Гринод! Я предпочла бы, чтобы он смог переубедить сейчас Кирена. Но он не смог. А мой хозяин выглядел странно – тело его было напряженным, движения, словно специально, замедленными, напоминая мне реки Цезариона, что замирают в иллюзии покоя, прежде чем взметнуться ввысь огненным языком всепоглощающего пламени. Кирен пугал меня. Каким-то необъяснимым, подспудным страхом. Отчаянно хотелось спрятаться от мужского взгляда, скрыться от прикосновений его рук. Но… сил не было. Метх, поддерживая верхней парой рук на весу, переместил мое тело на пол, сам отстранившись немного в сторону. Я кожей спины мгновенно почувствовала влагу на полу купальни. Одна его рука устремилась к регулирующей панели и сверху снова посыпалась вода, барабаня по моему телу. Но не успела я ощутить дискомфорт, как тело склонившегося надо мной Кирена укрыло от потоков воды. На бесконечно долгий и одновременно жутко короткий миг мы встретились глазами. Я постаралась взглядом передать свою мольбу-просьбу не трогать меня и дать уже умереть. Брат за мной так и не пришел, а значит, шансов выбраться из нынешнего ада – нет. Но надежда иссякла, стоило в ответном взоре увидеть грозную решительность и ярость. Метх привычно злился! Это была его естественная реакция на мое присутствие. Ожидать от него хорошего не приходилось. Осознав этот факт, в отчаянии закрыла глаза, сдаваясь. Было и стыдно, и жутко и… безразлично. Здесь нет для меня благоприятного варианта. Что Гринод, что Кирен – в итоге от метхов я получу лишь одно. Боль! Метх приблизился, я кожей чувствовала его дыхание, что медленно скользило от моего лица по шее и затем груди. Мужчина словно принюхивался, или не решался преодолеть последний сантиметр разделявшего нас пространства. Брезговал? Вероятно… Следующее, что я почувствовала – его руки, довольно грубо сдернувшие с моих плеч края надорванного сверху балахона. Насквозь влажная материя поддавалась с трудом, и метх рывком рванул ее в стороны, раздирая. Мое безвольное тело качнуло в сторону, на миг вытолкнувшись за пределы «укрытия» широких плеч Кирена. Вода, остро жаля, застучала по плечам, рукам, груди и впалому животу. Влажная ткань, что еще минуту назад была верхней частью моего облачения, сбилась тугим жгутом где-то на талии. Меднокожий, не думая о том, что неровный пол царапает мне спину, потянул к себе. Ощущение падающей воды исчезло, дыхание Кирена – вернулось. Значит, метх снова склонился ко мне. В подтверждение догадки я почувствовала на своем лице его дыхание. Возле губ… совсем рядом. И тут же мужская ладонь накрыла мне рот. В испуге вздрогнув, инстинктивно распахнула глаза и дернула хвостом. Нос был свободен, но показалось, что хозяин сейчас задушит меня. Его лицо было совсем рядом. Жуткое, изуродованное шрамами и их статусными татуировками. Глаза, как показалось мне, пылали безумием. Дыхание оборвалось, грудь сдавило паникой. В какой уже раз. Но сил даже на шепот не было. Кирен же впился взглядом в мои глаза, с какой-то маниакальной сосредоточенностью всматриваясь в них. До последнего – пока я вновь в бессилии не сомкнула веки. Тут же ладонь, что сжимала мой рот, скользнула ниже, тугим устрашающим обручем обхватив мою шею. Руки и хвост в вялой попытке защиты дрогнули, стремясь оттолкнуть угрозу. Но были мгновенно прижаты к полу тремя свободными руками метха, лишив меня в принципе возможности двигаться. Ладонь, сжимавшая шею, расслабилась, чтобы двинуться ниже. К груди! А я, не помышляя о борьбе, со страху дышала через раз. Мышцы груди сводило спазмами боли и нервной дрожи. Поэтому осторожное, даже неуверенное прикосновение пальцев метха почувствовала особенно отчетливо. Ждала другого, опасалась худшего. Стоило шершавой поверхности мужской ладони легко коснуться влажной и напряженной вершинки моей груди, как вздрогнули мы оба! И дернулись: он – в сторону, снова открывая меня барабанящему сверху дождю, я – вверх, невольно выгибаясь от пугающих ожиданий и чувства стыда.

