— Ты давай, в порядок себя приведи. Тихонову отчиталась, будто вы весь день в квартире Федора провели. Лиза, якобы, никак настроиться не могла. Морду умой. Форму почисть. Шустрее. Он сейчас к твоему дому подъезжает. Там не найдет, естественно, сюда явится. — Торопила Наталья Никаноровна.

Я послушно выполнил все указания. Едва одернул последний раз гимнастёрку, расправив складки, в квартире появился товарищ майор. Как всегда кивнул бабуле, на Лизу бросил недовольный взгляд. Видимо, не по душе пришлось, что она день впустую потратила.

— Я за тобой, Иваныч. Поехали. И… с лицом что? Помятое какое-то.

— Так это он задумался, да об угол дома ударился. Вы бы, товарищ майор, дали парню отдохнуть. Непривычно ему ещё в таком режиме.

Я глянул на ехидно скалящуюся Наталью Никаноровну, но ее версию комментировать не стал. Тем более, майор усмехнулся с пониманием, предполагая, что бабуля просто надо мной издевается. Ясное дело, в отношении Тихонова она себе такого не позволит. Знал бы Никита Пахомович все возможности этой старушки с ее нелепой вуалькой, поостергся бы.

Без лишних вопросов двинулся вслед за Тихоновым. Уже в машине, он поинтересовался.

— Почему снова здесь?

— Так Вы же сами сказали, сдружиться с ними. Выполняю приказ.

— Понял. Добро́. Есть результаты?

— Да пока средние. Верно сказали, не доверяют особо. Но прилагаю все усилия.

— Ясно. Николай, — майор хлопнул водителя по плечу, — Давай на Малую Никитскую.

Так понимаю, Тихонов назвал адрес Берии. Бабуля уверяла, запланирована встреча именно с ним. Зачем Иваныч понадобился высокому начальству, пока не понятно. Но ничего хорошего от этого ждать не приходится. Не важно в каком времени, внимание вышестоящих всегда имеет сомнительные последствия.

Тихонов молчал, никаких указаний по поводу предстоящей встречи не давал. Это напрягало ещё больше. Послушав рассказы Лизоньки и Натальи Никаноровны, да впрочем увидев некоторые вещи своими глазами, ту же Коммунарку, я более — менее стал понимать время, в котором оказался. Здесь рассчитывать на то, что в критической ситуации представится возможность оправдаться или доказать свою невиновность, опрометчиво. Зато мне более понятен стал и дед. Я же его одно время почти ненавидел. У пацана горе, мать с отцом погибли, чей-то сын, на секундочку в том числе, а Иваныч живёт дальше, как ни в чем ни бывало.

И это сейчас я лишь в начале его карьеры. Могу представить, что там впереди. Хотя, нет. Не могу. И не хочу. Это жизнь деда. Копаться в ней — такое себе идея. Быстрее бы разобраться здесь и разойтись краями.

Дом, к которому мы подъехали, ничем особо не выделялся. Голубого цвета, первый этаж — цокольный, второй — полноценный. Белый рельеф со сценами из античной мифологии над узкими окнами, которые напомнили мне бойницы средневекового замка, высокая входная дверь, будто предназначена не для обычных людей, а каких — то переростков.

Оказавшись внутри, я чуть не присвистнул вслух от удивления. Мраморная лестница, ведущая на верхний этаж, двери со стеклами из хрусталя, и было очень даже понятно, это реально хрусталь. Золочёные рамы зеркал отражали мое ошарашенное лицо. Потому что вся мебель в доме имела обивку из шелка, а потолки украшала красивая лепнина.

Будь мы в современной реальности, конечно, отреагировал бы спокойно. Любое жилье мало-мальски солидного чиновника — музей человеческой любви к шикарной жизни. Но тут, в 1941 видеть подобное барство в доме народного комиссара внутренних дел, это как-то слишком… Невольно вспомнилась моя, а точнее Иваныча, коммуналка. Ни черта не понимаю. Они же за построение социализма вроде. Где все равны. Нет?

— Рот закрой. — Цыкнул на меня Тихонов.

Нас встретил тот самый кавказец, которого уже видел в кабинете на Лубянке.

— Здравствуй Рафаэль Семёнович. Нас ждут? — Тихонов по-свойски пожал ему руку. Честь никто друг другу не отдавал, соответственно, я тоже выделяться не стал.

