— Прекратить огонь! — крикнул Ян.

Капитан окинул взглядом поле. Между дымящихся воронок лежали одни трупы, бесславно принявших здесь свой последний бой. Никто и не вспомнит, что здесь кто-то погиб. Танк тихо тарахтел двигателем, ожидая дальнейшее развитие событий. Солдаты Конфедерации с нескрываемым опасением смотрели на него в ответ.

— А в нас он стрелять не будет? — спросил Яна один из солдат.

— Сейчас узнаем, — ответил капитан и вышел из укрытия.

Стальной монстр, монотонно урча, выжидающе смотрел на Яна. У самого капитана слегка сосало под ложечкой от непредсказуемой машины. Ещё никогда он не видел хартийский танк так близко. Не дойдя пары метров, люк танка со скрипом отворился и оттуда высунулась чернявая голова с длинными тёмными косами. Пока Ян пытался понять что происходит, девушка хитро улыбнулась и выпрыгнула на крышу танка. Вместо устоявшейся для капитана формы на ней было широкое разноцветное платье, что своими воланами доставало до дула.

«Цыганка. Цыгане украли у хартийцев танк!»

Эта мысль настолько рассмешила Яна, что он во весь голос залился хохотом. Пока капитан смеялся, из башни выпрыгнуло ещё два цыгана. Их глаза горели непреодолимым желанием встрять в очередную авантюру.

Через несколько минут отряд Яна и ромы разговорились. Выяснилось, что танк по неосторожности заехал прямо в цыганский табор, едва не раздавив барона и баронессу. Такой наглости жители табора стерпеть не могли. Толпа накинулась на танк, закрыла смотровую щель, взломала задраенный люк и связала до смерти перепуганный экипаж. После цыгане стали думать, что делать с танком и решили, что лучше отдать его конфедератам.

— Может вы нас и не любите, — продолжала цыганка. — Но, по крайней мере, не трогаете. А что эти будут с нами делать, мы знаем. Уже всех изгнали со своих земель. Так что держите. Бейте этих шайтанов с их новым порядком!

— Спасибо вам. От всей армии. Вот только что вы сделали с танкистами?

— А мы их перевоспитываем. Когда поймём, что пакостить не будут — отпустим.

Ян нервно взглотнул, представляя, что делают с теми бедолагами, но ничего не ответил. Раз уж против Хартии стали цыгане, значит она точно обречена.

На прощание цыганка обняла капитана и махнув рукой, скрылась в густой зелени. Ян махал в ответ, пока не понял, что цыганка стащила у него пистолет. Но капитан особо не расстроился. Обмен пистолета на танк казался выгодным, не так ли?

***

Рацион защитников Варшавы, в условиях полного окружения и осады, сильно урезали. Доходило до того, что на день выдавали пачку безвкусных галет и флягу воды. Воду очищали дезинфицирующими таблетками. Говорили, что они способны сделать её пригодной для питья даже после загрязнения нефтью. Правда вкус у воды становился настолько ужасным, что некоторых начинало тошнить.

За скудным завтраком Алексей и Бернард разговорились на так мучавших сейчас всех вопросы, о которых в мирной жизни никто бы не задумался.

— Как ты думаешь, Медведь, почему хартийцы так жестоки с нами? Особенно с мирным населением?

— Я думал над этим, Леший, — ответил Бернард, кривясь от горькой воды. — Сначала я объяснял себе, что они таким образом хотят показать своё превосходство. Но тут всё намного глубже. До войны простые хартийцы ничего о нас не знали. Они же начали войну, наивно веря, что несут нам цивилизацию. Но когда заняли первые города, увидели, что живём мы не хуже. Дома такие же красивые, улицы такие же ухоженные, дороги такие же ровные, канализация так же бесперебойно работает, а простые люди жили так же беззаботно. Жили… — вздохнул Бернард.

— Так пускай тогда разворачиваются и сваливают, — бросил Лёша.

— Наивный ты, Леший. Ты же знаешь их лучше, чем все мы. Некоторые из них служат Гвину уже одиннадцатый год. Каждое убийство они прощают себе, во имя лучшего мира. И теперь, когда они здесь, им очень сложно уместить всё это в голове. Они действительно не понимают, что здесь делают. Но признать, что их обманывают? Обманывают одиннадцать лет? Тогда какой в их существовании был смысл? Любой человек будет глушить эти вопросы и делать всё, чтобы их больше не возникало. Поэтому они разрушают города, убивают и насилуют. Потому что по-другому их ценностям придёт конец.

