– Э… это был бы инцест.

– Другая дочь, гипотетическая, от кого-то другого! Хотела бы?

– Ну… нет.

– Тогда почему ты думаешь, что я хочу?

– Ну… еще раз извини. Я тебе сильно навредила?

– Не очень, – проворчал Совнар. – Собственно, это мелочь. А вот что не мелочь…

Лахджа напряглась. Она ожидала этого разговора и боялась его. Когда Совнар начал нудить про дочку Бхульха, она решила, что легко отделалась, но оказывается, он просто начал с менее серьезной претензии.

– Это ты убила Ассантею? – очень тихо спросил Совнар. – И не лги.

– Ассантею убила неспособность вовремя остановиться, – пробурчала Лахджа.

– Возможно, то же самое однажды убьет и тебя, – предупредил Совнар. – Я понимаю, ты защищала свои интересы…

– И свою жизнь.

– Даже так.

– Даже так. Ты не выяснил, почему Кошленнахтум хочет меня убить?

– Выяснил кое-что. Судя по всему, он не хотел убить конкретно тебя. Он хотел убить вас всех.

– Жен Хальтрекарока?.. – вскинула брови Лахджа.

– Фархерримов.

– Моя дочь не фархеррим. Она вайли.

– Я пока не знаю, почему Кошленнахтум ополчился на фархерримов и их потомство, – покачал головой Совнар. – И Пропрос тоже не знает… или не хочет говорить. Я надеялся что-то узнать от Ассантеи, когда она вернется… но стоило ей вернуться, как ты сразу обрубила эту ниточку.

– Она сама ничего не знала, – с сожалением сказала Лахджа. – Я… я долго с ней работала. Ее просто купили. Очень много условок и обещание хорошей должности. Личного эмиссара Кошленнахтума для особых поручений.

– Жадность всегда была главным недостатком Ассантеи, – вздохнул Совнар. – Жадность и недальновидность. Во всем была отличная работница, но вот… всегда пыталась съесть больше, чем помещалось во рту… Из-за этого попала в Хиард, из-за этого и… эх. Рано или поздно одна из вас убила бы другую… и я, честно говоря, рад, что победила ты. Но жаль все-таки. Кем мне ее теперь заменить – твоей храчкой?!

Спящая Астрид перевернулась на другой бок, втянула в рот простыню, привычно поперхнулась и выплюнула. Лахджа поправила ей подушку и сказала:

– Если ты во мне еще не полностью разочаровался – пока я заменю. А потом… вот Астрид скоро подрастет. Она тоже вайли.

Совнар приподнялся над колыбелью и впервые с интересом посмотрел на спящую девочку.

– Сколько ей? – спросил рыжий кот.

– Почти годик. Подождешь еще лет пятнадцать?

– Эх… почему бы и нет, – вздохнул Совнар. – Только прими добрый совет, Лахджа. Постарайся больше не раздражать Хальтрекарока. Если он узнает, кто на самом деле убил Ассантею – никакие прежние заслуги тебя не спасут.

– Ну вот Лахджа и проявила свою истинную натуру, – довольно крякнул Бельзедор. – Что, Дегатти, не жалеешь, что с ней сошелся?

Волшебник пожал плечами и опрокинул очередную стопку.

– Я знал, что она демон, – сказал он. – И знал, что она убила Ассантею.

– Ты знал?..

– Без подробностей, просто о самом факте. Янгфанхофен, конечно, очень старался вызвать во мне отторжение подробным описанием вивисекции…

– Я люблю эту часть, – ухмыльнулся старый гохеррим.

– Откуда ты вообще все это знаешь? – вздохнул Дегатти. – Такое впечатление, что ты сканируешь память каждого своего посетителя.

– Не-е-ет!.. – замахал руками Янгфанхофен. – Ну что ты, что ты!..

– Янгфанхофен!..

– Нет, – уже серьезно произнес демон. – Я до такого не опускаюсь, мэтр Дегатти. Просто… я люблю собирать истории. По деталькам, как мозаику. Думаешь, я не обратил внимание на Лахджу, которая заявилась ко мне под видом Ассантеи? Разные кусочки этой истории знала она сама, Совнар, Клюзерштатен, Хальтрекарок, Кийталана, Абхилагаша, Бхульх… это было полгода назад, но я только на днях закончил собирать эту байку. Вы первые, кому я ее рассказал.

– То есть ты и дальше будешь об этом рассказывать? – тихо спросил Дегатти.

