Октябрь 1906. Париж Крест Так долго лгала мне за картою карта, Что я уж не мог опьяниться вином. Холодные звезды тревожного марта Бледнели одна за другой за окном. В холодном безумье, в тревожном азарте Я чувствовал, будто игра это – сон. «Весь банк, – закричал, – покрываю я в карте!» И карта убита, и я побежден. Я вышел на воздух. Рассветные тени Бродили так нежно по нежным снегам. Не помню я сам, как я пал на колени, Мой крест золотой прижимая к губам. «Стать вольным и чистым, как звездное небо, Твой посох принять, о, Сестра Нищета, Бродить по дорогам, выпрашивать хлеба, Людей заклиная святыней креста!» Мгновенье… и в зале веселой и шумной Все стихли и встали испуганно с мест, Когда я вошел, воспаленный, безумный, И молча на карту поставил мой крест. Июнь 1906 Маскарад В глухих коридорах и залах пустынных Сегодня собрались веселые маски, Сегодня в увитых цветами гостиных Прошли ураганом безумные пляски. Бродили с драконами под руку луны, Китайские вазы метались меж ними, Был факел горящий и лютня, где струны Твердили одно непонятное имя. Мазурки стремительный зов раздавался, И я танцевал с куртизанкой Содома, О чем-то грустил я, чему-то смеялся, И что-то казалось мне странно знакомо. Молил я подругу: «Сними эту маску, Ужели во мне не узнала ты брата? Ты так мне напомнила древнюю сказку, Которую раз я услышал когда-то. Для всех ты останешься вечно чужою И лишь для меня бесконечно знакома, И верь, от людей и от масок я скрою, Что знаю тебя я, царица Содома». Под маской мне слышался смех ее юный, Но взоры ее не встречались с моими, Бродили с драконами под руку луны, Китайские вазы метались меж ними. Как вдруг под окном, где угрозой пустою Темнело лицо проплывающей ночи, Она от меня ускользнула змеею, И сдернула маску, и глянула в очи. Я вспомнил, я вспомнил – такие же песни, Такую же дикую дрожь сладострастья И ласковый, вкрадчивый шепот: «Воскресни, Воскресни для жизни, для боли и счастья!» Я многое понял в тот миг сокровенный, Но страшную клятву мою не нарушу. Царица, царица, ты видишь, я пленный, Возьми мое тело, возьми мою душу! Июль 1907 После победы Солнце катится, кудри мои золотя, Я срываю цветы, с ветерком говорю. Почему же не счастлив я, словно дитя, Почему не спокоен, подобно царю? На испытанном луке дрожит тетива, И все шепчет и шепчет сверкающий меч. Он, безумный, еще не забыл острова, Голубые моря нескончаемых сеч. Для кого же теперь вы готовите смерть, Сильный меч и далёко стреляющий лук? Иль не знаете вы – завоевана твердь, К нам склонилась земля, как союзник и друг; Все моря целовали мои корабли, Мы почтили сраженьями все берега. Неужели за гранью широкой земли И за гранью небес вы узнали врага? Июнь 1906 Выбор Созидающий башню сорвется, Будет страшен стремительный лет, И на дне мирового колодца Он безумье свое проклянет. Разрушающий будет раздавлен, Опрокинут обломками плит, И, Всевидящим Богом оставлен, Он о муке своей возопит. А ушедший в ночные пещеры Или к заводям тихой реки Повстречает свирепой пантеры Наводящие ужас зрачки. Не спасешься от доли кровавой, Что земным предназначила твердь. Но молчи: несравненное право — Самому выбирать свою смерть. Осень 1909 Воспоминание Над пучиной в полуденный час Пляшут искры, и солнце лучится, И рыдает молчанием глаз Далеко залетевшая птица. Заманила зеленая сеть И окутала взоры туманом, Ей осталось лететь и лететь До конца над немым океаном. Прихотливые вихри влекут, Бесполезны мольбы и усилья, И на землю ее не вернут Утомленные белые крылья. И когда я увидел твой взор, Где печальные скрылись зарницы, Я заметил в нем тот же укор, Тот же ужас измученной птицы. Август 1907. Париж Мечты За покинутым, бедным жилищем, Где чернеют остатки забора, Старый ворон с оборванным нищим О восторгах вели разговоры. Старый ворон в тревоге всегдашней Говорил, трепеща от волненья, Что ему на развалинах башни Небывалые снились виденья. Что в полете воздушном и смелом Он не помнил тоски их жилища И был лебедем, нежным и белым. Принцем был отвратительный нищий. Нищий плакал, бессильно и глухо. Ночь тяжелая с неба спустилась. Проходившая мимо старуха Учащенно и робко крестилась. |
