— Ты это, ничего не хочешь? — переведя взгляд на Ризу, спросил Эдвард.
— Нет, я уже пойду.
— Так темно уже, — зевая, возразил он. — Куда ты пойдёшь?
— Да, оставайся! — подхватил Альфонс со своего места. Он уже засыпал на стуле, но после слов Ризы встрепенулся и сел ровно.
— Если что, я разрешил!
Эдвард схватил её за руку, но почти сразу же выпустил и остановил взгляд на потолке. Свет окрашивал его в желтоватый, оживляя лёгкий цветочный узор по краям.
Её рука взъерошила волосы на макушке. Эдвард передёрнул плечами, когда мурашки прошлись по шее и спине.
— Я не так уж далеко живу.
Альфонс отвернулся от них, но сидел не шевелясь, словно ловил каждое их слово. Даже Лия не могла отвлечь его внимание.
— Тогда, тогда мы тебя до улицы проводим! — выпалил Эдвард. — И это, я Хаяте в подъезде поведу, ага?
***
Лязг отдавался эхом в стенах перевозного морозильника, вибрировал в недрах пола, в лапах, поднимался сладостной дрожью в груди. Рыча от нетерпения, Энви промчался между рядами оголённого мяса. Он проскользил до самой двери. Преграда завизжала под когтями, выворачиваясь наружу.
Энви впился взглядом в пристроившийся между вагонами силуэт. Он не походил на ишварита ни очертаниями, ни манерой передвижения, но источником грохота точно был он.
Пару секунд Энви только смотрел, осознавая, кто устроил переполох, и заводясь от мысли, что сам вообразил, будто ишварит раздалбывал сцепление вагонов. Но как можно было подумать другое, когда только у пустынного выродка была цель ускользнуть от погони любыми способами?
Толстяк вынюхивал середину сцепления с таким сосредоточением, что даже не обернулся на шум. Цепляясь за железку всеми конечностями, он тянулся дальше. В лысой голове даже не зародилось мысли, что он может наступить не туда и слететь прямо под колёса поезда.
Энви тронул когтём край железки. Лапа соскользнула, и гомункул попятился к двери вагона, втягивая запах, которым поезд пропитался от колёс до крыши.
На железке поблескивали тёмные капли. Кровь, но чья — ишварита или туши, которую Глаттони стащил с крюка?
Потоптавшись на месте, братец разинул рот. Зубы влажно сверкнули по обе стороны сцепления.
Энви дотянулся до него лапой, сгрёб за шиворот и рванул на себя. Толстяк с гулким стуком приземлился на платформе, под самой мордой старшего брата.
— Даже не смей туда лезть, — прошипел Энви ему в лицо. — Грохнешься, доставать не буду.
Глаттони таращился на него, кривя рот в подобии улыбки.
— Энви, он там был, был! Там пахнет свежей кровью!
— Почем ты знаешь, что это его? — Энви обнажил клыки в широком зевке. — Может, ты там и накапал.
Помотав головой, Глаттони опять ткнул туда пальцем.
— Я других не трогал. И мясо туда не тащил.
— Туда не тащил, но по дороге слопал, да? — Энви потянулся почесать ухо задней лапой. — Ты только смертных раньше времени не лопай, они мне ещё нужны.
Он подтолкнул брата к двери. Замок на ней сбило, когда Энви ломился сюда, и она со скрипом качалась туда-обратно.
— Подожди здесь. Я проверю.
Алые искры прошлись по телу горячей волной, вытягивая позвонки и мышцы. Кожу покалывало едва различимыми разрывами. Железка расплылась перед глазами, словно он смотрел сквозь бракованную лупу.
Голова гомункула нависла над тёмным пятном. Энви втянул солоноватый запах. След вёл сразу в два направления.
За спиной бахнуло дверью. Кто-то приглушённо выругался, едва завидев Энви, и шарахнулся обратно.
Энви с трудом повернул голову. Главный среди людской компашки прятался за дверным проёмом, не смея ни выйти, ни сбежать.
— Ты тут не ходил? — сипло поинтересовался Энви.
— С чего бы? Ты же поручил мне передние вагоны.
Он говорил тихо и ровно, но острый запах пота выдавал его страх.
— Интере-есно получается, — разглядывая царапины на железке, протянул Энви. — То есть, наш промёрзший до костей дружок пробрался сюда, почти разобрал сцепление на куски, но услышал Глаттони и успел свалить?
