Мужик, к его удивлению и недоверию, не ответил ничего, но зато с воистину чокнутым восторгом развел в стороны руками, словно пытаясь этот свой фургон за спиной обхватить, едва уловимо кивнул и растянул губы в широкой жутковатой улыбке, вполне способной поспорить с капитанской за титул высшей степени сумасшествия.

Зоро он не нравился.

Зоро, который с рвением маньяка-мазохиста всегда вклинивался в любые неприятности, прибредшие в гости с легкой капитанской руки, не нравился какой-то спятивший лысый тип, затянутый чуть ли не в бабское, голубое с позолотой, платье.

Валить отсюда, да побыстрее — вот единственное, что с настойчивостью учуявшей варенье осы вертелось у него в голове.

— Како… Луффи! Твою же мать! — Капитанское терпение, в отличие от тела, увы, не обладающее эластичностью, с треском и грохотом лопнуло; мальчишка, не придумав ничего лучшего, растерял остатки мозгов и вцепился острыми зубенками Ророноа в руку, да так, точно и в самом деле намеревался отожрать от неё приличный кровавый кусок. — Пасть разжал, живо! Слышал, что я сказал?! Или это, или я тебе сейчас башку оторву!

То ли из-за страшной и, что самое главное, вполне осуществимой угрозы, то ли из-за крепких пальцев, сжавшихся вокруг его горла, мальчишка всё же нехотя подчинился, разжал челюсти, выпуская хоть и не слишком лакомый, но всё-таки не такой уж и дурной кусочек. Закашлялся, тяжело и печально вздохнул, покосился на место собственного укуса, стремительно наливающееся красным отеком…

И по наитию то лизнул.

— И что это такое было? — Зоро смотрел на него грозно, из-под низко сведенных бровей, и сжимал так крепко, что даже резиновость не спасала от навязчивого чувства непривычного дискомфорта.

— Прости, Зоро. Я сам не знаю, — мальчишка говорил искренне, продолжая буравить взглядом товарищескую руку, отмеченную его собственными зубами. Покрутил бедовой головой, подумал, кое-как высвободил тощую лапу, отер кожу от своих же слюней и с самым серьезным видом выдал: — Но Зоро даже вкусный.

— Ты… — говорить было, в общем-то, нечего. Беситься, бить, кричать — это всё стезя стервозной Нами, да и то… Работали — благодаря тому сумасшедшему, кто дал их любимому капитану мозги большой золотой рыбы — все эти вопли, психозы и побои не многим дольше трех жалких минут.

Поэтому, ограничившись усталым выдохом и несильной затрещиной по резиновой макушке, Ророноа вновь перевел взгляд на подзабытого было темношкурого мужика. Он был уверен, что вот сейчас-то, после всего увиденного, затуманенный нирваной разум этого глубоко несчастного человека уж точно прояснится, но…

Но лысый смотрел всё с той же рехнувшейся всепонимающей улыбкой и погруженными в грибной сон глазами.

— Эй… ты глухой, что ли…? Слепой? Блажной…? Полоумный? — молоточки, отбивающие в голове, всё настойчивее велели покрепче хватать бесценного капитана, скручивать того по ногам и рукам, чтобы ничего не испортил и никуда не вырвался, и делать отсюда ноги.

Луффи тем временем, заскучав без должного внимания к своей бесконечно важной персоне, вытянул руку, помахав удлинившейся лапой прямо перед носом у бровастого психопата.

— Добрый день. Меня зовут Теодор, — голос — мягкий, плавный, точно танец несомой потоком подохшей рыбы — прозвучал так неожиданно, что пальцы Зоро машинально сжались на рукояти меча, а капитан разом весь просиял, с любопытством завертев из стороны в сторону бедовой башкой.

— Ой, он говорит! Смотри, Зоро, он говорит! А почему ты сидишь в лесу, козлиный дядька? И как ты здесь оказался? И, что важнее, можно я заберу твоих козлов? Они выглядят таким вкусными!

Зоро поморщился, чувствуя, как на кожу вновь закапали липкие и теплые капитанские слюни.

— Недоумок ты безмозглый! Для начала нужно же…

— Добрый день. Да. Можно.

Будь Зоро чуточку более склонным к разнообразным проявлениям эмоций — он бы, наверное, изобразил что-то вроде впавшего в ступор Усоппа, не могущего определиться между удивлением и ударившей кувалдой паранойей. А так вот получилось только недоверчиво да скептично приподнять правую бровь и бросить все силы, чтобы удержать возле себя пришедшего в неистовство Луффи.