– Да. Но не всем, выборочно. Только незаинтересованным лицам.

– А я, по-твоему, незаинтересованное лицо?

– Ты уж точно не заинтересован в том, чтобы раскрыть глаза Хальтрекароку, – хохотнул Янгфанхофен. – Даже если бы не знал о том, что с тобой в этом случае произойдет.

– Это да… – промямлил Дегатти. – Значит, Хальтрекарок в тот день получил аж севигу новых жен… Боги, вот зачем ему столько? Что он с ними делает? Бельзедор, у тебя когда-нибудь бывало так много?

– Я не настолько неумерен в желаниях, – отхлебнул из бокала Темный Властелин. – Больше трех одновременно у меня не бывало. Но знаешь… иногда и одна-единственная может доставить кучу проблем.

– Это уж точно. А у тебя, Янгфанхофен… сколько у тебя жен? Раз уж мы тут все откровенничаем.

– Дегатти, куда тебя опять несет? – спросил Бельзедор. – Зачем ты вообще этим занимаешься? У тебя что, и правда психологическая травма после той нашей встречи в твои юные годы?

– Да пошел ты, – огрызнулся волшебник.

– Нет, я только рад, если так и есть. Многие обзавелись благодаря мне душевными травмами. Но теперь-то мы с тобой собутыльники. Друзья, можно сказать. Давай, поговори со мной об этом. Признай свои проблемы и постараемся вместе их решить.

– Ты ведь хочешь удостовериться, что у меня есть душевная травма, чтобы провернуть в ней нож?

– Ярыть. Я что, становлюсь настолько предсказуемым? – мрачно уставился в бокал Бельзедор.

– Ох, мэтр Дегатти, мэтр Дегатти… – покачал головой Янгфанхофен. – Я понимаю, у тебя большое сердце, в нем много любви, которой ты жаждешь одарить всех окружающих…

– Чего?.. – моргнул волшебник.

– Но ведь и Хальтрекарок занят примерно тем же. А ты спрашиваешь, зачем ему столько жен. Вся разница между вами в том, что у него есть возможность сделать своими всех, кто ему нравится… а у тебя все в точности наоборот. У него тоже большое сердце, он искренне любит своих жен.

– Любит, – повторил Дегатти.

– Любит, любит. Как дети любят конфеты – искренне, но не очень задумываясь о их чувствах и судьбе. Нашим миром правит любовь, мэтр Дегатти. В общем-то, весь нынешний Паргорон во многом именно таков, потому что в древности два могучих демолорда… хотя тогда мы еще не назывались демолордами… так вот, они полюбили друг друга… хотя тоже не так… Один полюбил… хотя тоже не совсем так… Вряд ли то чувство можно было назвать любовью… Но давайте вы лучше послушаете сами. Эта байка – важнейшая часть нашей истории, и ее я тоже собрал по кусочкам от непосредственных участников событий. Тех, кто гораздо старше меня – Бекуяна, Гариадолла, Мараула, Ге’Хуула, Ксаурра, Аркродарока, Мазекресс… и отца.

– Твоего отца?

– Ну не твоего же, Дегатти. Мой отец – Сильдибедан, Судья Паргорона. Он тоже участвовал в тех событиях. И… вам лучше устроиться поудобнее. История длинная.

59920 год до Н.Э., Паргорон, Кровавая Пена.

Бекуян смотрел на Согеяна, а Согеян – на Бекуяна. Левый и Правый Глаза Древнейшего неподвижно висели в воздухе, и если бы не разные цвета радужек, никто в целом мире не смог бы с уверенностью сказать – который из них который.

– Неправильно, когда один глаз видит другой, – произнес один.

– Это неестественно, – согласился другой.

– Когда один из нас умрет, второй останется в одиночестве.

– В этом не может быть сомнений.

Бесстрастны были их речи. Без капли эмоций, без тени чувств. Оба прозревали весь Паргорон, оба видели творящееся во Тьме и за Кромкой – но их взгляды поминутно наталкивались друг на друга. Зрение каждого оставалось несовершенным, пока в том же мире существует второй.

Когда-то они были близки, как только могут быть близки два глаза. Когда-то они держались вместе, стояли друг за друга горой – и тогда Очи Древнейшего воистину не знали для себя невозможного. Но шли годы, шли века, миновало уж пять тысячелетий – и с каждым из них все сильнее расходились Правый и Левый.