— Быстро беги в свою спальню, сиди там тише воды ниже травы и не вздумай высовываться, если жить хочешь! — истошно завизжала ведьма, так что ее сестра остолбенела от страха.
Тут к ним подбежал не на шутку перепуганный Люциус, бледный, с каплями холодного пота на лбу.
— Цисси, быстро идем в наши комнаты! — на ходу проговорил он дрожащим голосом, полагая, что именно из-за свояченицы подвергался смертельной опасности и чудом остался жив. — Это ты во всем виновата, идиотка! — проорал Люциус, и уже тише с ухмылкой добавил: — Ну, теперь берегись!
Едва чета Малфоев скрылась в своих покоях, Беллатриса поняла, что не хочет, да и не может здесь оставаться. Она быстро добралась до антитрансгрессионного барьера и мгновенно оказалась в Слизерин-кэстле. Войдя в свои покои, ведьма ничком упала на диван. Колдунья не помнила, когда последний раз испытывала столь сильный страх, ее буквально трясло до такой степени, что зубы стучали. Беллатриса не сомневалась в том, что она уже не жилец, но живой труп. Ведь это из ее хранилища похитили столь ценную для повелителя чашу, которую он велел ей беречь как зеницу ока. Это она случайно выдала сокровенную тайну, когда пытала грязнокровку. Это с ее волосом подружка Поттера выпила оборотное зелье, дабы под личиной хозяйки добраться до чужого сейфа. И волшебную палочку она не сумела уберечь, когда этот мерзкий домовик обрушил люстру. Тогда Волдеморт против своего обыкновения простил ей побег Поттера вместе с друзьями и сидевшими в подвале пленниками. Тут к ужасу и панике примешалось чувство стыда: милорд не наказал ее в тот раз, более того, даже отдал свою тисовую палочку в знак своего доверия и благосклонности, а она в очередной раз так его подвела. За столь серьезную провинность Темный Лорд уж точно ее убьет. И тот факт, что Белла была ему тайной женой и матерью его дочери, вряд ли что-то изменит. Подобного упущения, на ее памяти, Волдеморт еще никому не спускал. Сейчас Беллатрисе следовало готовиться не к простой, а скорее всего, весьма мучительной смерти, раз уж ни в чем неповинные сторонники, ничего не знавшие о хранящемся в ее сейфе залоге неуязвимости повелителя, тем не менее расстались с жизнью из-за его пропажи. «Авада Кедавра» была бы слишком большой милостью со стороны разгневанного милорда. Однако не смерти как таковой и даже не изощренных пыток боялась она. Жизнью и свободой Беллатриса рисковала много раз во время бесчисленных рейдов, боли отведала сполна и когда бывала ранена аврорами, и в Азкабане. Умереть, выполняя волю Темного Лорда она почла бы за честь, но смерть от его руки… Больше всего ее страшило то, что в свои последние минуты ей доведется услышать, как сильно милорд ей недоволен, и как бездарно непутевая пожирательница провалила столь ответственное поручение. А в его багровых глазах будут гореть обращенные на нее ненависть и злоба.
Сейчас впервые за столько лет, которые Беллатриса была рядом с Волдемортом, волшебница как никогда ясно понимала, почему практически все чародеи за редкими исключениями так бояться даже называть его имя. Не только враги, произносившие шепотом «Сам-знаешь-кто» или «Тот-кого-нельзя-называть», но и сторонники, обращавшиеся к господину «милорд», с опасливым трепетом величали повелителя «Темный Лорд». Сама же Белла чувствовала не столько страх, сколько безграничное почтение и уважение, а все потому, что лишь ей одной дано было увидеть такую грань в этой непомерно жестокой натуре, о существовании которой никто и не догадывался, даже весьма проницательный маг и искусный легилимент Альбус Дамблдор. Оно и немудрено, ведь Волдеморт спрятал ее даже от самого себя. А будь его воля, то вообще с удовольствием избавился бы от этой дурацкой, ни дать ни взять наследия Кадмуса Певерелла, сентиментальности, которая порой так некстати проявлялась, если Белла была рядом. Беллатриса, конечно, еще до Азкабана замечала, что когда дело доходило до наказаний, то с ней повелитель обращался куда мягче, чем с остальными Пожирателями. Но и она не знала, каким несокрушимым, хотя и вовсе не магическим, щитом служила ей безграничная преданность Волдеморту, которую он без всякой легилименции неизменно видел в ее глазах. Об эту защиту вот уже долгие годы сокрушалась даже самая сильная ярость черного мага. Его гнев по отношению к ведьме никогда не проявлялся в полной мере, как будто этот дикий зверь бывал посажен на цепь все той же преданности. Поэтому видя Волдеморта несколько иным в обращении с собой, не таким, как со всеми остальными, Беллатриса, как бы странно это ни звучало, до конца не осознавала, что же он из себя представляет на самом деле. И вот теперь Темный Лорд предстал перед ней во всей красе, и ведьма воочию увидела его истинное лицо — лицо сущего чудовища, хоть душой, хоть телом. Он был способен убить человека уже не за идеи чистокровности и даже не из мести, а просто потому, что несчастный попался ему под горячую руку. Так просто и легко, словно комара, чтобы не докучал своим писком. А между тем Беллатриса столько лет находилась совсем рядом с ним, дарила этому монстру поцелуи, спокойно засыпала в его холодных, но цепких и сильных руках, родила ему дочь. И было много таких моментов, когда в его обществе она чувствовала себя легко и непринужденно, ничего не страшась. Никто кроме этой ведьмы не мог себе такого позволить. Напротив, на любом собрании все Пожиратели были очень скованны, страшась гнева своего хозяина и часто не зная, выйдут ли они из зала целыми и невредимыми или же будут убиты, либо покалечены.