Юной арианке, которой я покинула Цезарион, направляясь в полет, ставший для моих родителей последним, не приходило в голову задумываться о физической стороне отношений двоих. Тем более с точки зрения метхов! Последующие же испытания, вечный страх смерти, страдания, выпавшие за последующие годы на мою долю, и вовсе избавили меня от иллюзий, надежды на любовь и счастье.

Подсознательно я с самых первых угроз Гринода ждала, когда же наступит «мое время»: метхи используют меня так, как привыкли. Страх, пусть и снедал душу, но давно стал чем-то довлеющим и неотвратимым. Частью обыденности!

Мне чужды любые мечты и надежды на счастливое освобождение в силу сложившейся ситуации, я понимала – участи всех пленниц метхов мне не избегнуть! И это было очень осознанное понимание, очень взрослое и до боли трезвомыслящее. Никогда специально об этом не размышляла (в плену вообще на что-то загадывать смысла нет!), но отдавала себе отчет, что предстоит пережить много страшного. И предел выносливости как-то притупился, я в каком-то смысле одичала, превратившись в зверушку, которой хозяин привык распоряжаться, как пожелает.

Чего ждала от Кирена сейчас?

Боль, отвращение, абсолютное неприятие хоть каких-то моих интересов, угроза – все это было и раньше в моей, давно уже не детской, жизни. Ничего нового, что могло бы изменить мое отношение к метху, что спас мою жизнь ранее. Подарив несколько лет отсрочки, прежде чем уже самому окончательно искалечить ее, сломив в душе и превратив в бестолковую оболочку самой себя. Отупевшее от отчаяния и боли тело, что неспособно было даже на мысленный протест.

Наверняка, так будет и со мной! И именно эта неотвратимая перспектива выжигала сейчас душу яростью. Сейчас, когда Кирен резко и ощутимо напряженно ощупывал мое тело. Ту его часть, что была обнажена его же руками. Сейчас в сознании пылал не только страх, но и гнев!

Я – из семьи правителя Цезариона!

Я – обречена никогда не узнать, что значит любить и быть любимой!

Я – по необъяснимому судьбой выбору лишена права почувствовать доброту и покой мира.

Я – никогда не узнаю счастья.

Почему?!! За что?

Метх, на лице которого с каждым последующим прикосновением к моему телу все отчетливее проступало ожесточение, какими-то рваными и неловкими движениями трогал мою грудь. Странно, но осознавала я это как данность. Оказывается, стараясь быть тенью, себя теряешь. Ощущения давно притупились, я свыклась с осознанием обделенности. Всем! Тело не реагировало на унизительные прикосновения. Или возможно, сознание уже воспринимало их как данность, не считая нужным чувствовать.

Разум словно спал, дистанцировавшись от тела.

«Пустая уже почти не нужная оболочка» – мне в самом деле все стало безразлично?!

К счастью – еще нет! Эмоции не исчезли. Отсюда и гнев, что поднимался в душе с каждым, все более недвусмысленным и целенаправленным прикосновением Кирена. Если поначалу метх двигался как-то неуверенно, изредка замирая на мгновения или наоборот – резко отдергивая от меня руку, то сейчас… Стоило меднокожему решиться (а мной затянувшаяся пауза, предшествовавшая касанию, воспринялась именно так!) и дотронуться напряженной от прохлады и паники груди, как его словно подменили. Движения метха стали жадными, напористыми и… стремительными. Казалось, что он никак не может осознать то, что осязают его ладони. Не верит своим чувствам! Глазам… Обе пары его рук, с мгновенной заминкой сменяя друг друга, стискивали женственные холмики моего тела, снова и снова сминая и ощупывая их.

Ничего нежного или ласкового в этих движениях не было! Впрочем, я не обманывалась – никому из воинов этой расы подобные качества не свойственны. Они привыкли к обладанию, получая и доказывая свое право силой. И Кирен не стал исключением.

Поначалу его руки двигались… неуверенно, даже осторожно. Словно он ждал, что сейчас пальцы охватит пламя или разъест неизвестным ядом.

Я в душе тоже ждала… чего-то. Возможно мгновения, когда очнусь и пойму, что элементарно брежу. Но одновременно осознавала – чувствовала – что происходящее как никогда реально. И нет у меня возможности изменить что-то…