Перед глазами Саурона заплясали призраки прошлого:

«Это уже было. Было! Храм мастеров…»

Арагорн с самого начала заметил, что битва какая-то ненастоящая, словно он на тренировке, и противник наносит осторожные удары, чтобы случайно не прибить соперника.

«Играет со мной, прежде, чем убить» — подумал король и гневно прокричал:

— Саурон! Довольно этих уступок, дерись, как воин!

— Херушки. Я не буду портить себе статистику моих гениальных бескровных и мирных побед потрошением твоей жалкой тушки.

— Тебе придётся убить меня! Я никогда не буду служить тебе, слышал!

— Зачем тебе гибнуть в бою? Ты же не эльф, сам потом сдохнешь.

Каким бы славным воином и отличником по физре ни был король Арагорн, он был всего лишь человек. И даже явно не смертельная, но утомительная драка, а ещё моральное напряжение, вытягивали из него слишком много силушек. И он допустил прокол, открылся и, конечно, тут же словил сбивающего с ног леща. Но ни острыми лезвиями булавы, а тупой стороной рукоятки. От удара башкой о каменные плиты пола сознание помутнилось.

Когда Арагорн с трудом восстановил круговерть перед глазами, увидел, что Саурон держит перед его шеей выпавший из рук Нарсиль и как-то странно испуганно и обречённо на него пялится.

Саурон призадохнулся воздухом. Он видел перед собой не поверженного людского короля, а нолдо, залитого с ног до головы кровищей, едва дышащего из-за пронзённой грудины перебитыми рёбрами, даже перед лицом неминуемой гибели такого упрямого и… родного.

Саурон мотнул башкой, отогнал наваждение и снова смотрел на Арагорна пристально-скучающе, словно на бесполезную, но интересную букашечку.

— У меня к тебе вопрос: почему вам, людям, вечно нужно усложнять жизнь себе и другим? Почему ты не сел на тот же корабль и не утёк на запад вместе с жёнушкой и тестем.

— Я не могу оставить свой народ. Тебе не понять этого! — ответил король.

— Снова эти пафосные речи. Фу. — брезгливо сказал майа. — Ненавижу бесполезные геройства. Все равно же, даже мумаку ясно, что у вас нет шансов.

— Нет! Я не буду перед тобой стелиться. Мне не выжить в этом бою, это правда! Мне не увидеть больше жену, и никогда я не возьму на руки своего сына или дочь. Но хоть тебе, скотина, подпорчу радость от всевластия! Меня ты не получишь!

Саурон отвёл меч от лица Арагорна и внезапно отступил.

— Власть — это не пиры, дворцы и приемы, король. Власть — это тяжкий груз. Все остальное — мишура. Сколько злости и зависти пришлось одолеть! Сколько бессильно раз глядеть, как рушится все, что с таким трудом построено! И скрипя зубами, подниматься, заново строить, придумывать новые хитрые ходы в игре, где все лгут! Все!

Саурон быстренько перебрал в мыслях, каким образом ему достались последние победы, и глаза его вспыхнули ярким злым пламенем.

— Но я все же хочу обустроить все так, чтобы каждый был на своём месте, чтобы страны были мощными, а жители не знали нужды. Для вас, придурков, же стараюсь!

— Какое благородство. Прикажу установить в честь тебя, достойнейшего, почетную доску.

Саурон прикинул, что от почетной доски он бы, кстати, не отказался. А ещё лучше от памятника. И, желательно, золотого. Его тщеславной душонке всегда хотелось, чтобы его труды по достоинству ценили, хвалили бы его, прекрасного, баллады, там, сочиняли.

«Трудно что ли? Ведь они даже представить себе не могут, через что я прошёл ради этого! Какой немыслимой ценой мне это досталось!»

Саурон хотел было сказануть, что он уже, хрен с ними, и на грамоту за две медяхи согласен, но Арагорн, наконец-то сообразил подняться с пола и сбил майарские мечтания о наградах и почете новым тупым вопросом:

— Но скажи, нахрена тебе это все надо? Если власть для тебя так обременительна, то почему ты к ней так всеми силами стремишься? — Арагорн поднялся с пола.

— Да у меня нет больше ничего. Знаешь, почему я такой злобный?

— Почему же?

Сауроновы пылающие глазищи угасли.

— Я потерял самое любимое существо. Он погиб в ужасных муках.

