— Нет, повелитель, не знаю, но умоляю вас: позвольте мне туда вернуться. Позвольте мне отыскать Поттера.
— Ты говоришь совсем как Люциус. В отличие от меня, вы оба не понимаете Поттера. Его не нужно искать. Поттер сам придет ко мне. Я знаю его слабость, его, так сказать, врожденный дефект. Он не сможет смотреть, как другие сражаются и гибнут, зная, что все это из-за него. Он захочет прекратить это любой ценой и придет. Однако, я хотел поговорить о тебе, Северус, а не о Гарри Поттере. Ты был мне очень полезен. Очень.
— Повелитель знает, что услужить ему — мое единственное стремление. Но позвольте мне пойти и отыскать мальчишку. Я уверен, что сумею…
— Я уже сказал: нет! Сейчас меня волнует другое, Северус: что произойдет, когда я встречусь с мальчишкой?
— Но какие тут могут быть вопросы, повелитель, ведь вы…
— Тут есть вопрос, Северус. Есть.
Волдеморт поигрывал Бузинной палочкой в белых пальцах, неотрывно глядя на Снегга.
— Почему обе палочки, которые у меня были, отказались служить, когда я направил их на Гарри Поттера?
— Я… я не знаю ответа на этот вопрос, повелитель.
— Правда? Моя тисовая палочка исполняла все мои приказы, кроме одного — убить Гарри Поттера. Она дважды не смогла этого сделать. Оливандер под пыткой рассказал мне об одинаковой сердцевине, сказал, чтобы я взял другую палочку. Я так и сделал, но палочка Люциуса раскололась при встрече с Гарри Поттером.
— Я… я не знаю, как объяснить это, повелитель.
— Я нашел третью палочку, Северус, Бузинную палочку, смертоносную палочку, Жезл Смерти. Я забрал ее у прежнего владельца, из гробницы Альбуса Дамблдора.
Теперь Снегг посмотрел в глаза Волдеморта, а лицо его застыло, как посмертная маска.
«Ну, наконец-то, понял, что к чему!» — подумал колдун.
— Я просидел здесь всю ночь перед самой победой, думая о том, почему Бузинная палочка отказывается выполнять то, что должна сделать для своего владельца… и мне кажется, я нашел ответ.
Снегг молчал.
— Может быть, ты уже догадался? Ты ведь вообще-то, умный человек, Северус. Ты был мне хорошим и верным слугой, и я сожалею о том, что сейчас произойдет.
Это действительно было так. Но это нельзя было назвать жалостью к стороннику как к человеку, скорее напоминало разочарование шахматиста, которого противник поставил перед неизбежной дилеммой, когда из двух фигур, оказавшихся под ударом, можно спасти только одну, а вторую неизбежно приходится отдавать, что несколько затрудняет ситуацию и отдаляет победу.
— Бузинная палочка не повинуется мне по-настоящему, Северус, потому что не я законный ее владелец. Бузинная палочка принадлежит тому волшебнику, который убил ее предыдущего Хозяина. Ты убил Альбуса Дамблдора. Пока ты жив, Бузинная палочка не может принадлежать мне. Я должен получить власть над этой палочкой, Северус. Власть над палочкой — а значит, и власть над Гарри Поттером.
Волдеморт говорил со все большим гневом и со все возрастающим воодушевлением, словно убеждая самого себя, что другого выхода нет, и задуманный им поступок просто необходим. Колдун вовсе не горел желанием убивать столь ценного сторонника, и потому у него возникли сомнения, что смертельное проклятье не будет сотворено так, как надо. Темный Лорд взмахнул Бузинной палочкой. Ничего не произошло, и на какое-то время Снегг, наверное, подумал, что он помилован. Но тут намерение Волдеморта прояснилось. Шар с Нагайной закружился в воздухе, и не успел Северус даже вскрикнуть, как его голова и плечи оказались внутри сверкающей сферы, а Волдеморт сказал на змеином языке:
— Убей!
Раздался страшный крик, когда зубы змеи вонзились в шею Снегга, который судорожно рванулся, пытаясь сбросить шар. Колени у него подогнулись, и он опустился на пол.
— Жаль! — холодно сказал Волдеморт и отвернулся.
«Жребий брошен, выбор сделан, и было бы весьма глупо сожалеть о содеянном! Глупо оглядываться назад, ведь в этом случае будет невозможно идти вперед!» — думал он. Не оглядываясь более, Темный Лорд вышел из хижины, и сверкающий шар со змеей медленно поплыл за ним.
И тут случилось небывалое: из подземного хода, который соединял Визжащую хижину с Хогвартсом, вышел Гарри, а с ним его друзья Рон и Гермиона. Они слышали весь разговор Волдеморта со Снеггом. Гарри подошел к умирающему, из горла которого хлестала кровь, а изо рта, носа, ушей вылетала серебристая субстанция — не вода и не газ — воспоминания.
