— Откуда я знаю? — заворчал пацан. — Не в голосе, видать.

— Уроды вообще не воют, — снова встряла Кира.

Я подумал и сказал:

— Получается, тот вой, который ты слышал в Вечной Сиберии, — это не Уроды. Это кто-то другой.

— Выходит, так, — пожал плечами Витька. — Может, Модераторы наших пугали, чтоб мы не высовывались. У них здорово получалось: когда завоет, мурашки по телу.

Я задумался, лежа на спине и глядя в непроглядную темноту. Возможно, Витька прав. А может быть, причина в другом…

Я не заметил, как провалился в крепкий сон. Не видел снов, не просыпался ночью — дрых как убитый. Меня разбудили утром голоса Киры и Витьки возле палатки. Дождь прекратился, небо усеивали рваные тучи, но на севере, откуда поддувал легонький ветерок, небо было чистейшим. Ручей вылез из берегов, помутнел, нес массу веточек, листвы, бурлил и клокотал.

Мы с Витькой привычно погрузили шмотье в мусоровоз и поехали в обратном направлении, до развилки, которую я проигнорировал когда-то, несмотря на совету мудрого Витьки. Кира верхом следовала за нами, не отставая, что было делом несложным, учитывая скорость улитки.

Когда над лесистыми горами взошло солнце и мир засверкал, словно покрытый бриллиантовыми россыпями, я надел темные очки. В зеркале заднего вида на меня томно глянул заросший бородой и волосами гражданин в темных очках — личность весьма колоритная. Это еще ничего, сказал я себе. Вот отращу бородищу и патлы, как у Мерлина, тогда посмотрим на колорит!

Главное, блох и вшей не завести…

Дорога вверх-вниз по знакомому участку дороги умиротворяла. Я ловил себя на мысли, что забываю о Кире, скачущей позади. Было такое ощущение, словно мы с Витькой вдвоем, как в былые времена. Но потом вспоминал — и не только о Кире, но и Насте. Смерть этой девочки встала между нами незримой тенью, Витька отдалился, не шутил, не болтал, и я с тоской понимал, что прежнего бездумного и веселого путешествия уже не будет никогда.

Поскольку никто меня не отвлекал от дороги, я совместил приятное с полезным: снова приступил к экспериментам с допартами. На сей раз с умением считывать потоки волшбы. Я мысленно продолжал использовать термин “волшба” за неимением более подходящего слова, хотя на самом деле это могли быть потоки какого-то неизвестного науке моего времени силового поля. Пусть будет волшба. Чем это слово хуже любого другого? Даже лучше многих зубодробительных научных словечек, вроде “субклеточного нейрокогнитивного модулятора”. В принципе, давать неведомому явлению названия и думать после этого, что это явление стало понятнее, — самообман и ничего больше.

Временами я улавливал шестым чувством потоки этой самой волшбы далеко вдали, почти на горизонте, но не был стопроцентно уверен, что это именно волшба, а не что-то другое. Я так и не разобрался, чем именно воспринимаю потоки. Не зрением — это точно. Не слухам и не обонянием. Больше всего было похоже на осязание, как если бы я отрастил невероятно длинные чувствительные пальцы и щупал то, что находится за много километров… или сам стал частью мира и воспринимал в виде ощущений то, что происходит внутри меня.

Достигнув развилки, я остановился, и наш небольшой отряд держал короткий совет. Кира, насколько я понял, вообще плохо представляла себе цель поездки. Отщепенцы ее интересовали мало, равно как и возможность жить в свободном обществе. Свобода, как она мне объяснила в Князьграде-1, есть только в книгах. Библиотеки — вот что занимало ее мысли. Я даже немного взревновал ее к этим книжкам. Наши с Витькой цели не изменились. Мы направлялись к Отщепенцам, хотя с некоторых пор у меня завелись сомнения касательно их свободы.

Совет постановил двигаться на юго-запад. Вообще-то, другого пути и не было: на юге мы были в гостях у Морока, на севере — в Вечной Сиберии, а на запад или восток не пролегало ни одной дороги.