Вспомнив возлюбленную супругу, Арагорн вдруг проникся. Он помолчал несколько мгновений и сказал:

— Прими мои соболезнования. Однако представляю, что сотворившие это зло наказаны тобой.

— За его смерть я даже не могу отомстить. Он предал меня. Я сам убил его. — сказал Саурон ровным бесцветным тоном, как будто они обсуждали лошадиные подковы. По крайней мере он очень хотел, чтобы эти слова прозвучали именно так.

— Ты про мастера Келебримбора? — понял Арагорн. — Это… тоже достойно сожаления, даже относительно тебя, Саурон. Боль от потери мы все чувствуем одинаково. Что ты хочешь?

Теперь в глазах темного майа замелькали лукавые огоньки, будто он придумал гениальное решение.

— Просто немного тепла и заботы. Ты ведь сам в таком же самом положении. Давай поиграем. Представь, что я — Арвен.

С этими словами Саурон взмахнул руками, вокруг него завертелся огненный шар. А когда пламя исчезло перед Арагорном стояла сама Арвен, его прекрасная и обожаемая супруга, мать его будущего ребёнка. Она была в бархатном платье цвета ночного неба, длинные волосы шёлком стелились почти до самых пят, большие и глубокие синие очи отражали свет звёзд.

— Это невозможно! - поразился Арагорн.

— Пфф, я майа, я могу менять облик, не знал что ли? — сказала «Арвен».

Арагорн колебался. У него так давно никого не было! Арвен беременна, ей было нельзя. А с другими Арагорн не мог себя представить. Измен он категорически не приемлил. Последней точкой в принятии решения стало вполне мужицкое: «Да и вообще, он же всё равно меня прибьёт, может это последний секс в моей жизни!»

— Пойдём в комнату, — Арагорн взял Саурона за нежную девичью ручку.

В королевских покоях Арагорн подвёл жену к ложу и, приподняв ее прелестную головку, сладко поцеловал в алые полные губы, едва заметно прикусывая мягкую кожу.

Ласковые руки его блуждали по лицу, плечам, спине, и от этих прикосновений сердце Саурона замирало. Он в ответ раздевал короля, целовал оголившееся плечо, шею, напряжённые налитые сталью мышцы груди и чуть пониже. Арагорн трепетно и неспешна развязал ленточки на платье, обнажив желанный стан.

Бархат соскользнул с фигурки, открывая нежную грудь которую король огладил руками, чувствуя как под прикосновениями соски превращаются в твёрдые шарики. Арагорн коснулся их губами, целуя осторожно, словно припадая к священному роднику. Он положил Арвен на простыни перед собой, уже полностью обнаженную, нежную и прекрасную. Саурон ощутил дрожь во всем теле.

Поцелуи и поглаживания, лёгкие, как пёрышки, только кончиками пальцев, но невероятно возбуждающие, перешли на живот. Майа вздрогнул, когда Арагорн спустился ниже и стал проглаживать бёдра и целовать между ног.

— Ах… возьми меня! Я весь… то есть вся твоя! — шептала Арвен, между рассеянными поцелуями.

Саурон ощутил, что весь промок и уже отчаянно жаждет близости, он, лаская и целуя лицо Арагорна, уже не размышляя, гадость ли борода, или сойдёт, приподнял бёдра навстречу и прижался к его твёрдому естеству с которого уже сочились прозрачные капельки.

— Любовь моя, сокровище… как же долго я этого ждал… — король навис на вытянутой руке над телом возлюбленной, второй направил член в ее шелковистое лоно и застонал, желая полностью раствориться в этом влажном жаре.

Саурон утонул в волнах тепла и чувственно закусил губу, мягко принимая любовника в себя и двигаясь ему навстречу. Все его существо захватило головокружительное томление от этого немыслимо восхитительного скольжения. Тело, не подвластное более мыслям, то податливо позволяло войти до упора, то все вдруг невероятно сильно сжималось, становясь таким узеньким, что король не мог сдерживать сладких прерывистых вздохов.

Арагорн входил медленно, протяжно. Это не было нисколько похоже на недавние случайные связи. Это было единение душ. Словно стали они в эти мгновения единым целым. Весь мир растворился, вокруг царила только беззвёздная мягкая мгла, наполненная желанием. Каждое движение распаляло в телах трепетное таинственное пламя. Словно вот-вот откроется сама истина. Движения Арагорна стали сильными и очень глубокими.