— Собери… собери… — из последних сил выговорил Снегг.
Гермиона вложила в руку друга наколдованный ею флакон, а Гарри волшебной палочкой собрал воспоминания, но, чтобы просмотреть их, был нужен Омут памяти, который хранился в директорском кабинете. Когда же Гарри погрузился в лабиринты чужой памяти, то увидел в них то, чего не ждал увидеть. Например, что ненавистный ему профессор зельеварения, который сообщил Волдеморту о пророчестве и тем самым погубил его родителей, на самом деле еще до учебы в Хогвартсе был влюблен в его мать… А когда узнал, что Темный Лорд стал преследовать Поттеров, то встретился с Дамблдором и примкнул к Ордену Феникса только чтобы спасти любимого человека… Для директора он стал бесценным источником информации о Волдеморте и Темном Ордере. Это он придумал уловку с семью ложными Поттерами, для убедительности правильно сообщив день и время отбытия из дома Дурслей, но скрыв, как Орден планирует защитить Гарри. И это по настоянию Дамблдора, который и так уже умирал, Снегг пустил в него Аваду, чтобы окончательно убедить Темного Лорда в своей преданности и, будучи ближе к своему мнимому хозяину, способствовать его падению.
Однако все эти откровения меркли перед самым последним, которое Дамблдор поведал Снеггу незадолго до этого мнимого, самим же директором подготовленного убийства. Это Северус и хотел опять же по распоряжению Дамблдора передать Гарри, а именно: в ту ночь, когда Темный Лорд убил чету Поттеров и попытался убить их сына, в момент, когда срикошетившее смертельное проклятье сразило Волдеморта, очередная часть изуродованной и раздробленной, а потому хрупкой, души убийцы оторвалась без его ведома и вселилась в единственное оставшееся живое существо — самого Гарри. Так Гарри стал непроизвольно созданным крестражем, о котором Темный Лорд и сам не знал. Отсюда и парселтанг, и способность проникать в сознание Волдеморта. А если так, то пока жив Гарри, то и лорда Волдеморта убить нельзя, и чтобы сразить его остается только один путь — прежде погибнуть самому, причем именно от руки Темного Лорда.
========== Глава 136. В Запретном лесу ==========
Беллатриса с неохотой покинула Визжащую хижину и увидела невдалеке отсветы костра, разожженного Пожирателями Смерти. Она пошла на этот свет и спустя минуту вышла на широкую поляну, посредине которой и горел яркий огонь. Ведьма молча села между служителями Темного Лорда и стала с нетерпением ожидать прихода своего возлюбленного повелителя. Она волновалась не на шутку, осознавая, что через час произойдет то, к чему Волдеморт давно стремился, а судьба и милорда, и ее собственная, наконец, решится окончательно. Теперь Поттеру уже никуда не скрыться. Вскоре к сидящим у костра чародеям присоединились те, кто покинул битву по приказу повелителя, а еще через несколько минут пришел и сам Волдеморт. Он сел рядом с Беллатрисой и под прикрытием благодатной темноты взял ее за руку. Минут за двадцать до истечения срока Темный Лорд отправил в разведку Долохова и Яксли, чтобы те прочесали лес.
Тем временем Гарри шел на встречу с судьбой. Мантия-невидимка надежно скрывала его от посторонних глаз. Пока что скрывала, но совсем скоро, через считанные минуты, ему предстояло мужественно и добровольно сбросить ее перед лицом смерти, как это сделал его предок Игнотус Певерелл. Но в отличие от младшего и самого мудрого из трех братьев Гарри еще не успел состариться. Ему предстояло погибнуть в неполные восемнадцать, когда у человека еще вся жизнь впереди. Однако Гарри решился. Он шел в Запретный лес, чтобы сокрушить заклятого врага. По виду эта картина походила на другую, более, чем пятидесятилетней давности, когда семнадцатилетний Том Марволо Реддл тоже шел по деревне Литтл-Хэлтон, намереваясь отнять жизнь у недруга, коим стал для него родной отец. Но подобное сходство было лишь внешним. Если бы кто-то сейчас заглянул в сердце Гарри или применил бы к нему легилименцию, то ни в сердце, ни в мыслях юноши не нашел бы злобы, жажды мести или ненависти. Напротив, к Волдеморту он испытывал жалость от того, что он никогда так и не узнает ни любви, ни дружбы. Он желал лишь обезопасить от него тех, кого любил, а в обмен за жизнь врага готов был отдать свою собственную. Не желание мстить, а желание спасти двигало им, и в этом было главное отличие между двумя смертными врагами, ни один из которых, согласно Пророчеству, не мог жить спокойно пока жив другой, и в ком, однако, текла теперь одна кровь, а в теле было по кусочку одной раздробленной души.
