Он скрылся в ванной, а я разулась, повесила обратно на вешалку парку и прошла на кухню. Открыла фотографии и стала листать. Вот я в бассейне на фоне водяной дорожки — отжимаю волосы, подняв острые локти и зачем-то чуть приподнявшись на цыпочках. Вот на концерте тоже я, тихая и задумчивая, этот момент я помню — видела, как он снимал. Вот мокрый тротуар с приклеенными к асфальту кленовыми листьями и видно их как сквозь дымку…, а впереди женский силуэт в светлом плаще будто тает, растворяясь в тумане… да это же в тот туманный день!

Машина… чужая, не известная мне машина, кажется, это «бэха», еще ракурс и еще… точно «бэха». Скорее всего, это по работе, что-то связанное с покраской. Папа тоже когда-то вот так же фотографировал и отсылал снимки владельцам. Дальше: Сергей обнимает за плечи девочку… уродливую девочку. Возраст трудно определить, потому что в глаза в первую очередь бросается ее внешность и поражает до дрожи.

Это именно уродство в чистом, неприукрашенном виде, а не простая некрасивость. Но что-то мешает мне жалеть ее, наверное, это выражение полного довольства на ее лице. Эта девочка не несчастна, во всяком случае, на тот момент, когда их снимали. Это та самая Одетта? Имя, будто изощренная насмешка. Немыслимо! Называя так ребенка, родители хотели вырастить балетную приму? Не понимая, что этим именем обрекают ее на дополнительные насмешки? Или пытались хоть как-то компенсировать то, чего не додали? Это вопиющее несоответствие внешности и имени просто убивало!

Я пролистала снимки очень быстро — вот еще раз я и опять, потом снова она, похоже — на спортивных соревнованиях, очевидно по плаванью, еще и еще машины. Отложила смартфон и на минуту замерла за столом, бездумно глядя в стену перед собой. Облегчение… слабость непонятная во всем теле — откат? Даже вставала я, опираясь о стол подрагивающими руками. Зачем-то прошла в гостиную, потом вошла в спальню. Там огляделась…, хотелось смеяться и плакать — кровать с новыми белоснежными простынями была усыпана лепестками алых роз. Ароматных… Букет из нескольких цветков, которые Сергей пощадил, стоял на приставном столике у стены, и в спальне нежно пахло розами — настоящими, живыми, а не консервированными. Рядом с букетом — три тонких мельхиоровых подсвечника с темными свечами, красивая зажигалка из светлого металла… Ох, Сережка…

Я вернулась на кухню, достала из воды свечу-таблетку, зажгла ее спичкой и вернула в бокал к цветку, оглядела стол и положила на наши тарелки понемножку зеленого салата, заглянула внутрь холодильника.

— Только что доставили… Там авокадо с языком под сливочным соусом. Лучше кушать охлажденным — тогда играет соус. Если слегка подогреть — будет теплый мясной салат, но соус и авокадо немного потеряются. А в микроволновке гусиная печень на овощной подушке, ее точно нужно греть… или она еще теплая…? — раздалось от двери. Сергей наскоро вытер волосы полотенцем, и сейчас они немного торчали — это было совсем не похоже на него. Спешил?

— Ты поужинаешь со мной?

— Да, Сереж, но настроение ушло.

— Я понимаю. Нужно было рассказать о ней раньше, но я не думал, что это как-то касается нас с тобой.

— Ты серьезно так думаешь? Я не знаю о тебе такой важной вещи?

— Об этом больше нечего говорить. Я потом познакомлю вас. Она заскакивает ко мне, если нужна помощь с уроками или когда не успевает приготовить ужин из-за тренировок. Я предупредил, чтобы она не мешала нам сегодня.

Мы поужинали, выпили по бокалу шампанского, много говорили, но о вещах посторонних и я отвлеклась, оттаяла, а еще стояло перед глазами… алые лепестки на белых простынях. Почему-то было такое чувство, что если я уйду сейчас, то вместе со мной уйдет и навсегда исчезнет что-то красивое и хорошее, а еще очень чистое. Эту атмосферу в спальне, которую он готовил для меня, невозможно будет повторить в другой раз, это будет уже не то — для него, в первую очередь. Все не то — настроение, предвкушение, да просто отношение, наконец!