Целый день мы ехали по горам, которые постепенно и незаметно становились все более приземистыми и лысыми. Несмотря на жаркий климат, растительности поубавилось, вместо джунглей лощины и склоны укрывал ковер из кряжистых кустов с мелкими, почти колючими листьями, трава пожелтела и обзавелась шипастыми соцветиями, ручьи перестали попадаться. Дорога понижалась, о чем напоминали уши, которые то и дело закладывало, так что приходилось сглатывать. С наступлением сумерек мы с трудом отыскали мелкий ручеек с мутной и железистой на вкус водой, текущий меж желтыми сопками.

На другой день ближе к обеду мы спустились по серпантину напрочь ушатанной дороги, что извивалась по предгорьям, а во второй половине дня впереди простиралась лишь холмистая равнина. Дул жаркий порывистый ветер, колеблющий метелки высокой травы и гонящий волны низкой, похожей на ковыль, растительности. На горизонте колебалось марево.

Я затормозил примерно через пару часов после остановки на обед — заприметил кое-что необычное. Сбоку от дороги на земле тускло мерцал металлический на вид шестиугольник метра полтора в диаметре, окруженный невысокой травой и кусками глины, которые выглядели так, точно их кто-то выгреб в стороны от странного объекта. Чуть позже, уже выбираясь из машины, я увидел еще один шестиугольник метрах в десяти от первого на другой стороне дороги, а потом — еще один…

— Что это такое? — сказал Витька, вылезая из кабины и вертя головой.

Кира подъехала к нам и спрыгнула с лошади на землю. Ничего не спросила — и без того было видно, из-за чего остановка.

Шестиугольники шли идеально прямой линией через равные промежутки в десяток метров через всю равнину, насколько хватало глаз.

— Это люк? — спросил Витька.

Он потыкал в зеркальную, без малейшей царапины поверхность палочкой, готовый отпрыгнуть в любой миг, кинул на шестиугольник комок глины — ничего не произошло. Попытался выковырнуть его из земли, используя палку как рычаг, — бесполезно.

— Не похоже на люк, — сказал я. — Такое впечатление, что какая-то сила очищает эти штуки от земли.

— Но не сейчас, — добавила Кира, щурясь на солнце.

И верно — сейчас брошенные куски земли лежали, рассыпавшись, там, куда их забросил Витька. Пацан уже тянул к металлической пластине руку, но я сказал:

— А ну как током ударит?

Витька отдернул руку.

Я спросил Киру:

— Что-нибудь читала о таком?

Она замялась и пожала плечами.

— Не уверена, но… Кажется, это гравитационная дорога Республики Росс.

— Да ну? И что по ней возят?

— То же, что и по обыкновенной железной дороге. Груз, людей, все, что угодно. Поезд по этой дороге движется с невероятной скоростью.

Я задумался. За прошедшие дни мы были постоянно чем-то заняты, и я как-то запамятовал разузнать у Киры о Республике Росс и прочих делах недавнего бурного прошлого человечества. Я больше занимался своим допартом и созданием “колдовских мешочков” — портативных аналогов чучелок бабы Марины. Мои мешочки состояли из тех же ингредиентов, что и чучелки, то есть из разных трав и костей животных, но умещались в небольшом мешочке. Апгрейд помогал отыскать нужные травы в горах, не составляло и труда найти кости. Мои мешочки источали тот же сильный запах, что и чучелки, но испытать их на Уродах не выпадало возможности.

Также я не поленился и сделал пару десятков маленьких карточек из дощечек с вырезанным Знаком Морока. Они были размером с визитку, и, когда я их сложил в наплечную сумку, на ум пришел незабвенный Димон с его визитками… Теперь и у меня будут эти не то визитки, не то карты.

Пока занимался созданием этих колдовских артефактов, немного мучила совесть. Я не заслуживал этой силы. Я не Гарри Поттер с его благородством и самоотверженностью, я думаю всегда в первую очередь о себе и не намерен спасать мир. Сначала я мечтал вернуться домой, теперь хочу найти свое место в этом мире — желательно теплое и спокойное.

— Кира, расскажи, пожалуйста, все, что знаешь о Республике Росс, — сказал я. — Покороче, самое важное.

— Это страна, — начала Кира, — где-то на западе, в которой есть только один запрет — на насилие. Все остальное разрешено, даже вещи, которые во все времена считались преступными. Если эти вещи совершаются с согласия всех сторон, они разрешены.