«Ну, задала ты мне работу потяжелее сестриных! Если знаешь, что искать, то как не сыскать, а вот как найти то, чего сам не знаешь? Аленький цветочек не хитро найти, но как же узнать мне, что краше его нет на всем белом свете? Буду стараться, но на гостинце не взыщи!»

— И что? — усмехнувшись, спросил Волеморт Долохова, когда новоявленный сторонник стал ему все рассказывать. — Нашел он все это?

— О да, милорд. Венец и зеркало он действительно нашел легко и быстро, но вот аленький цветочек…

— А зачем его искать? Чудачка эта меньшая дочь! Впрочем, неужели нашел?

— Да, в саду у чудовища, которое чуть было не убило купца за то, что он сорвал этот самый цветочек, но согласилось отпустить, если дочь купца приедет к нему и станет жить во дворце как дорогая гостья…

— Ну и что же? — с сарказмом отозвался Волдеморт.

— А то, Повелитель, что красавица эта, младшая дочь, полюбила чудовище за хорошее обхождение, за добрую и чистую душу, пожелала стать его женой законной… И оказалось, что вовсе не чудовище это было, а человек заколдованный, прекрасный принц.

— И что же за заклятье такое лежало на нем? — Волдеморт, казалось, совсем потешался над своим пожирателем.

— Ведьма, которая это заклятие наложила, говорила, что жить принцу в обличии страшилища до тех пор, пока не найдется красная девица и не полюбит его в образе чудища безобразного за душу добрую и сердце чистое…

— Да неужто? — воскликнул Волеморт. — Полюбить, когда есть за что? Ну, возможно, это не так уж и трудно, хотя проводить подобный опыт у меня нет ни малейшего желания. А на что же тогда рассчитывать тем, у кого сердце окаменело и замерзло, а эта самая душа разбита на части?

— О чем вы, милорд? — недоумевал Долохов, опасаясь одним неосторожным словом вызвать гнев своего повелителя. — Могу лишь добавить, что из трех даров, которые отец привез дочерям, а именно аленький цветочек, считают настоящим даром любви для того, кто его находит. А вот венец и зеркало — для тех, кто любви не знал.

— Хватит! — вышел из себя Волдеморт. — И сколько людей в мире помешаны на этой блажи, которая суть их иллюзия! Разговор этот мне наскучил! Круцио! — Долохов упал на пол, однако темный маг быстро снял проклятие.

— Не знаю, что там с этим пресловутым цветком, и какой глупец его ищет, но меня лично интересуют именно венец и зеркало. И венец у тебя, не так ли?

Чародей уже успел применить легилименцию к своему слуге и установить, что его покойная супруга была последней хозяйкой этого самого венца, и он передавался в семье из поколения в поколение. Он обладал одним необыкновенным свойством: надев его, женщина сразу казалась самой привлекательной и неотразимой для всех, кто ее видел.

— Ты должен продать мне венец, Антонин, даже если тебе будет трудно это сделать. Все-таки память о жене… Но так ты вернее всего докажешь мне свою преданность.

— Да, милорд! — тихо и с какой-то печальной обреченностью отозвался Долохов.

— Вот и отлично! — голос чародея звучал благосклонно. — А еще я хочу, чтобы ты рассказал мне, где и у кого искать зеркало.

— Расскажу, повелитель! — коротко отвечал пожиратель, боясь даже заикнуться и задать очевидный, простой и совсем невинный вопрос: зачем лорду Волдеморту потребовались эти штучки, магические свойства которых интересны главным образом дамам? Волшебник и сам не смог бы ответить даже себе, чем так привлекли его эти волшебные артефакты. Может быть тем, что в какой-то мере бросали вызов старости и уродству — этим предтечам ненавистной смерти? Кроме того, интуиция подсказывала, что когда-нибудь эти вещи ему пригодятся.

— Можешь идти! — приказал он беспокойно переминающемуся с ноги на ногу пожирателю, и тот с облегчением удалился.