Серьезный взрослый мужчина готовил праздник для меня, само собой, не забывая при этом и о себе тоже, но это было так трогательно и вызывало такое теплое чувство… опять и снова. Время приближалось к полуночи, когда Сергей спросил:

— Отвезти тебя? Уже поздно. А может, останешься? Мы будем спать, просто спать, я обещаю.

— Не хочется уезжать, останусь. Давай тогда убирать со стола. Замечательный ужин, спасибо, Сережа. А салат вообще — песня. Обязательно попробуем сделать такой же с бабушкой.

Вместе, совершенно по-семейному, мы убрали и вымыли посуду. Потом по очереди почистили зубы, и я опять натянула ту футболку, только оставила на этот раз трусики, и прошла к нему в спальню. Сергей не стал зажигать темные восковые свечи, он просто выключил свет и раздвинул шторы. Через прозрачную кисею занавеси комнату освещал только тусклый свет уличных фонарей.

— Тебе видно куда ступать? — приподнялся он на локте.

— Да, — прошептала я и прошла на цыпочках к кровати, подняла одеяло и нырнула под него, ощутив предплечьем прохладу розовых лепестков. Улыбаясь, потянулась к нему и обняла, положив голову на обнаженное мужское плечо. На душе было хорошо и тепло. Он глубоко вздохнул, обхватил меня руками и уткнулся носом в макушку.

— Спим.

— Да… сбросишь мне ту фотку с туманом — очень красивая.

— Красивая…

Мне снился сон: поляна, усыпанная цветами — алыми розами, которые растут в низкой траве, как лютики. Над поляной стелется прозрачный туман, красиво подсвеченный прохладным неярким светом, похожим на лунный.

Я сижу прямо в траве между розами и глазами размером с блюдце, полными обожания и недоверчивого восторга, смотрю на принца. Взгляд этот один в один повторяет придурашный взгляд Золушки из фильма. Чего в нем только не намешано — каких только глупых надежд и мечтаний, чего только не надумано! А принц… принц, само собой — Георгий. В своих бессменных синих джинсах с темным верхом и с гитарой в руках. А как иначе?

Я смотрю на нас и вдруг понимаю, что это у него не просто привычка к одинаковой и любимой одежде а, чего доброго — одна и та же одежда, которая просто часто стирается, а обновляется хорошо, если один раз в год. Ведь он собирает деньги на операцию сыну и, конечно же, может позволить покупки для семьи, но только не для себя. Я отстраненно думаю об этом, а тем временем принц на сказочной поляне поет о видении и смотрит на меня так, как тогда в раздевалке. Почему-то понимая его взгляд по-своему — совершенно неправильно, я опять вся горю, таю и плавлюсь под этим взглядом. Становится жарко и беспокойно, и я просыпаюсь…

На улице было темно, из-за окна пока еще не доносился шум машин — продолжалась ночь, до утра было еще далеко. Я знала это, потому что в туалет пока не хотелось, а еще не тянуло, как было уже после шампанского, выпить воды. Окончательно проснувшись, я тихонько лежала и с каким-то безнадежным и тоскливым отчаяньем думала о том, что же мне делать с этим? Ведь последнее время все было нормально — я не дергалась и не застывала в ступоре при его появлении, даже в лицо ему смотрела спокойно, да я бывало — целыми днями о нем не вспоминала и вот! Да что же это такое и сколько еще будет продолжаться?!

Осторожно повернулась на бок — лицом к Сергею и стала смотреть на него. Молча лежала и рассматривала нос с легкой горбинкой (последствие давней травмы), твердый рисунок мужских губ, короткие густые ресницы, гладко выбритые щеки… До тех пор смотрела, пока он тоже открыл глаза, и они были ни разу не сонные.

— Ты не спишь, — уверенно отметила я шепотом.

— Нет, — прошептал он в ответ.

— Ты обещал, что будет приятно, помнишь?

— Помню… и снова обещаю, — подвинулся он ко мне и обнял, прижимая к себе. Сразу вспомнилось наше знакомство наощупь, и я тихонько и нервно хмыкнула:

— Ты собирался уснуть вот с этим?

— Даже не надеялся, — выдохнул он, припадая к моему рту…