Эти простые слова, сказанные так искренно и по сердечному влечению, а также сопровождающий их жест, произвели эффект, намного превосходящий силу самых мощных заклинаний. Темный Лорд поднял Беллатрису с колен, порывисто обнял и стал целовать волосы, щеки и губы, как пловец, уже было совсем утонувший в бурном море и вдруг выброшенный на спасительный берег, целует землю. Белла гладила его спину, и Волдеморт чувствовал, как горечь разочарования и бессильная злоба, перед этим охватившие все его существо, сами собой куда-то улетучились, уступая место спокойствию и умиротворению. Маг осознавал: что бы с ним не произошло, а эта женщина всегда будет рядом. Эта мысль была как целебный бальзам для больного самолюбия и уязвленной гордости, а Беллатриса, эта жестокая, кровожадная ведьма, убийца, сама того не ведая, стала единственной и последней искрой света в темной раздробленной душе Волдеморта. И Темный Лорд точно знал: другой такой Беллы у него никогда не будет. В который уже раз он не находил названия тому, что такое порой творилось с ним в присутствии этой женщины, но теперь ясно понимал: только рядом с ней, только в объятиях единственного в мире человека, который бесконечно уважает и до умопомрачения любит его, и можно обрести покой и какое-то эгоистичное утешение.
«Да, Белла и в самом деле любит меня! — неожиданно для себя подумал Волдеморт, и на сей раз это обстоятельство уже не вызывало у него злобы, раздражения и страха. — Что же, так тому и быть, пусть любит, если хочет! За самоотверженную преданность можно позволить ей этот каприз! — решил он, в тоже время покрывая поцелуями точеные плечи и упругую грудь Беллы, нетерпеливо освобождая ведьму от одежды. — А уж я, лорд Волдеморт, сумею оградить ее от губительных последствий этой блажи. Вот только ответить ей я никогда не смогу. Но можно воздать по-другому: Белла будет мне ближе всех, как и Дельфини, наша плоть и кровь. У них будет власть, положение, почет…»
Лежа рядом с тихо посапывающей во сне Беллатрисой, Темный Лорд уже очень спокойно размышлял о том, что произошло в заброшенном доме Батильды Бэкшот. Маг снова внимательно рассматривал унесенную из него фотографию. «Значит, Гриндевальд владел Бузинной палочкой после Грегоровича. Во многом благодаря ей он и достиг в свое время небывалого могущества. Но когда и при каких обстоятельствах он ее лишился? Произошло ли это до памятного поединка с Дамблдором? Иначе почему же Гриндевальд потерпел поражение в этой дуэли, если хозяин Бузинной палочки, согласно легенде, всегда побеждает? — спрашивал он себя. — Кто стал следующим владельцем? Или, может, гадкий маглолюб оказался настолько силен, что сумел все же победить и забрать Жезл смерти себе?» — продолжал рассуждать Волдеморт и не находил сейчас ответа ни на один из этих вопросов, но он прекрасно знал где и у кого их искать. Тогда он решил наведаться в Нурменгард и лично расспросить обо всем Гриндевальда. Нужно было только придумать, как проникнуть в крепость — вопрос нескольких дней, от силы недель.
*
После Рождества время потекло довольно быстро, а в Слизерин-кэстле и в поместье Малфоев ненадолго воцарился покой. Зима закончилась, на пороге уже была весна. Со дня на день единственной дочери Волдеморта и Беллы должен был исполниться год. Как раз в феврале Дельфи сделала свои первые шаги и сказала «мама». И как только девочка пошла, то сразу выяснилось, что это очень непоседливый ребенок, за которым нужен глаз да глаз. Стоило порой матери или няньке на секунду отвлечься, как малышка норовила куда-нибудь залезть или убежать. Один раз, когда Юфимия на несколько секунд задержалась в детской, чтобы взять с собой на прогулку любимую игрушку своей подопечной — серо-зеленую змейку, — девочка уже убежала по коридору так далеко, что оказалась прямо у высокой лестницы. Нянька со всех ног бросилась за ней, но все равно не успевала. Волдеморт и Беллатриса в это время как раз стояли у подножия лестницы на первом этаже. Увидев Дельфини, ведьма испуганно вскрикнула и потянулась за палочкой, чтобы левитировать дочь, пока она не скатилась кубарем вниз, пересчитав все ступеньки. Волдеморт вскинул руку с тем же намерением. Но тут случилось неожиданное. Оказавшись на самой верхней ступеньке, малышка вдруг высоко подпрыгнула и полетела по воздуху, плавно приземлившись рядом с матерью. Потом она запустила в Юфимию стоящим на полу чучелом, не прикасаясь к нему руками. Когда Темный Лорд увидел все это, то его красные глаза загорелись, но не гневом, а огромной гордостью. Кровь в венах забурлила от восторга, и маг, позабыв про все на свете, подхватил дочь на руки. После этого он каждый день находил хотя бы несколько минут, чтобы поиграть с Дельфини, левитируя ей мяч, не используя при этом волшебную палочку. И было совершенно очевидно, что ребенок его совсем не боится.