— Ждут, Никита Пахомович. Идём.

Кавказец направился вглубь дома. За ним — Тихонов, я — следом. Так и шли "гуськом". Тревога на душе отчего-то становилась все сильнее.

Мы спустились вниз, похоже, как раз на тот самый цокольный этаж. Кавказец распахнул одну из дверей и указал нам рукой, приглашая войти. Мне было душно. Серьезно. Очень душно. Будто воздуха не хватало, а стены, украшенные гобеленом, давят на виски и затылок. Черти что.

Комната выглядела, как кабинет, но немного видоизмененный. Имелся рабочий стол, огромных размеров, тяжёлый, на толстых ножках. Уже привычно — полки с книгами. Не знаю, реально они столько читают или это признак определенного статуса? Мне, как человеку современному, имеющему под рукой интернет со всеми его плюшками в виде фильмов, сериалов, развлекательных шоу и так далее, значимость книг казалась несколько преувеличенной. Но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом лезть не будем. По крайней мере, теперь понятно, отчего пожилые люди частенько любят заявить, будто их поколение поумнее и пообразованнее. Естественно. Тут куда не глянь — везде библиотека в особо крупных размерах.

Строгую атмосферу нарушали огромный шкаф для вещей и два дивана все с той же шелковой обивкой, куда мы, собственно говоря, и уселись.

Хозяин ждать себя не заставил. Вошел буквально через пару минут. Вид у наркома был немного расслабленный. Верхние пуговицы гимнастерки расстёгнуты, ремень отсутствовал. Лицо порозовевшее и какое-то масляное, что ли. Как у кота, который наелся сметаны. Более того, с появлением Лаврентия, в комнате стал ощущаться тонкий, еле уловимый запах духов. Не мужских. Возникало четкое ощущение, товарищ Берия буквально перед тем, как прийти к нам, имел близкое общение с особой женского пола. Вряд ли он сам склонен к использованию дамского парфюма.

Следом за руководством в комнате появился неизменный Рафаэль Семёнович. Он вкатил небольшой столик, на котором значились закуски, начиная от мясной нарезки и заканчивая фруктами. Имелись две бутылки вина. "Цинандали". Ну, наверное, логично. Хотя в моем представлении сейчас запотевший графин с водкой смотрелся более уместно. Как бы то ни было, все происходящее нравилось мне меньше и меньше.

— Здравствуй, Иваныч. — Берия обратился не к майору, что было бы более логично.

— Здравия желаю…

— Не надо. Лишнее, — Остановил меня нарком. — Поговорим, как товарищи, которых объединяют общие цели.

Ага. Непременно. Именно для этого Иваныча сюда и привезли. Больше-то поговорить Лаврентию Павловичу не с кем. Но виду, насколько все это меня напрягает, не показал.

— Угощайтесь. — Берия хозяйским жестом указал на столик с едой.

Ну, ок. Надеюсь, травить неугодных в 1941 не принято. Есть более действенные методы. Я осторожно потянул с тарелки кусок буженины. Положил ее в рот и чуть не застонал вслух. Вот это вкус! Мясное мясо! Отвечаю, ничего подобного никогда не ел. И вроде не деликатес. Уж в современном мире разнообразием удивить сложно. Но твою мать… Это и есть тот хваленый советский ГОСТ?

Берия подошёл к нам, собственноручно открыл бутылку вина и разлил по бокалам. Один, что вполне логично, взял себе.

— Ну? Выпьем за победу социализма во всем мире.

"Чокнулись" хрустальной тарой и сделали по глотку.

Нарком отошёл к столу, прихватив свой бокал, а потом сел в кресло, наблюдая за нами сквозь круглое пенсне. В больше мере за мной, чем за майором. Тихонов вообще был молчалив, очевидно, в отличие от меня прекрасно зная цели этой странной вечеринки.

— Иваныч… Говорят, тебя так назвали товарищи в детском доме. За слишком суровый характер и строгую дисциплину. Но при этом ты всегда душа компании, балагур, весельчак. Хорошее сочетание для советского человека. Нам страдать и печалиться некогда. Это — пережиток буржуйского прошлого. Но порядок знать надо.

Я молча жевал мясо, стараясь делать это как можно эстетичнее, и смотрел на Берию преданным взглядом. Меня, как бы, пока не спрашивают, значит, нечего рот открывать.