка, если бы не пыталась в своем падении одновременно не умереть от страха и ухватиться за что-нибудь руками.

Тщетно.

Темнота поглощала, словно Даша провалилась в бездонную пасть голодного кита. Любое движение, попытка дотянуться до стены или хоть какой-нибудь за что-то зацепиться – бесполезная трата времени. Сжимаешь кулак, а ловишь только пустоту. Густую, вязкую, обволакивающую со всех сторон.

"Не хочу так", – успела подумать девушка, не представляя, как шахта лифта может быть настолько глубокой. Те полтора-два десятка метров,  что по логике, предстояло падать – казались бесконечностью. Или время застыло, или паника, охватившая девушку, затмила всякие ощущения, позволяющие понять – как долго на самом деле длилось падение.

Но оно закончилось.

Не могло не закончиться.

Резко и внезапно. Не оставляя момента, чтобы зажмуриться от ужаса. Приземление оказалось жестким, выбывающим воздух из легких.

На несколько секунд Даше показалась, что она даже боли не испытывает.

Все так же виновата проклятая пустота, что съела ее, не оставив ничего.

"Не так плохо, как я думала", – на губах девушки неожиданно мелькнула легкая улыбка. И так же быстро губы скривились от испуга, когда до слуха донесся раскат грома, а белая вспышка молнии разрезала ночное небо пополам.

"Где я?!" – Даша резко поднялась, и только после этого ощутила, что падение не прошло без последствий. Мышцы тянуло так, будто их заполнили раскаленным свинцом, и теперь он остывал и становился с каждым мгновением все менее податливым. Голова болела.

И понимание, что девушка  сидит на крупном сером  щебне, только разгоняло эту неприятную тяжесть в черепушке.  Плюс – пусть и теплые, но все же камни – не самая приятная "подушка". Удобства Даша точно не испытывала. Девушка смотрела на пустошь вокруг себя, и не узнавала местность. Даже примерно не могла сориентироваться, где оказалась.

Вдалеке, во всяком случае Даша не бралась оценить, сколько точно метров, виднелись густые заросли неизвестных растений с крупными и широкими листьями самых разных оттенков – от темно-зеленых до насыщенно-розовых.