В свой первый день рождения, на котором присутствовали лишь чета Малфоев да Юфимия, девочка спокойно сидела у отца на коленях. Как раз в это время в комнату вползла Нагайна. Сначала она блаженно грелась у камина, а потом пожелала забраться к хозяину на плечи. Дельфини, увидев громадное подобие своей любимой игрушки, с интересом ощупывала тело змеи, но когда захотела потеребить ее морду, то страшная тварь недовольно и сердито зашипела. Волдеморт немедленно шикнул на нее, приказывая вести себя смирно. Змеюке это пришлось совсем не по душе, но, тем не менее, она подчинилась и терпеливо сносила, пока маленькие ручки исследовали ее сомкнутые челюсти. И тут девочка прошипела на парселтанге: «Нагайна!» Это вызвало у Волдеморта приступ настоящего восторга. Он безмерно гордился дочерью, ее живостью и энергией, а главное, неподражаемой волшебной силой, магическими способностями, проявившимися так рано и в такой сильной степени. С этого дня любое желание, любой каприз Дельфини стал с подачи Темного Лорда законом для всех обитателей Слизерин-кэстла и Малфой-мэннора. Видя таким образом в дочери себя самого, слыша внутренний голос крови, отец был только рад во всем потакать ребенку. И не только он. Страшная змея, к которой никто кроме хозяина не смел и близко подойти, после того как Дельфи заговорила с ней на парселтанге, прониклась к девочке особой симпатией и преданностью. Малышка оказалась змееусткой, и этим все было сказано! Нагайна, как и все ее теперешние сородичи, подчинялась людям, владеющим змеиным языком, а кроме того, видела, как ребенку благоволит ее хозяин. Но Волдеморт, занятый делами, не так уж часто удостаивал вниманием свою питомицу и разговаривал с ней, а больше никто из его слуг парселтангом не владел. Зато Дельфини всегда была не прочь пошипеть с ней и поиграть. Поначалу эти самые игры повергали в ужас не только Юфимию, но даже и Беллу. Змея делала вид, что сердится и хочет броситься на маленькую девочку, которую могла бы враз проглотить или убить на месте одним ударом страшного хвоста. А ребенок, смеясь, убегал от нее, прыгал сзади и седлал толстое туловище. Нагайна шипела, разевала пасть в нескольких сантиметрах от маленькой ручки или ножки, но ее острые зубы и ядовитое жало всегда лязгали только в воздухе. Более того, жуткая тварь внимательно смотрела за своей маленькой повелительницей, заботливо следя, чтобы та куда-нибудь не свалилась, не залезла в опасное для нее место и не брала в рот какую-нибудь гадость. В общем, нянька, да и охрана из нее вышла что надо. После рождественских событий змея обитала в поместье Малфоев или в Слизерин-кэстле, повелитель ее никуда не отправлял, а потому, выспавшись всласть, она охотно проводила время с Дельфи. И лишь когда малышку укладывали спать, Нагайна отправлялась промышлять себе перекус в окрестностях Малфой-мэннора, каких-нибудь ночных зверьков, в ожидании, пока хозяин не соизволит угостить ее чем-нибудь повкуснее.
========== Глава 124. В Нурменгарде ==========
Маленькая темная комнатка, из обстановки — только убогая кровать, хромоногий стол и стул. Мрачное помещение со стенами из серого камня закрывалось тяжелой дверью, которую запирали самыми мощными заклинаниями. В ней имелась задвижка, скрывающая небольшое отверстие, размеров которого хватало только для того, чтобы протянуть руку и передать еду с водой. В противоположной от двери стене было маленькое окошко, и через него виднелся крохотный кусочек неба. Комната могла сойти за жилище какого-нибудь отшельника, но решетка на оконце во внешний мир говорила о другом предназначении этого помещения. Впрочем, даже если бы на окошке и не было решетки, и его само сделали бы несколько больше, то узнику, обитавшему здесь, от этого бы легче не стало. Сбежать все равно не представлялось никакой возможности. Одиночная камера находилась на вершине самой большой башни в тюрьме Нурменгард. По иронии судьбы, а вернее, по закону возмездия, заточен в ней был не кто иной как сам Геллерт Гриндевальд, самый сильный темный маг первой половины столетия, чуть было не покоривший тогда всю волшебную Европу и основавший эту самую крепость-тюрьму для своих врагов. Вот почему в отношении этого заключенного, даже уже пятьдесят с лишним лет не державшего в руках волшебную палочку, до сих пор неизменно применялись столь строгие меры предосторожности. Маги, обладающие подобной силой, зачастую могли демонстрировать отменное колдовство при помощи беспалочковой магии. Желающих навестить заключенного не было, но даже если бы они и отыскались, вряд ли бы их допустили в камеру из соображений безопасности. Настолько строгим был тюремный режим.
