Прежде чем его тело унесли, я снял с него все кольца. Постарался провернуть это дельце незаметно, чтобы не подумали лишнего. Я здраво рассудил, что разбрасываться магическими артефактами, которым умею пользоваться, не следует.

Когда заря озарила небо и факелы затушили, я вышел из гостевого домика и сел на скамейке. Перевести дух. Скоро мы с Витькой уйдем из этого места навсегда. Надо посидеть на дорожку, припомнить, не забыли ли чего.

Рядом сел Игорь. Его словно подменили. Присмирел, и разговаривать с ним стало не в пример приятнее.

Некоторым людям нужны животворящие пистоны вставить, чтобы они вели себя как люди…

— Это сын той девушки, которую выгнали в каменоломни, — сказал Игорь. — Мне Влад рассказывал. Сын человеческой женщины и Урода.

Сказал и замолк, глядя куда-то прямо перед собой. Надо было ему выговориться, осмыслить, переварить.

Я его понимал. В маске ты будто вечно пьян и всем доволен. Сидишь под кайфом и балдеешь. Критическое мышление подавлено напрочь, слова Морока воспринимаешь как истину в последней инстанции. Все, что не вписывается в легенду, отбрасываешь, как мусор.

Мы с Витькой выбросили те дощечки со Знаком, когда нашли их среди своей одежды, и не стали париться по этому поводу. Ни ни миг не озадачились: а почему они, собственно, очутились среди шмоток? Кто их подбросил?

Конечно, их подбросили нам в лесу. В маскировке Зачарованных Детей Морока можно просто сидеть возле тропинки, и путник не разглядит притаившегося человека в упор. Сунуть пластинку в складки одежды путнику — плевое дело.

— Баба Марина все-таки и есть его мать, — сказал я.

— Морок… тьфу! Урод внушил нам, что баба Марина — пришлый человек. А она-то все знает, ведьма старая, странников встречает и направляет к нам, чтобы мы их в свое воинство брали… Помогает сыночку, чем может. Вас бы с пацаном на днях в другие деревни отправили — учить в лесу прятаться и Знаки подбрасывать. Силу Морока увеличивать… Ох, как жить-то теперь?

Как хотите, так и живите, подумал я, мне начихать. За вас никто ответственности нести не будет.

— Урод сказал, что до него был другой Отец Морок, — припомнил я.

— Брехал. Он у нас единственный. Он нам придумал другую историю, будто бы у нас всегда, с тех пор, как нас с равнины изгнали, был Отец Морок. Кто-то вроде жреца или местного знахаря-колдуна. До него мы жили своим умом. Он в наши бошки дырявые вбил, что мы должны постоянно маски носить. Чтоб управлять! И чтобы самому свою морду свету белому не казать. Урод! Тварь!

— Как вы защищались от Поганого поля до Урода?

Лицо Игоря скривилось. Он напряг память.

— Травами…

Я кивнул сам себе:

— Чучелками! Как баба Марина!

От Погани вполне реально защищаться запахом натуральных репеллентов. Это прекрасно. Впредь у нас с Витькой будет выбор в плане ночной защиты.

— Морок сказал, что он один защищал деревню от Погани своей волшбой. Откуда у него эта магия, не знаешь?

Но у Игоря пропало желание беседовать дальше. Встал и ушел, пошатываясь, как пьяный.

Кстати, кое-кто в деревне уже напился настойки и горланил дикие песни.

Я тоже поднялся и пошел к хижине воеводы Влада. Внутри дома женщины обмывали тело бедной Насти, готовя его к погребению. Снаружи прямо на деревянном настиле сидел Витька, обняв колени. Он был в состоянии фрустрации, покачивался, как кататоник. Смерть девочки меня тоже покоробила, но подействовала не так сильно. Наверное, потому что я гораздо более черствый человек…

Я сел рядом. После боевого режима чувствовалась слабость. Я погладил Витьку по плечу. Собирался сказать что-нибудь утешающее, но ничего не придумал. В итоге произнес:

— Нам пора уходить отсюда…

После паузы Витька кивнул, лицо оставалось ошарашенным, потерянным.

