Сегодня осмотрюсь и сбегу. Засиживаться себе дороже. Правда, нестись сломя голову резона нет — схватят и запрут в карцере. Поэтому самый оптимальный вариант — разнюхать обстановку, а после делать ноги.

Тетя уже встала и хозяйничала на кухне, аппетитно пахло. Через тонкие стены слышалась ругань соседей — они словно бы и не переставали ругаться со вчерашнего дня.

— Смольяниновы никак не угомонятся, — сказала тетя, жестом приглашая меня садиться за стол. — Как кошка с собакой… Бедный Витька — слушает это каждый день…

Витька, насколько я понял, — это вчерашний пацан.

Тетя выложила передо мной разнообразную снедь: пирог с творогом, печенье, чашку с вареньем, яичницу с луком.

— А разве мы не в столовой питаемся? — спросил я.

— В столовой, — подтвердила тетя Вера. — но я люблю домашнее. И ты тоже. Я от работы швеей по болезни освобождена, чем еще дома заниматься?

Некоторое время мы молча ели. То есть в основном ел я, тетя же потягивала чай.

— Не вспомнил? — наконец спросила она, хотя и так было понятно, что нет.

— Не вспомнил, — виновато ответил я.

Она закашлялась, и я подумал, что ей нужны антибиотики и полноценное квалифицированное лечение. Если бы не Рептилоиды со своими играми и экспериментами…

Кое-что вспомнилось.

— Тетя Вера, у тебя есть мои фото?

Она вздернула тонкие брови.

— Откуда же? Только Модераторы фотографируют людей. Да в Князьграде, говорят, фото делают.

Вот так незадача! Не выйдет у меня выяснить свой “предыдущий облик”. Почему-то я загодя предполагал, что это не будет простой задачей.

После завтрака, когда тетя вышла из барака по какой-то хозяйственной надобности, я пошарился в шкафу в спальне, посмотрел “свою” одежду. Все впору. Что ж, мой предшественник определенно был моего телосложения и роста.

И трусы все же были его, а не мои.

***

Тетя показала, где мой мусоровоз — в гараже в сотне метров от барака. Дала ключ, который висел на гвоздике в квартире (буду называть нашу барачную халупу квартирой). Это была металлическая перфокарта размером раза в полтора больше обычной банковской карты, вся изрешеченная дырками разной формы. Судя по поверхности, ключ-перфокарта одновременно была микросхемой — в Вечной Сиберии самые большие микросхемы в мире… Перфорированная поверхность вкупе с микросхемой не позволит просто так запилить дубликат.

Я пошел к гаражам, зажимая в ладони необычный ключ и поглядывая по сторонам. Людей маловато, вдали на поле работают люди, возле нашего барака движения вовсе нет. Вероятно, наш барак заселен не весь, но жильцы все равно теснятся в крохотных “номерах” — зимой теплее.

Мне предстояло собирать мусор в нескольких Посадах, причем начинать нужно с асфальтированных улиц.

Пока шел к гаражам, обратил внимание, что бараки раскиданы, на первый взгляд, без всякого порядка, на значительном удалении друг от друга. Но если присмотришься, то увидишь во многих местах проросшие травой и бурьяном каменные кладки фундаментов разрушенных или сгоревших зданий. Раньше здесь было, по всей видимости, куда больше построек и, соответственно, населения. Из земли тут и там торчали арматурины и мотки ржавой проволоки, огромные рифленые покрышки грузовых автомобилей и полусгнившие бревна.

От оставшихся бараков, включая наш, тянулись провода, их поддерживали столбы.

День с самого утра выдался теплым, почти жарким. Я не шарю в климате Сибири, но почему-то подумалось, что это не совсем нормально. Пусть даже на дворе июнь.

Возле гаражей отирался давешний пацан — Витька Смольянинов. Возле его ног сидела крупная рыжая дворняга с длинной мордочкой и торчащими ушами, чем-то похожая на колли.

— Привет! — поздоровался Витька.

— Привет. Ты — Виктор?

Пацан перестал лучезарно улыбаться.

— Ты чего, Олесь, прикалываешься? Не узнал?

