— Рита, — она прижимает меня к себе. Вот же блин, я узнаю эти объятия. Обычно, так крепко и совершенно искренне меня обнимали только родители моих маленьких пациентов, даже несмотря на то, что прогнозы были так себе.

— Доминик, — представился мужчина в очках, плотного телосложения. У него широкое лицо с квадратным подбородком. Как и жена, он в джинсах, а еще в свитере темно-серого цвета грубой вязки. Он по-доброму улыбается и я улыбаюсь в ответ.

— Господи, ты спасла моего брата, — так, это Сэм. Они с Гарри не очень похожи. Я бы сказала, что они скорее двойняшки, ежели близнецы, но генетика не была моим коньком, — я Сэм, — он обнимает меня сразу после того, как я смогла выбраться из объятий их мамы. У Сэмы кудри, но не такие сильные, как у Гарри. На голове полосатая шапка. Он в толстовке с лого Мстителей и в узких серых штанах.

— А это Пэдди, — представил Том самого младшего парня, лицо которого усыпали веснушки. Он выглядит сонным и немного бледным, хотя это не удивительно, ведь у них был весьма долгий перелет. Хорошо, если без пересадки. Самый младший брат в клетчатой рубашке и болоньевом жилете, а еще в спортивных штанах и бейсболке. Глядя на них всех, я не сказала бы, что эта семья в топе самых богатых семей Англии. Они совершенно обычные люди.

— Я рада познакомится со всеми вами, — я отхожу к Тому и скромно смотрю на его семейство.

Не помню, когда видела семью с таким количеством детей в последний раз. Хотя у меня была мама пациентке, в семье которой было восемь детей. Если учесть, что я росла одна, то мне становилось не по себе, хотя скорее всего, только по первости.

Когда все чемоданы убраны в комнаты, а собака наконец успокоилась, мы направились на кухню. Том тут же зашарил по шкафам, чтобы достать миски для Тессы и налить ей воды. Ладно, я уверена, что моя стряпня не самое ужасное, что им приходилось есть, все же я старалась.

Гарри и Том расставляю тарелки на столе в столовой, где мы никогда не ели, но на кухне не так много места. Я радуюсь тому, что мое блюдо не успело остыть.

— Не переживай так, — просит меня Том, когда мы были на кухне одни, он переплетает наши пальцы, пока я накладываю запеченную с овощами рыбу на тарелку, — ты им уже понравилась.

— Что ты им наплел про меня? — теперь мне стало не по себе.

— Все самое лучшее, — он коротко целует меня в висок, чем вгоняет в краску и тут же сматывается из кухни, забрав тарелки, на которые я успела разложить рыбу. Вот же он та еще лисья морда.

Я обещала себе, что пока родители и братья Тома тут, не буду устраивать разборок с кем-либо. Чтобы там не скрывал Крис Эванс это в любом случае останется на его совести. Да и я не хочу портить себе настроение. Я действую по совету Кевина и не захожу в соцсети, стало правда легче, все равно я не собиралась никому и ничего доказывать. В этом нет смысла. Просто потому что толпу не перекричать.

— Итак, ты спасаешь жизни, прекрасно готовишь и не менее прекрасно фотографируешь, что еще мы должны знать о тебе? — Сэм вопросительно смотрит на меня, когда мы уже пьем чай. Я бы не сказала, что я прекрасно готовлю. Эта оценка явно завышена.

— Если я скажу, что я Человек-Паук, это будет засчитано? — с усмешкой интересуюсь я. Это правда единственное остроумное, что мне пришло в голову. Скорее всего дело в вине, которое мы пили. За столом проносится смешок. Том отрицательно качает головой, — ладно, я неплохо играю на фортепиано, — в школе я брала частные уроки. Пару раз Себастиан договаривался о том, чтобы со мной позанималась его мама — она профессиональная пианистка, черт, мне нельзя думать про Стэна.

— Как твои родители отнеслись к твоему выбору профессии? — в этот момент я благодарна Николь и теперь я понимаю, почему Том говорил про сеанс психотерапии, ведь его мама проницательный человек, ну мне так кажется. Она видит, что мне не по себе, и меняет тему.

— Ну папа предлагал мне пойти по его стопам — в режиссере, но я ничего не понимаю в постановке кадров, а он в саркомах, — ладно, моя шутка не очень зашла. Чертово чувство юмора врача. Оно слишком специфическое, — что касается мамы, то она просто хотела чтобы дело, которое я выбрала мне нравилось.