Во “дворце” Морока мы отыскали родные автоматы. В гостевом домике взяли рюкзаки и кое-какую жрачку. При мысли, что придется топать целый день по жарким и душным джунглям, становилось дурно. Слабость у меня не спадала, требовалось как следует поспать, но я не готов был рисковать и оставаться среди абстинентных наркоманов еще сутки. Силы придавало ожидание того, что скоро мы увидим любимый мусоровоз…

Вынутую из Морока шпагу я носил с собой. Убитый горем воевода отмахнулся от меня, когда я попытался ее вернуть.

До бурелома с тайной дверцей нас проводил Игорь.

— Удачной дороги, — пробормотал он.

Кажется, он немного пришел в себя. Щеки порозовели, в глазах появился недобрый блеск. Он о чем-то усиленно размышлял. В деревнях Зачарованных больше нет лидера, воевода раздавлен трагедией, людям нужен новый управленец. Почему им не может стать активный и молодой Игорь, не лишенный амбиций? Я был уверен, что ему есть о чем думать и чем заняться в ближайшее время.

Проскользнув через дверцу, мы зашагали по тропе назад. Лес оставался густым и темным, но его больше не наполняли мистические тени и шорохи. Лес как лес.

Точнее, джунгли как джунгли.

— Олесь, ты веришь в загробную жизнь? — заговорил через некоторое время Витька. Голос был ровный, хриплый. На меня Витька не смотрел, вцепившись большими пальцами рук в лямки рюкзака.

— Не знаю… Хочется верить.

— Не может же быть, чтобы человеческое сознание просто так исчезало! — с ожесточением сказал Витька. — Все в мире просто так не исчезает, все во что-то превращается! Сознание… или душа… это ведь не хлам, чтобы его просто так выбрасывать! Неужели природа этого не понимает?

Будь моя воля, я бы этого разговора постарался избежать. Витька столкнулся со смертью дорогого человека нос к носу, со смертью бессмысленной и жестокой. И теперь пытается подыскать ей хоть какой-нибудь смысл.

Эх, парень, любая смерть в молодом возрасте бессмысленна, если только человек сознательно не пожертвовал собой ради чего-то с его точки зрения великого и достойного этой жертвы! Так я это понимаю.

— Закон сохранения материи и энергии, — поддакнул я. — Вопрос в том, есть ли закон сохранения ума? Или души?

Когда подводишь под что-либо научную основу, всегда становится как-то легче…

Витька с надеждой глянул на меня.

— У нас в Вечной Сиберии ни во что не верят. И в волшбу. А она ведь есть! Вот ты научился колдовать! Научился же?

— Это все нейрочип, — сказал я под нос. — И кольцо… Но в целом — да. Научился.

Спохватившись, снял с пальца перстень. У меня было еще восемь магических колец — пять в кармане, три на пальцах левой руки. Правую я оставил свободной, чтобы кольца не мешали держать шпагу или орудовать автоматом.

— Вот, возьми, кстати. Это ведь… Настин подарок.

Витька бережно взял кольцо и понес его в кулаке, не надевая на палец.

Я посмотрел на три кольца на указательном, среднем и указательном пальцах левой руки. Откуда эти артефакты у Отца Морока? Из Ведьминого Круга?

— Нас в Вечной Сиберии учили неправильно, — говорил Витька. — Твердили: в Поганом поле только Уроды, бандиты да Отщепенцы живут. Но мы-то видели, что не только! И волшба есть! И жизнь после смерти, наверное, тоже должна быть!

Эй, да он не о бессмысленности смерти! Он о бессмертии! Ишь ты!

— Витька, — кашлянув, сказал я. — Настя погибла не зря…

Он сразу перебил, будто ждал этих слов:

— Да зря она погибла! Ты ведь уже убил эту тварь! Воткнул в него клинок! А тварь просто из злобы ее зарезала!

Замолчал, засопев. Я не знал, что ответить.

А Витька запальчиво заявил:

— Если бы я точно знал, что после смерти что-то есть, я бы ее нашел!

Я изумился.

— Кого? Настю? На том свете?

Пацан кивнул и закусил губу.

Я с ним не спорил. Человек в горе, зачем его переубеждать? Постепенно это пройдет, и Витька смирится с необратимостью смерти. То, что волшба существует, сбили его с толку, он сейчас верит вообще во все. И в то, что можно вернуть умершего.

Брр, звучит-то как?

Впрочем, в Поганом поле возможно многое, чего не снилось мудрецам из моего мира… Но чтобы кто-то воскрес — это чересчур.