БАРХАНЫ ПРОРОЧЕСКОГО
НЕБЫТИЯ
ЧАСТЬ 1
АНЖЕЛА И ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ
Предисловие.
Сидя на автомобильной покрышке, отвоеванной у пьяных революционирующих матросов, я вбирал в себя, её тепло. Нагретая жарким солнцем черная резина теперь охотно делилась им после закрытия дневного светила. Медленно выдыхая табачный дым, я следил за тем, как он плавными волнами поднимается, вверх смешиваясь с дымом огромного костра, устроенного все теми же матросами.
Зажигалка, обыкновенная прозрачная зажигалка, наполненная дрожащим газолином, который отрывался от суетливой поверхности небольшими каплями поднимаясь вверх, покоилась на моей ладони. Я пытался рассмотреть в капле, капающей вверх вечность - не цветок, но все же. Превратившись в пламя, она всегда помогала мне расправляться с тем огромным количеством сигарет, которыми я сознательно приближал день своей смерти. А, матросам у костра надоело горланить песни.
Ревущее пламя с громким треском пожирало куски досок, деревянные скамейки и поддоны, автомобильные покрышки (одну я все же успел у них отобрать). Сидя на разрушенной крыше останков кирпичного сарайчика, матросы-анархисты затихли, глядя на огонь и чтобы заполнить неловкое молчание, все дружно закурили. Но вот появился "князь Кропоткин" в расхристанном бушлате, из-под которого тускло, светились гильзами пулеметные ленты, крест-накрест перехватывающие рваную тельняшку. Черная офицерская пилотка с белым кантом давно лишилась кокарды и теперь немного прикрывала лысеющий череп, покрытый редко торчащими волосами. Гармонь-трехрядка жалобно пискнула и шумно вдохнула воздух, выдавая рвущий душу и мышцы мотив:
- Эх, яблочко,
Да на тарелочке!
Матросы вздрогнули и, спрыгнув на землю, пошли вприсядку вокруг костра. " Князь Кропоткин" дико хохоча, наяривал на гармошке, прыгая вокруг них. Мелкая щебенка вперемешку с песком летела из-под их стоптанных сапог.
На звуки музыки из своей норы выползли неимоверно состарившаяся Мальвина и такой же потрепанный пудель Артамон. Она в безнадежно устаревшем розовом, огромные банты мерно покачиваются на трясущейся старческой голове. Широкая атласная лента нежно-розового цвета скрывает высохшую тщедушную шею. Мальвина кружится вокруг собственной оси, вспоминая былые дни, когда она была безупречно красива. В её некогда голубых, а ныне выцветших, во тьме затхлого убежища глазах, пытается разгореться огонек чего-то бодряще веселого, но он неизбежно гаснет и с каждым разом это получается все хуже и хуже.
Артамон тоже постарел, в его по-собачьи преданных глазах больше нет того азарта, но он все так же рядом со своей хозяйкой. Блестящие черные усы на небритой морде давно потускнели и бессильно опустились вниз. Обречено посматривая на веселящихся матросов, он бегает по периметру площадки, на которой танцует Мальвина. Артамон верный сторож, ведь они не единственные кто слышит музыку.
Из темноты появляется кто-то в рогатой каске, шортах света хаки поддерживаемых ремнями портупеи и высоких шнурованных ботинках. Все это до блеска начищено, даже пулеметные ленты, которые опоясывают голый торс, сверкают в отблесках костра. Пришедший сжимает в руках пулемет "МГ-38" и, передвигаясь короткими перебежками, очень смешно переставляет ноги. Да и оружие держит с таким видом, будто это что-то очень и очень ценно-экзотическо-хрупкое. Один конец заправленной ленты волочится по земле, звякая металлом по в обилии рассыпанным вокруг мелким камешкам.
Артамон завидя пришельца сгребает в охапку Мальвину и устремляется обратно в нору. Розовые банты развязываются и трепещут в порывах горячего ветра пустыни. Пулеметчик, завидя уходящую от него пару, передергивает затвор и начинает стрелять им вслед. Раскаленный свинец обильно изрыгаемый "МГ-38" поднимает вверх султанчики сухой земли и песка, вспарывает тьму яркими росчерками трассирующих пуль. Пудель интуитивно уходит с линии огня не оставляя шансов стреляющему хорошо прицелиться для поражения движущейся мишени, еще пара шагов и они спасены.
"князь Кропоткин" заслышав стрельбу, прекращает всеобщее веселье громким хриплым воплем:
- Господа! - и немой жест указывает на посмевшего нарушить их отдых.
Бах! Первая пустая бутылка из-под водки разбивается о рогатый шлем, стреляющий разворачивается в их сторону. Бах! Следующая попадает в затворную раму и сместив ленту, клинит патрон в стволе. Бах! Бутылка уходит в темноту и разбивается о железный забор, гулким звуком будоража округу. Бах! Бах! Бах! Взята поправка на ветер, алкогольное опьянение и прочие излишества нехорошие. Бутылок много и они исправно, одна за другой уходят в цель и находят, превращая её в курган из битого стекла, укрывающего под собой нарушителя спокойствия.
Пьяный угар начал проходить, бросать стало нечего и снова были отправлены гонцы за огненной водой, в темные трюмы корабля. Перекур минут на десять, а потом начнется все снова. И так до утра. Утром моряки, расчехлив солнце и погасив костер, уйдут на свою посудину, застывшую в толще наступающих песков. Их день пройдет в наведении безграничной чистоты. Натирая до блеска палубу сухим песком, они с гордостью будут мечтать о том, как однажды придет океан и заберет их революционный крейсер в далекое-далекое плавание. А пока они должны ежечасно готовиться к этому великому моменту и только вечером им дозволено тосковать по бескрайним морским просторам топя свою тоску в алкоголе и безудержно-истеричном веселье.
- Романтика безнадежности!
Я не с ними, я сам по себе. Все что у меня есть - это неимоверное количество сигарет, зажигалка, коробочка с заветной голубой пылью и я сам. Сигареты - для того, чтобы незаметно убить самого себя. Зажигалка - чтобы увидеть. Я сам - для того, чтобы помнить, а коробочка с голубой пылью, набранной на барханах пророческого небытия - чтобы все забыть и начать жизнь с нового листа. Своеобразный "RESET", да и только.