— Они такие мудаки, пока в наступление. Когда хорошенько получат в морду, в голову сразу вернуться неудобные вопросы. И тогда окончание войны лишь вопрос времени.

— Ещё одна причина уничтожать их как можно больше?

— А ты как думал? — ухмыльнулся Алексей.

— Особенность нашей войны заключается ещё в том, что она ведётся не за какую-нибудь газовую скважину или клочок суши. У нас война мировоззрений. Они хотят чтобы вся Европа обслуживала узкий круг людей по их мнению достойных этого. Мы хотим, чтобы каждый нашёл своё место в мире. Их взгляды на жизнь искажены многолетним обманом. Нам же всегда говорили правду, какой бы горькой она не была.

— Как ты думаешь, в тылу знают как у нас дела? Думают как нас спасти?

— Не знаю. Майор как обычно ходит хмурым, а это ни о чём хорошем не говорит.

— Пусть уж пошевелят своими задницами. Я пока ещё хочу с Джульеттой пожить. И твоей светлой голове никак нельзя позволить пропасть. Ты кем был до войны, командир?

— Два года учился в военной академии. Но наука войны мне давалось тяжело, поэтому в высший офицерский состав попасть не удалось. До этого жил скучной жизнью в Реймсе.

— Как это? — удивился Алексей. — Неужели за одиннадцать лет ничего интересного с тобой не произошло?

— Ничего интересного, что бы тебя заинтересовало. Обычная рутина. Особенно глядя что сейчас происходит, я понял как скучно жил. Меня ведь даже дома некому ждать. Некому написать тёплое письмо, никто крепко не обнимет, если я вдруг выживу и вернусь.

— Медведь.

— Да, Леший?

— Если мы выберемся из этой задницы, пообещай, что найдёшь себе пару. Понял?

— Да, Леший, — вздохнул Бернард. — Торжественно клянусь.

***

Ян закурил, наблюдая за багровым закатом. На его фоне догорала техника из разгромленной колоны хартийцев. Противник хотел обойти войска Конфедерации с фланга, но к его несчастью в этом секторе работало два беспилотника. Через три минуты остатки колоны панически отступали под защиту воздушной обороны. Группу капитана отправили оценить потери противника.

Из люка БТР-а свисал полуобугленный труп. Его нога зацепилась за стальной выдолб и он так и остался парить на землёй. Штаны стянулись, оголяя белые-белые ягодицы, особенно на фоне сгоревшего туловища и головы. Мозолистые ладони сжались в кулаки, рот так и остался широко открытым во время последнего мучительного вопля. Тело ещё тлело, а ветер усиливал удушливую трупную вонь.

— И зачем ты сюда ехал? — спросил Ян у трупа, туша об него сигарету. — Освобождать нас? Спасать от нищеты? Ну что, спас? Выполнил дело Хартии? А мог бы сидеть дома. Хотя нет, у таких как ты нет выбора. Такова значит твоя судьба. И не узнает молодая каков идиотов был конец, — напевал под нос капитан и пошёл к своим подчинённым. Они как раз возились возле двух бронемашин.

Выяснилось, что у техники повреждена только ходовая часть и после ремонта их можно было вернуть в строй. Оставалось только решить как их доставить в ремонтную бригаду.

— Полковник, — связался с Йозефом Ян, — у нас тут два трофейных БТР-а. Можете там прислать два тягача для реквизиции?

— Прости, капитан. Буквально две минуты назад отправил последние для второго полка.

— Буткевич, — вздохнул Ян, — ты меня огорчаешь.

— Подожди меня списывать со счетов, — засмеялся полковник. — Сейчас что-то для вас придумаем. Ждите.

Уставшие солдаты сели у бронетехники. Несмотря на мрачный вид горящих машин и сожжённых тел, настроение у всех было приподнятым. После многокилометрового отступления они дали бой Хартии, выдержали удар и умудрялись наносить ей ощутимые потери. Каждая маленькая победа доказывала, что они могут сопротивляться, а значит появлялся шанс на завершение войны в пользу Конфедерации. Шанс призрачный, едва уловимый в масштабах кровавой бойни, но он был и за него стоило бороться.