========== Глава 59. Циник и юбочник ==========

Крупные капли дождя мерно барабанили в стекла больших стрельчатых окон в гостиной Лестрейндж-мэннора. Это была большая светлая комната с бежевыми стенами. Ее высокий потолок украшала красивая хрустальная люстра, какими часто обзаводились чистокровные и состоятельные маги, когда оборудовали холлы и гостиные своих просторных особняков. На стенах висели портреты знатных предков, но большинство обитателей в них сейчас мирно дремали, убаюканные и шумом дождя, и треском дров в камине. В воздухе чувствовалось приятное тепло, которое особенно ценно, если за окном непогода. Правда, на дворе стоял май, но в этот день с утра было пасмурно и похолодало, а потом и дождь пошел, так что создавалось впечатление, будто за окном осень.

В кресле у камина уютно расположился чародей и лениво покручивал в пальцах волшебную палочку. Ему было уже далеко за тридцать, ближе к сорока, но выглядел он довольно моложаво, особенно, если посмотреть в его озорные карие глаза, которые придавали лицу безмятежное выражение. На голове красовалась пышная каштановая шевелюра. Похоже, что он размышлял о чем-то для себя приятном, потому как невольно улыбался.

Потрескивание дров в камине и шум дождя неожиданно были нарушены громким хлопком. Это маленький домашний эльф вдруг возник прямо посреди гостиной, отвесил глубокий поклон магу и заговорил тонким голоском.

— Хозяин Родольфус, Тирле должен сообщить, что к вам посетитель. Я, как вы велели, сказал, что вас нет дома. Но…- тут его тон стал виноватым, и в нем чувствовался даже не страх, а самый настоящий ужас. — Но хозяин Родольфус, этот страшный волшебник… А глаза у него такие красные и свирепые… Он так зло зашипел на меня, ну точно змея, что я с трудом разобрал. Дескать, позволения никакого ему не требуется, а являться сюда он может без доклада и намерен в любом случае говорить с вами. Он пригрозил мне заклятьем, и Тирле так испугался, забыл и нарушил приказ своего дорогого хозяина Родольфуса. Ох, плохой Тирле! — все громче расходился и причитал эльф. — Тирле должен себя наказать! — И он действительно начал с силой биться головой об пол, голося при этом.

— Плохой, плохой Тирле! Тирле нарушил приказ хозяина!

— Да хватит уже! — прикрикнул на него Лестрейндж. — Сейчас же прекрати и говори толком, кто пришел. Ты имя-то этого страшного мага хоть запомнил, или он не представился?

— Как же, как же! Представился так горделиво. Тирле запомнил. Тирле запоминает и знает всех посетителей хозяйского дома!

— Ну так как же его зовут? — нетерпеливо спросил Родольфус.

— Лорд Волдеморт, хозяин! — пропищал эльф, сжимаясь от страха в комок и морща лицо. — Ох и не по себе Тирле, когда он говорит это имя! Его и произнести-то страшно!

Когда Родольфус услышал имя гостя, то сразу же отдал приказ крошечному слуге.

— Немедленно проси его в гостиную, и нельзя, чтобы он ждал даже лишнюю секунду. Я приказываю тебе встретить его со всем почтением, на которое ты способен. И я запрещаю тебе называть его страшным! Ты все понял?

— Да, хозяин Родольфус! Тирле будет с гостем любезным, очень-очень любезным! — согласно кивнул эльф и исчез.

Через минуту в гостиную вошел и сам Волдеморт. По тому, как Родольфус при виде его невольно отшатнулся, темный маг понял, что даже бывший однокурсник, с которым он в свое время общался больше, чем с остальными, и тот не узнал бы его при встрече, не сообщи эльф имени.

— Ну, здравствуй, Лестрейндж! — усмехнулся он, впрочем, без злобы. — Дольф в недоумении или онемел от восторга?

— Приветствую вас, милорд! Для меня большая честь принимать вас в своем поместье! — Родольфус обращался к бывшему сокурснику тем именем, которое тот назвал эльфу.

— Да уж, пришло время мне ответить на твои приглашения, но вот дворецкого рекомендовал бы сменить. — Поймав недоуменный взгляд Лестрейнджа, Волдеморт пояснил.

— Я об этом никчемном эльфе! — тон чародея был презрительным, как и само отношение к домовикам. Волдеморт так и не мог понять, каким образом эти существа испытывают удовольствие от пребывания в рабстве, не сопротивляются ему, не мстят за обиды и унижения.

— Держу пари, — добавил черный маг, — служи он у Блэков, то давно лишился бы головы, даже не дожив до старости, когда согласно недавней традиции, заложенной досточтимой миссис Элладорой, раба отправляли на тот свет.