— Козлы это, слепая спирулина! И только попробуй что-нибудь вякнуть! Просто иди и приготовь их! Немедленно! — Зоро был злой: дыхание срывалось частое и охрипшее, на сведенной от напряжения шее оголтело пульсировала синяя жилка, а глаза…

Впрочем, в глаза Санджи заглядывать не рискнул. Мало ли. Вдруг его Луффи бешенством каким-нибудь заразил?

Команда заинтересованно и безмолвно наблюдала, как Ророноа, сбросив на землю любимого капитана, вжал того ногой в песок, попутно выпутывая из захвата изрезанных и исцарапанных рук непоколебимо смирных копытных, словно бы совсем не соображающих, что с ними вот-вот собирались сделать.

Резиновый мальчишка попытался рыпнуться, получил кулаком по макушке, ойкнул, обиженно поджал губы, но почти покорно позволил отобрать от себя добытый трофей, мечты о котором согревали его сердце весь этот долгий, полный горечи, страдания и голода день. Ведь не было ничего, совершенно ничего веселого в том, чтобы кататься у взбешенного Зоро за пазухой, когда тот и не разговаривал, и самому идти не давал, и мяса не отдавал, и ни приключений, ни Санни — хоть Луффи ему и подсказывал направление — уперто не находил…

— Санджи-и… — когда хватка мечника ослабла, мальчишка тихонько завозился, пошевелил затекшими пальцами, кое-как уселся, умостив на лохматую макушку драгоценную шляпу, и вдруг замер. Застыл почти безобидным и невинным изваянием, вводя во грех заблуждения и неведения неокрепшие умы. Прошла секунда, другая… И вот тогда в черных глазищах промелькнула смутная и мутная, как вода в луже, осмысленность, за осмысленностью — узнавание, а следом за узнаванием — ударившая горячим гейзером всеобъемлющая радость. — Санджи! Санджи, Санджи, Санджи! Мяса! Покорми меня! Покорми! Дай мне мяса! Мяса, мяса, мяса!

Коку даже показалось, что еще чуть-чуть, еще один хрупенький расшатанный нервик — и по грязным резиновым щекам покатятся самые настоящие слезы.

— Да, да, сейчас, Луффи. Сейчас обязательно покормлю. Подожди только минутку, договорились? Ты не успел ни к завтраку, ни к обеду, так что мяса осталось много… — Санджи, вновь затянувшись сигаретой, почти ласково потрепал капитана по костлявому плечу, попутно посылая скребнувшему зубами Ророноа насмешливый взгляд: мол, видишь, башка дурья, до чего бедного ребенка довел?

Вот только настойчивое капитанское: — Нет! — грибным дождем посреди вьюги вклинилось в воцарившуюся уютную идиллию.

— Нет…? — Санджи озадаченно поглядел на Монки, пощупал на всякий случай тому лоб, всё еще будучи уверенным, что идиоты не болеют. Старая мудрость осталась непоколебимой, мир пока не сошел с ума — ну хотя бы не окончательно, — и кок, не веря тому, что говорит, осторожно уточнил: — Ты не хочешь мяса, Луффи?

— Хочу! — мальчишка дернул плечом, огляделся вокруг не самым здоровым взглядом и, выпятив тощую снегиревую грудь, требовательно ткнул пальцем в сторону приволоченных розовых козлов. — Хочу их!

— Эй-эй, Луффи… Тебе не кажется, что лучше не стоит их есть? — Нами, до этого только наблюдавшая, недоверчиво покосилась на розовых животных, мирно выковыривающих из песка выброшенную на берег морскую поросль.

— Точно. Нами дело говорит, Луффи. Они какие-то… странные.

— А по мне, так они очень даже симпатичные. Может, и правда не станем их есть, капитан?

— Нет! Станем! Я целый день терпел! И Зоро обещал, что как только мы вернемся — Санджи тут же их зажарит! Санджи, мяса!

— Ну спасибо, голова-трава, удружил…

— К черту пошел. Давай-давай, кончай трепаться и дуй готовить. Я тоже жрать хочу… — мечник, игнорируя направленный себе в спину особаченный взгляд, зевнул во всю глотку, сморгнул выступившие в уголках глаз капли и, зябко поежившись, сначала уселся, а потом и разлегся там же, где и стоял. — Подремлю пока немного, пожалуй…

В козлах было что-то странное, даже более странное, чем в динозаврах, исполинских богомолах, морских королях и прочих тварях, которых Санджи когда-либо приходилось готовить. Взять хотя бы стекольно-голубые глаза, абсолютно, как в них ни заглядывай, лишенные зрачков…

С другой же стороны — он был коком. И брезговать едой только из-за её цвета и внешнего вида не имел никакого права.

Тем более что так приказал капитан.

— Ну и к черту… Жди, паршивый капитан. Сейчас зажарим.

Голубые глаза смотрели спокойно, отсутствующе и как-то…

Слишком понятливо.

Санджи, чертыхнувшись снова, выбросил на песок сигарету, затушил ту носком ботинка и, быстро отвернувшись, пошел за разделочным ножом: не на Санни же, в самом деле, их резать…

— Эй, чертов Маримо! Шеи им хоть сверни, что ли…

Зоро приоткрыл один глаз, чуть удивленно поглядел на кока, обычно не страдающего излишней жалостью к тем, кто попадался им на ужин, и, промолчав, кивнул.

🐐

Чисто вымытые ножи поблескивали в сине-белом свете заглядывающей в окна луны.

Кровь, еще недавно орошавшая сталь багряной краснотой, смешалась с прозрачной водой, растворяясь теперь в самом сердце океана. Печень, почки, кишки и легкие — всё, аккуратно промытое и разложенное по мискам-кастрюлькам, покоилось в холодильнике: ведь ни один уважающий себя кок не станет выбрасывать то, что с радостью и удовольствием переварит бездонное брюхо его ненасытного капитана.

Корабль Таузенд Санни, гордость и радость веселой и бойкой Соломенной команды, лениво переваливался с боку на бок на тихих косматых волнах пробудившегося в лунную ночь моря.

На берегу, зазывно потрескивая угольками и поленьями, горел одинокий, медленно-медленно затухающий костерок.

Только куда же подевались удалые молодцы и прекрасные девицы…? Куда делись смех, песни, байки, льющиеся медовом потоком вплоть до самого утра? Куда делись слетающие с пыльных страниц сказки, сладкая трель колдовских струн, вечные ссоры и перебранки, игры и безмятежный храп…?

Холодные лунные лучи робко скользнули по брошенным на желтом песке вещам: трем катанам, скрипке, снайперским очкам, мерцающему шарику Лог Поса, солнечной соломенной шляпе.

Скользнули по следам от раздвоенных копыт…

…и, потускнев, запутались в свалявшейся розовой шерсти девяти голубоглазых козлов, смирно и кротко бредущих на ласковый звук манящей далекой флейты.

Той самой флейты, что раз за разом, когда к острову причаливал очередной несчастливый корабль, смеялась и плакала в окошке забытого в лесу розового фургончика, обвешанного гирляндами цветастых бумажных флажков.