Соглашаясь на предложение Слизнорта, Реддл одновременно преследовал несколько целей. Он, естественно, хотел бы и дальше пользоваться расположением своего декана, и поэтому согласился. Более того, теперь, когда у него были деньги, Том мог угодить и по-другому. Реддл знал, что профессор питал слабость к сладостям, а особенно обожал, как это ни странно, магловские засахаренные фрукты, больше всего ананасы. Но чистокровному волшебнику было не очень комфортно посещать мир маглов, ведь знания о них у него были очень поверхностными. Зато Реддл прекрасно ориентировался среди них и легко доставал все, что было нужно, дабы подольститься, так как помощь профессора Слизнорта еще могла ему пригодиться.
Но главная причина была все же не в этом. Том уже давно знал, что его славный предок Салазар Слизерин завещал ему великое, на его взгляд, дело — выгнать из школы всех этих грязнокровок и недостойных магловских выродков. Право же, стоило пожить среди них, чтобы в должной мере возненавидеть! И он неустанно искал сведения и хоть какие-нибудь другие упоминания о Тайной комнате и о чудовище, которое, согласно словам Слизерина, обитало в ней. Но почему бы не пойти дальше Слизерина и сделать даже больше, чем заповедовал Основатель? Какой прок очищать от грязнокровок только Хогвартс, если волшебный мир будет кишеть ими? И вот здесь Реддл, этот никому не доверявший одиночка, этот гордец, все же отдавал себе отчет, что без преданных единомышленников, без талантливых сторонников он не сможет воплотить в жизнь свою затею и изменить волшебный мир. И теперь он с подачи Слизнорта несколько часов в неделю тратил на то, что подтягивал однокурсников в волшебных науках. Особенно туго приходилось ему, когда надо было втолковать какое-нибудь заклинание парочке тупых дружков-громилл — Крэббу и Гойлу. Идти на поводу у их глупости и лени Том не собирался и довольно быстро нашел к ним единственно правильный в данной ситуации подход. Он просто запер заклинанием класс и до тех пор не выпускал из него Крэбба и Гойла, пока они не сделали все положенное. Первый раз по своему тупому упрямству они пробовали было возмущаться, не ударяя при этом палец о палец. Но когда они пропустили ужин, что для этих обжор было чуть ли не трагедией, потом просидели в классе полночи, то сообразили: им остается волей-неволей пошевелить извилинами и как следует потрудиться, дабы просто вернуться в свою спальню. Незадолго до рассвета оба вполне прилично овладели манящими чарами, которые должны были освоить еще год назад. Жаловаться преподавателям на методы Реддла было бесполезно, потому как в этом вопросе большинство учителей было на его стороне. С теми же слизеринцами, кто сам обращался к Тому, он был вежлив и охотно консультировал по любому предмету, вызывая невольное восхищение у сокурсников. Так что гордыня Реддла и его самолюбие получали желанную пищу.
Особенное внимание Том уделял Родольфусу и часто убеждал его в необходимости лишний раз позаниматься, хотя непоседливый Дольф и не горел желанием, предпочитая книгам свою метлу. Однако он не мог отказать Реддлу, перед которым просто преклонялся и благоговел, сделав из него себе кумир. Том, давно уже овладевший легилименцией, конечно же, знал об этом не хуже самого Лестрейнджа и потому хотел, чтобы столь искренно расположенный к нему сокурсник сдал СОВ в числе лучших.
Деканы других факультетов тоже последовали примеру своего коллеги, профессора Слизнорта, и обратились к старостам с соответствующей просьбой. Том без зазрения совести тайком применял к ним легилименцию и смотрел, с кем из студентов и как они занимаются. Уроки пуффендуйца-полукровки шестикурсника Эшли Далтона вызывали у надменного слизеринца смех пополам с презрением и отвращением. Нет, против самого Эшли он ничего не имел, но вот некоторых студентов с этого, по мнению Реддла, захолустного факультета, терпеть не мог. И дело было в их магловском происхождении. Вообще все, что имело хоть какое-то отношение к маглам, вызывало у Реддла отторжение. Кроме того, он по-разному представлял себе причины отставания в учебе у чистокровных волшебников и у маглокровок. Если у слизеринцев, по мнению Тома, все сводилось к элементарной лени, а сами способности к колдовству не подвергались при этом ни малейшему сомнению, то волшебники из семей маглов изначально казались ему непробиваемыми тупицами. И их неудачи доставляли ему удовольствие, давая лишний повод втайне позлорадствовать и убедиться в правоте Салазара Слизерина.
