Где окна ждут, где календарь не тает
Туда, где доброта добрей, чем здесь.
Солнце скрылось, последние лучики прощально бороздили необъятные просторы неба. Где-то хрипло каркнула ворона. Весенние сумерки быстро надвигались на брошенный город. Плавно скользя, занимала свое место полная, вся в темных пятнах, чуть красноватая луна. Кришнаиты затихли, лишь вопли ночного зверья изредка нарушали шелест едва распустившихся клейких листьев. В нежном свете ночного светила закипала совершенно иная жизнь. Мир раскрашивался шорохами и тихим присутствием вездесущей природы.
Я смотрел на плавные длинно-черные тени деревьев исполняющих понятный только им шаманский танец. Мутные стекла покинутых квартир отражали светящиеся точки звезд. Внутри меня было совершенно спокойно и умиротворенно. Абсолютный космос. Чернильная мгла, пронизанная синими ветвями гибких линий окутывала сознание со всех сторон и открывала тайны. Уже не слыша и не видя ничего, я почувствовал, что рядом со мной кто-то есть. Открыть глаза мне так и не удалось.
Тихий чувственный голос разговаривал со мной, точнее сказать, с частью меня. Шепот, несущий смысл плавно переливался из своего источника в мое содержимое. Рационального объяснения приходящему из вне откровению я не находил, но и что это за откровение понять так же не мог. Да и задаваться вопросами теперь не было никакого желания.
Утренний холод снова разбудил меня. Отсыревшая пачка сигарет раскисла и потеряв форму стала похожа на сидящую в засаде сине-белое земноводное. Пришлось выбросить и достать из кармана целую, нераспечатанную пачку. Заслышав звук легких шагов я обернулся. Ярким оранжевым пятном ко мне приближалась Субхадра.
- Сиди! - сказала она усаживаясь на циновку рядом и хитро улыбнувшись добавила - Ты ходил! Во сне!
- Выходит, все было зря! - пришлось невольно ужаснуться.
- Нет, это совершенно не касается нашего дела! Свою часть ты выполнил, и теперь настала пора рассказать тебе о барханах пророческого небытия!
- Я не совсем понимаю о чем вы!
- Все дело в том, что на свете есть множество различных пустынь, но среди них существует одна особенная пустыня, в которой ветер наметает необычные барханы! Они состоят из тончайшей голубой пыли! Эта пыль одновременно легка, что можно унести с собою целый бархан и тяжела настолько, что невозможно поднять мельчайшую крупинку! - Субхадра замолчала и вдруг попросила - Дай мне сигарету!
Зная, что кришнаиты избегают табакокурения, я был очень удивлен, но её просьбу выполнил, протянув ей прикуренную сигарету. Она сделала глубокую затяжку и медленно выпустив дым в светлеющее на востоке небо, тихо сказала:
- Не удивляйся, я не всегда была Субхадрой, когда-то у меня было совершенно другое имя и другая жизнь, а потом я, как и ты решила все изменить, забыть, переделать заново! Но, слишком много всевозможных "но"! Я была в этой пустыне, на этих синих барханах, но я не смогла вынести оттуда ничего! Я оказалась слаба и не готова к тому, что пыль могла мне предложить, она оказалась для меня слишком тяжелой! Ты идешь по этому же пути! Пути, у которого нет конца! Я видела, как ты боролся с собой и поэтому, помогу тебе попасть в эту пустыню! У каждого из нас своя судьба и мы не в силах изменить предначертанного! Пусть идет все так как должно идти! В конечном итоге, это ведь не случай привел тебя в наш город!
Пепел ровным столбиком упал на влажный мрамор. Она закрыла глаза и начала говорить. Когда истлевшая сигарета своим огоньком приблизилась к её пальцам, Субхадра даже не почувствовала этого. Она была в своем прошлом, красивом и безобразном одновременно. Я осторожно вытащил из её крепко сжатых пальцев окурок, она и этого не почувствовала. Но вот рассказ её подошел к завершению, ни одного события или имени не отложилось в моей памяти. Будто и не слышал я ничего, лишь что-то мистическо-колдовское оставило свой отпечаток, наложив на весь рассказ легкую ауру некой сказочности.
Субхадра открыла глаза и достав из многочисленных складок одежды маленькую серебряную шкатулку с выгравированным на крышке Сфинксом, протянула мне:
- Пусть это поможет тебе! Ты ведь когда-то умел летать! И, перестань курить, через каждые шесть минут!
Барханы пророческого небытия.
Ослепительно-желтый песок под равномерно плавящим землю солнцем уходил в зыбкую, дрожащую от зноя даль. Цепочка моих следов медленно уходила под песок давая понять, что обратного пути просто не существует.
О том, как попал в пустыню не помню ничего кроме сияющей тьмы. Мягкая и шелковистая на ощупь она поглощала свет, звуки и сияла. Аккуратно, не раздражая глаз. Я летел по извилистым тоннелям, бился о мягкие углы на поворотах, а потом очнулся наполовину засыпанный песком. В руке моей была коробочка, та самая, со Сфинксом.
Здесь солнце не пряталось за горизонт, оно всегда было в зените освещая дорогу тем кто брел в поисках небытия. Судя потому, что за весьма продолжительное время я никого не встретил, подобных желающих было совсем немного и я знал почему. Большинство из них выбрали смерть, я раньше тоже был сторонником смерти, как способа поиска. Но, потом понял, что она ничего не сможет объяснить и поэтому выбрал другой путь.
Время, когда хотелось выть от тоски ушло. Вообще все ушло, не оставив ничего взамен. Осталась лишь пустота в которой и было спасение, но память систематически старалась избавиться от свободных пространств. Она сливала в пустую душу тот отстой, что копился долгие годы. Особенно памяти нравилось восстанавливать не совсем приятные моменты из той эпохи, что я провел рядом с Анжелой. Слова со скрытым в них смысловым намеком, многозначные действия. Разум издевался над сердцем.
Песок хрустел на зубах, резал опухшие глаза, никотин жуткой горечью разлился в желудке и лип к языку, дым колючими кусочками застревал в горле, заставляя его надрывно-простуженно болеть. Купание в ледяной воде не прошло бесследно. Я жутко простудился. Слезы в три ручья бежали из глаз, насморк прочно заложил нос. В легких при каждом вдохе-выдохе что-то хрипело и хлюпало. Солнце старалось во всю, выжаривая из меня болезнь, выгоняя её из моего тела обильно капающим на песок потом.