Но самое ужасное заключалось в том, что, даже осознавая теперь страшную суть Волдеморта, Белла чувствовала: и к такому своему повелителю будет относиться по-прежнему, также останется верной ему, также станет выполнять все, что он ни прикажет, и увы, также будет любить его и пытаться сдерживать свои чувства, потому как избавиться от них все равно не сможет. Это, пожалуй, было единственное повеление Темного Лорда, которое она не выполнила. Также Беллатриса понимала, что не только Темный Лорд, но и она сама уже давно не ангел, а если и ангел, то явно не светлый. Ее имя после нападения на Долгопупсов, суда и заключения в Азкабан тоже гремело на всю магическую Британию, овеянное ореолом страшной славы как самой яростной, фанатичной и безжалостной последовательницы Волдеморта. О ее кровавых расправах над маглами и маглокровками боязливо перешептывались, опасаясь говорить о них во весь голос. Колдунья бы даже не удивилась, если бы ей сообщили, что маглокровки-матери пугают ее именем детей, если они уж слишком сильно шалили и совсем не желали слушаться.
Полежав немного на диване в своей гостиной, Белла усилием воли все же смогла взять себя в руки. Она уже успела смириться с той участью, которая ее постигнет. И хорошо, если только ее. Волшебница посмотрела на дверь своей спальни, где перед тем, как отправиться на это роковое собрание, она оставила Дельфину вместе с Юфимией. Сейчас она желала только одного: чтобы гнев Волдеморта не настиг и их дочь. Она и страшилась его прихода, и одновременно хотела, чтобы все побыстрее закончилось. Ожидание наказания казалось ничем не лучше самого наказания. Беллатриса решила, что будет лучше, если к тому моменту, когда на пороге ее покоев появится разгневанный повелитель, то Дельфина и Юфимия окажутся, по возможности, где-нибудь подальше. С этой мыслью Белла кликнула няньку.
— Госпожа уже вернулась? — почтительно, слегка поклонившись, осведомилась она.
— Да, и я с минуты на минуту ожидаю повелителя, — отвечала Беллатриса, и голос у нее был на удивление спокойным. Нельзя допустить, чтобы Юфимия о чем-то догадалась и запаниковала. — У нас с милордом будет очень важный приватный разговор. Поэтому тебе лучше немного прогуляться с Дельфи в парке, а потом побудь с ней в своей комнате.
— Как вам угодно, госпожа!
— Ступай!
Юфимия быстро собрала малышку на прогулку и удалилась вместе с ней.
Оставшись одна, Беллатриса попробовала было подумать о том, что она скажет милорду в свое оправдание, но вскоре оставила эту затею. Какой смысл оправдываться, если повелитель все равно не станет ее слушать, да ему и без слов были известны все ее мысли. Смирившись с неизбежной смертью, ведьма не могла думать только о том, что все же умрет именно от руки Волдеморта, став ненужной ему. Повелитель просто избавится от нее как от отработанного материала. Эта мысль ранила сильнее, чем мысль о гибели. А еще ее терзала тревога за дочь. Нельзя ли избежать этого последнего разговора, хотя умереть все равно придется? Тут Беллатриса замерла: в голову ей пришла мысль, но мысль страшная. Вскочив с дивана, ведьма быстро взмахнула волшебной палочкой, призывая еще наполовину полный хрустальный флакон. Это было зелье сна без сновидений. Когда Темный Лорд отнял ведьму у Родольфуса, кошмары перестали ее мучить, и снадобье осталось недопитым. Достаточно выпить не пару-тройку капель, а осушить пузырек до дна — и она просто уснет и больше не проснется.