— Что же ты сидишь рядом с нами, тупица? — порой думал он, глядя на какого-нибудь студента из маглов. — Что ты делаешь тут, бездарность? Что ты занимаешь место чужое? Уйди, уйди сам, пока тебя не убрали!
Столь высокомерные мысли родились, однако, не на пустом месте. Происхождение от Слизерина и унаследованная от него колоссальная волшебная сила, позволяющая ему чувствовать себя на уроках даже не на голову, а на две выше всех остальных, невероятные успехи и похвалы вскружили и без того горделивую голову, а вкупе с памятью о жизни в приюте и нежеланием прощать кого бы то ни было вылились в жгучую ненависть и презрение ко всем маглорожденным волшебникам и вообще к простецам и их миру. Здесь он со своим предком был полностью солидарен, считая, что волшебникам, обладающим столь благородными знаниями и силой, не должно пересекаться с какими-то ничтожными людишками. Потому и пресловутую Тайную комнату Реддл искал теперь с необычайным рвением, следуя простому принципу: кто ищет, тот находит. И вскоре ему действительно повезло, правда, помог счастливый (для Реддла, разумеется) случай. Но, как известно, фортуна благоволит упорным.
В это же самое время на третьем курсе факультета Гриффиндор учился некий Рубеус Хагрид. Он был из великанов и уже в тринадцатилетнем возрасте превышал ростом других студентов почти в два раза. Кроме того, он имел крепкое телосложение, пухлые руки и длинные густые волосы, которые далеко не всегда заделывал назад в хвост. До Хагрида никто из представителей этого народа в Хогвартсе не учился, но профессор Дамблдор усмотрел в нем магические способности и убедил директора Диппета принять великана в школу. Хагрид и в самом деле неплохо справлялся со всеми волшебными науками, хоть и выражался как-то косноязычно, особенно когда волновался. Но для спесивых слизеринцев, презирающих всех, в ком не текло хотя бы половины древней волшебной благородной крови, нескладная речь гриффиндорца стала достаточным основанием, чтобы потешаться над ним всем змеиным факультетом. Однако, когда великан поступил на третий курс, то преподавателям стало очевидно, что у Хагрида недюжинный талант к уходу за магическими существами. В этом ему не было равных. Казалось, что он просто чувствует зверей и к любому животному умеет найти подход. Но, что примечательно, привлекали великана не какие-нибудь безобидные флобби-черви, а самые что ни на есть чудовища: летающие полузвери-полуптицы — гиппогрифы, драконы всех пород, фестралы. Хагрид, в отличие от остальных волшебников, вовсе не считал опасными этих довольно агрессивных страшилищ, потому что и сам оказался на редкость добродушным и бескорыстным, невзирая на грозную внешность. Кроме того, Хагрид был очень любознательным, а еще смелым и непоседливым, как и все гриффиндорцы, поэтому и школьные правила нарушал очень часто, особенно когда тайком ходил в Запретный лес, где могли обитать какие-нибудь не совсем безобидные твари. За это преподаватели, которые заставали Рубеуса за его проделками, неизменно снимали с Гриффиндора немало очков. Один лишь профессор Дамблдор был немного снисходительнее.
Однажды Реддл, выполняя обязанности старосты, обходил школьные коридоры. Время было уже позднее, и всем студентам давно полагалось находиться в своих гостиных и спальнях. Том уже почти миновал Большой зал и собрался было спуститься в свои подземелья, как вдруг увидел, что с лестницы, ведущей в башню факультета Гриффиндор, льется слабая полоска света, а в ней видна большая тень. Реддл начал тихо подниматься, наложив на себя дезилюминационные чары: так проще было поймать нарушителя, а слизеринскому старосте доставило бы удовольствие зацапать кого-нибудь из гриффиндорцев при нарушении школьных правил и снять с них баллы. Когда Том оказался на лестничной клетке, то глазам его предстало любопытное зрелище. На полу действительно сидел Хагрид, а рядом с ним стоял большой сундук. На коленях у великана была уже знакомая слизеринцу книга о чудищах, только побольше и потолще той, что Реддлу довелось читать. А на книге сидел черный паук, которого любитель волшебных страшилищ кормил насекомыми прямо с рук, точно ручную собаку.