— Получается, так.
Энви стоял на широко расставленных лапах, вонзив когти в железную прошивку. Холод покусывал под кожей, пробираясь к философскому камню, чьи искры живительным жаром разлетались по телу, стягивая позвоночник до привычных размеров.
Энви встряхнул головой, и укороченные позвонки звонко хрустнули в ответ.
— Не понимаю. Как он вообще может двигаться?
— Мало ли, какие они в храмах тренировки проходят, — смертный спрятал нос в отворот куртки. Взъерошенный и сутулый, он походил на приболевшую птицу.
— Тренировки, ага, — он оглянулся на тёмную от крови железяку. — Сдаётся мне, он не всё время в морозильниках сидит.
— А где же ещё?
Энви поманил его пальцем. Смертный шагнул вперёд с таким видом, словно под его ботинками извивались десятки змей.
— В вагоне для персонала, — выдохнул ему в лицо гомункул.
Смертный покачал головой. Нижняя часть лица пряталась за отворотом куртки, но в его взгляде Энви различил недоверие.
— Знаю-знаю, там почти постоянно ошивается кто-то из ваших. Ключевое слово — почти, — проходя мимо него к двери, гомункул не удержался и хлопнул смертного по плечу. Лицо мужчины побледнело, и даже под толстой курткой ощущалось, как он сжался. — Нам нужен караул. Постоянный. Устроишь?
— Но он же может…
— Да брось, не будет он атаковать здоровых мужиков, тем более не вы его цель! Поставь туда этого Кайла с его мелким дружком, и он будет у нас на крючке! — Энви засмеялся, но веселье прервал встречный ветер. Закашлявшись, гомункул развернулся к нему спиной.
Глаттони поднял пухлую ладонь, но Энви перехватил его за руку раньше, чем братец успел ей хлопнуть, и потащил к сцеплению.
— Ты! — обернувшись, Энви ткнул в смертного пальцем. — Займись караулом, а этот вагон на нас!
Мужчина прошёл в дверь боком, не смея поворачиваться спиной, пока не окажется за железной преградой. Энви на его предосторожность только фыркнул: если понадобится, он смертного откуда угодно выскребет, и никакая осмотрительность не поможет удержать зверюгу высотой в дом.
— Перепрыгнешь туда? — Энви кивнул на платформу соседнего вагона.
Глаттони задумчиво замычал. Взгляд обжоры подозрительно бегал из стороны в сторону. Кто другой на его месте мог испугаться, но вряд ли братца волновали такие мелочи, как ушибы и трещины в костях от неудачного приземления.
— Чего? — поторопил его Энви.
— А если, если он не там? Если он спрыгну-ул?
Глаттони взволнованно сопел. Его глазки отсвечивали в полумраке, точно мутные зеркальца.
— Не неси чушь, а? — процедил Энви. Отпустив руку брата, он заходил по узкой платформе. — Ну не мог он, это же самоубийство! Что бы он, по-твоему, делал после этого, подыхал бы на обочине, пока кто-нибудь милосердный не добьёт?
Энви всплеснул руками, отгоняя тревогу. Ишварит уже показал, насколько он отчаянный, так что ему мешало рискнуть ещё раз? В лучшем случае, он получал свободу и призрачный шанс на то, что доживёт до следующего утра, в худшем терял ровно столько, сколько и здесь, в ледяных внутренностях металлического зверя.
Нервно закусив ноготь, Энви косился на последний вагон.
— Глаттони, а откуда ты пришёл?
Обжора ткнул пальцем в выломанную дверь. Энви выдохнул горячий воздух, провёл ладонью по волосам, дёрнул прядь у самого уха. Мимо Глаттони ишварит бы не прошёл, оставался только треклятый вагон.
Энви отошёл к двери, чтобы разогнаться. Облизнув сухие от ветра и волнения губы, мотнул головой Глаттони и сорвался с места.
Пустота, короткий свист — и Энви с грохотом приземлился по ту сторону сцепления. Не дожидаясь брата, он рванул дверь вагона и ворвался внутрь.
Его обдало холодом. Энви стремительно прошёлся мимо мясных рядов, надавил на другую дверь и снова высунулся на улицу.
На самом краю платформы темнели свежие кляксы. Присев на корточки, гомункул ткнул в них пальцем, лизнул. Солоноватый привкус свежей крови смешался во рту с горьким вкусом чая.