— Что, серьезно…? Он же их сожрать, знаешь ли, хочет.

Чокнутый «добрый-день-Теодор» так же по-рыбьи пожал плечами и, потеряв к разговору последний интерес, потек обратно к фургону, даже не почтив своих питомцев последним прощальным взглядом.

— Эй, постой! Да погоди ты! Хотя бы скажи, почему твои козлы розовые-то?!

«Добрый-день» остановился, постоял так, перетанцовывая с боку на бок. Наконец, обернулся через плечо, ошпарив какой-то очень нехорошей, очень… нарисованной улыбкой.

Правда, как Зоро показалось, на этот раз и эта чертова улыбка, и лицо чокнутого мужика сделались чуть более… осмысленными.

— Добрый день. А почему твои волосы зеленые…?

И ровно в этот момент, когда мечника с головой зачерпнуло колотящееся в висках желание разрубить, разгромить весь этот проклятый расписной цирк, надиктованное не то обидой, не то злостью, не то поднимающейся в груди бессознательной… паникой, Луффи вложил все свои силы в отчаянный буйный рывок, каким-то чертом преуспевая и высвобождаясь из надоедливой хватки.

— Эй, стой! Твою мать! Кому говорю?! Стой, Луффи! Не смей! Не смей их жрать! Мы еще с их цветом и с этим клоуном не разобрались! Да стой же ты, чертов капитан! Луффи! Дождись хотя бы, когда этот паршивый кок их зажарит!

Странные розовые козлы, меланхолично пережевывая пестрые цветочные бутоны, глядели на сплетшийся комок из двух буйствующих человеков глубокими голубыми глазами.

«Добрый-день-Теодор» в окаймленном позолотой почти женском платье скрылся в розовом лесном фургоне, напоследок бросив на шумную парочку лишенный улыбки пространный взгляд…

Но Зоро, слишком занятый скручиванием конечностей выжившего из сомнительного ума капитана, ничего из этого не заметил.

🐐

— И что это такое…? — Санджи, вытащив изо рта сигарету, с сомнением разглядывал добытую двумя остолопами «провизию».

Когда он вернулся на корабль один, бросив на все вопросы скупое: — «Так тупое Маримо же…» — расспросы как-то сами собой прекратились. Будь это кто-нибудь другой — то, конечно, можно было бы отправиться поискать: всё-таки и ночь на носу, и мало ли что стрястись могло… Но поиски Зоро — занятие глубоко бесполезное и глубоко бессмысленное, это каждый из членов команды давно усвоил на собственном горьком опыте. Неизвестно, какими тропами будущий великий мечник передвигается, в каких пространствах бродит, ходит, плавает, прыгает или вдруг летает — один хрен отыскать его решительно невозможно. Одно дело случайно наткнуться, случайно оказаться рядом, в пекле битвы или возле продуктовой лавки, когда отправляли набрать воды на другом конце острова. Но специально, намеренно — это никак нельзя, не получится просто.

Искать же Зоро, когда тот еще и с капитаном…

Трубу и застрявшего между кирпичных стен Мугивару помнили все, поэтому, дабы не травмировать попусту и без того шаткие нервы, заботливые ребята дружно перебрались на бережок, развели костерок и, смакуя заваренный Санджи чай из собранных на последнем острове трав, с блаженством предавались высоким мыслям…

Ровно до тех пор, пока из леса не вывалился помятый Ророноа с Луффи под мышкой и парой голубоглазых козлов на привязи из скрученной-перекрученной резиновой капитанской руки.

У Зоро была разбитая губа, наливающийся ночной темнотой синяк под глазом, странные следы от укусов на руках и запутавшиеся в волосах лепесточки. У Луффи — завязанные узлами конечности, разодранная на лоскуты жилетка и горящие истинным помешательством глаза. У козлов…

Козлы были смирными, скромными и просто розовыми.

В ином случае Санджи бы ни за что не упустил возможности подчеркнуть выдающиеся умственные способности тупического Маримо, кружившего где-то по смехотворно маленькому островку практически целые сутки, но…

Но даже у него не поворачивался язык сказать что-то человеку, выдержавшему такой чудовищный срок под боком со слетевшим с катушек на почве голода капитаном.