Каждый раз, когда я понимала, что спасла человека, что еще один ребенок сможет встать на ноги и порадовать родителей новым стихотворением или рисунком, я понимала, что правильно выбрала профессию. Это было сложно, ужасно и порой доводило меня до истерики, но счастливые глаза малышей того стоили. Даже тогда, в пустыне, когда я оперировала Гарри, не давая ему помереть от кровопотери или заражения, я понимала, что это мое. Спасение чужих жизней.

— Ты фотограф, ты разбираешься в постановке кадра, — возразил Гарри и тут же встретил неодобрительный взгляд отца.

— Ну я так, новичок самоучка, — я смущаюсь, — меня никто особо не учил. Ну что-то, конечно, мне показывали папа и дядя, но обычно я фотографирую так, для себя. Помогает расслабиться после работы.

Я фотографировала довольно давно. Папа организовал мне хорошую камеру со сменной оптикой. Он предлагал мне оплатить фотошколу, но тогда я была занята учебой и мне было не до этого. В помощь были только видеоуроки и советы папы и дяди. На данном этапе, этого мне было больше, чем достаточно.

— И ты прям оперируешь, да? Ну то есть… там же внутренности? — ладно, этот вопрос мне задает каждый третий, кто не относится к медицине. Так что нет, Пэдди не первооткрыватель.

— Ну да, — я пожимаю плечами, — человек же под наркозом в этот момент и ему не больно.

Я не особо люблю обсуждать работу. Она не такая крутая, как работа моего папы. Да и не всем приятно слушать про болячки и способы их лечения. Это не эстетично.

Мы проводим довольно много времени просто болтая за чашкой чая. Тесса не подходит ко мне, лишь присматривается, расположившись на диване между Гарри и Пэдди. У них прекрасная семья, теплая и гармоничная. Уважающие родителей дети, и родители обожающие детей. Я никогда не думала о том, что было бы, если мама и папа были вместе, просто потому что они никогда не жили, как пара, ну после моего рождения. Понятно, что у них были отношения, которые привели к моему зачатию и дальнейшему появлению на свет.

— По-моему, все прошло вполне себе ничего, — отмечает Том, когда мы заходим в мою комнату. Здесь лежало все мое оборудование и вещи. Я хотела завтра заехать к себе и взять еще кое-что из вещей.

— У тебя очень милая семья, — я улыбаюсь, забравшись на кровать с ногами, — и мне было приятно с ними общаться.

— Ладно, спокойной ночи, — Том поворачивается спиной. Я правда не хочу чтобы он уходил. Не хочу оставаться одна.

— Том? — он замирает, — останешься?

— Хорошо, — немного поколебавшись соглашается он. Я не хочу как-то обозначать наши текущие отношения, да и он, похоже, тоже. Сейчас нам важнее комфорт и безопасность. И мы получаем это друг от друга.

Мы ложимся спать и я сама обнимаю Тома. Мне правда так безопаснее. Я до сих пор с ужасом думала о том, что бухой Себастиан ломился ко мне в квартиру. Хорошо, что я была у Тома. Мне страшно за свою жизнь, так как я понимала, что наша со Стэном встреча может кончиться не очень хорошо. Том прижимает меня к себе и он такой горячий.

Я сплю без снов. Просто пустота, в которой совершенно ничего нет. Даже тени или бликов света. Одна чернота. Может мне сейчас и не нужны сны. Я не хочу чтобы мои проблемы преследовали меня еще и во снах. Первое, что я слышу, когда просыпаюсь среди ночи, шепот. Приоткрыв глаза, я вижу, что Том сидит, укутавшись в одеяло, а рядом с кроватью стоит Николь в бирюзовом халате.

— Что… что-то случилось? — сонно бормочу я, приподнявшись на локте.

— У Пэдди болит живот. Не могу найти у Тома аптечку, — словно она тут есть. Когда я искала ее, то не нашла ничего кроме флакона антисептика, пары бинтов, упаковки ваты и таблеток от похмелья. Так себе набор.

— Если вы не против, то я осмотрю его, — ненавижу боли в животе. Слишком расплывчатое понятие, которое, как кот в мешке. Может быть небольшой спазм, который сам по себе не опасен и обычно проходит самостоятельно, а может быть и что-то смертельно опасное, как аппендицит.