Пришлось объяснять про глюк. Хорошо, что здесь все в курсе глюков и не задают лишних вопросов. Это как если б я был алкашом и объяснял приятелям-выпивохам, что вчера малость перебрал и поэтому бросался с ножом на бронзовую статую в центре города, приняв ее за живого человека. Или был бы наркоманом и оправдывал потерю памяти передозом. Полагаю, в обоих случаях меня понимали бы с полуслова.

Стукнула идея, что в Вечной Сиберии все, по сути, и есть наркоманы, но по части квестов и немножко “Тишь-да-глади”. Наверное, оба этих наркотика помогают отвлечься от беспросветной жизни.

— Чего гуляем? — спросил я мальчишку. — Дома неохота сидеть?

— Неохота, — помрачнел тот. — Предки лаются с утра. Они всю жизнь лаются.

Грустил он недолго — секунды две. Повеселев, снова заулыбался и предложил:

— Давай, я тебе помогать буду, раз ты ничего не помнишь? Мы ведь с тобой друзья! Часто катаемся вместе на твоем мусоровозе.

— Да ну? — протянул я, а сам подумал, что помощник не повредит. На всякий случай полюбопытствовал: — А тебе в школу не надо?

…Если в этой заднице мире вообще есть школа, договорил я про себя.

— Сейчас каникулы, ты че? — сказал Витька. — И это забыл?

— Ах да. Июнь на дворе. Ладно, поехали. Но пса оставь.

Все это время, пока мы общались, пес спокойно сидел и смотрел на меня круглыми умными глазами, высунув язык. Витька потрепал его по макушке и извиняющимся тоном произнес:

— Кими, тебе придется остаться…

Пес будто понял человеческую речь, поднялся и затрусил прочь, размахивая хвостом.

Ворота гаража не запирались на замок, просто закрывались на щеколду, чтобы случайно не распахнул ветер. “Мой” мусоровоз — единственное транспортное средство в гаражах, где хватает места на пять большегрузных авто.

Я залюбовался мусоровозом — прежде мне никогда не попадались машины с таким необычным дизайном. Он был больше похож на инопланетный вездеход, чем на мусоровоз. Приплюснутый, многогранный, на четырех крупных и широких колесах. Впереди кабина на двоих, позади закрытый кузов с задней загрузкой (вручную) и боковой (с помощью гидравлического манипулятора, который хватает контейнеры).

Желтая краска на манипуляторе облезла, но в целом манипулятор смотрелся внушительно и современно. На кузове сбоку от манипулятора находилась панель управления с испачканными в масле рычажками и клавишами.

В помещении была яма, вдоль одной стены — полки с инструментами, вдоль другой — длинный щит с шестью прямоугольными гнездами. В трех торчали металлические коробки с прорезиненными красными рукоятями, три оставались пустыми. В глубине пустых гнезд поблескивали три медные клеммы.

— Неплохой манипулятор, — одобрил я. — Смотрится новее всей остальной машины.

Витька отчего-то хихикнул:

— Еще бы!

Я не вкурил, отчего он веселится, но выяснять не стал. Позже.

Я сунул карту-ключ к щель подходящего размера в двери кабины, потянул за ручку, и дверь, лязгнув, открылась. Автоматически разблокировалась вторая дверь, со стороны пассажира. Мы забрались в кабину, уселись на обшитые мешковиной кресла. Руль самый обыкновенный, а вот рычаг переключения скоростей вызывает недоумение: двигается в проеме не так, как обычно, а только вперед и назад, застревая в пазах напротив обозначений “0, 1, 2, 3, 4”. Сейчас рычаг был в положении “0”.

Справа от руля краснела круглая кнопка, под ней виднелась щель, как на двери. Я втиснул туда ключ и нажал на кнопку. Кабина еле ощутимо завибрировала — включился на редкость тихий двигатель.

Однако какая продвинутость!

Все же чудной этот контраст между бараками и технологиями…

Я внимательно изучил панель управления.

— А где датчик уровня топлива? Бензина… или солярки?

Едва я задал этот вопрос, как углядел светящиеся изображения трех батарей. Одна полностью полна, две другие наполовину.

Витька удивился:

— Ты и этого не помнишь? Мотор электрический. В гараже батареи берем из гнезд, где они заряжаются, и меняем по мере надобности.

— Ни фига себе! Мусоровоз на электрической тяге? Заряда на сегодня хватит?