Мучительно больно было каждый день тешить себя надеждами на лучшее, теряясь в вопросах, на которые никто не смог бы дать ответа. Всё ли у Гэвина хорошо, жив ли он или страдает, попавшись на запрещённой связи? Возможно, демону сейчас в сотни, тысячи раз больнее, если его живучий дух начал истязать сам Дьявол. Есть ли у него шанс вырваться из своего мира и вернуться в этот или он больше никогда не вернётся? Священник настолько отчаялся, что был в шаге от мольбы Всевышнему, чтобы тот помог проклятому созданию. Уже неважно, в облике человека или в исходном образе демона вернётся Гэвин, Коннор был готов прожить с ним бок о бок при любом исходе. Жаль, что его решением никто не интересовался…

Время тянулось всё так же медленно, словно неведомая, невидимая глазу сила замедлила вращение целой планеты, чтобы один жалкий человек прочувствовал в полной мере, что бывает с теми, кто отступается от пути Божьего. Дни сменяли друг друга, но каждая минута растягивалась на час, вынуждая пастора всё чаще и чаще поглядывать на часы в ожидании заката. Настоятель хотел, чтобы зима никогда не кончалась, лишь бы день заканчивался быстрее, и даже холод и ветер не пугали охочее до тепла тело, ведь внутри отец Андерсон мерз куда сильнее. Одиночество отращивало новые и новые ветки, корнями проникало всё глубже в сердце и вытягивало из него тепло, некогда порождённое любовью к демону.

После того, что Коннор переживал сейчас, ему был не страшен Ад и никакая кара Божья за то, что поддался манящему искушению и отдал себя демону, ведь выцветающая реальность казалась в разы хуже. Мужчина выглядел настолько плохо, что даже самые невнимательные прихожане заметили изменения, но пастор лишь отмалчивался на вопросы о самочувствии. А обеспокоенные Лютер и Алиса уже плешь на голове проели, пытаясь докопаться до правды. Даже Кэра, наслышанная об изменениях от своей семьи, в итоге приехала в церковь, переборов остаточный страх. Миловидная женщина, с которой Коннор впервые увиделся в конце февраля, чередовала слова благодарности с искренними расспросами о здоровье пастора, но не добилась ничего.

— Это из-за демона, из-за этого Жадности, который приходил к нам? — осторожно отстранив жену, спросил Лютер, пытаясь поймать взгляд покрасневших от недосыпа глаз. — Отец Андерсон… Коннор, — мужчина вздрогнул, впервые услышав своё имя из уст темнокожего друга, — он что-то делает с тобой, забирает твои силы? Ты же чахнешь прямо на глазах.

Коннор не хотел отвечать, стоял, напряжённо кусая губы. Он так устал от всего, что сил притворяться просто не осталось. Мужчина хотел бы ответить дежурным «всё хорошо», но столь откровенное враньё не убедило бы даже умственно-отсталого.

— Гэвин здесь не причём, — тихо ответил священник, перебирая закоченевшими пальцами чётки. — Я просто плохо сплю, виновата обычная бессонница. — Пастор мысленно оправдывал сам себя тем, что он не врал, просто недоговаривал всей правды, но даже после этого Лютер не ушёл.

— Демоны греха могут проникать в людские сны и…

— Я знаю, что он может! — резко оборвал собеседника Коннор, едва не срываясь на крик.

Лютер смотрел, не отводя своих добрых и не к месту проницательных глаз, и отец Андерсон сдался.

— Его здесь нет, Лютер, он ушёл. — Пальцы до боли сдавили деревянные бусины, а голос предательски дрогнул.

Кэра первая распознала ноты обиды и горечи в чужом голосе. И пусть она лично познакомилась с пастором жалкие три дня назад, сейчас быстрее мужа поняла причину чужой боли.

— Ты полюбил его, — даже не вопрос, утверждение, и тяжёлое молчание священника было красноречивее любых слов.

— Он должен был вернуться через день, сказал, что максимум будет отсутствовать дня три, а прошло уже больше двух недель. Гэвин собирался стать человеком, а теперь я даже не знаю, жив ли он. — Голос дрожал всё сильнее, и пастор до красных кругов сдавил глаза, лишь бы прогнать позорные слёзы. Он слишком расклеился в последние дни.

— Вы можете как-то узнать, что с ним, знаете способ выяснить это? — успокоившись, спросил священник, попеременно смотря то на Кэру, то на Лютера. — Вы сами ведь были демонами, так неужели нет способа с ним связаться?

Чета Уильямсов лишь молчаливо переглянулась. Лютер, поджав полные губы, лишь отрицательно качнул головой, а Кэра неуверенно замялась, забегав глазами по округе.

— Ну же, Кэра, тебе ведь что-то известно. — Брови пастора сложились в просящий домик.

— Есть один способ, но для тебя это станет приговором, — потупив взгляд, ответила женщина. — Любого демона можно силой призвать в этот мир, но взамен придётся чем-то пожертвовать. Плата человека зависит от цели призыва и силы демона, к которому он взывает, но Жадность…

— Гэвин, — нервно поправил её Коннор.

— Гэвин — он сильнейший, большей силой обладает только король. Жертва ему должна быть огромной, иначе, не имея нужной платы, вы, святой отец, просто отдадите ему свою душу, — неуверенно закончила Кэра.

Понимая, что надежды практически нет, пастор лишь в отчаянии сжал кулаки.

Острые когти впились в багровую плоть, а по ладоням потекла вязкая чёрная жижа, заменяющая демону кровь. Гэвин раненым зверем взвыл в утонувшее в чёрном смоге небо, не в силах подняться на ослабшие ноги. Седьмая за сегодня попытка перебороть проклятье провалилась. Несмотря на попытки победить в себе чужеродную силу, разбить магию Первого, подобрав ключик к его заклинанию, грех ни на шаг не приблизился к освобождению. Словно в насмешку проклятье с каждым разом ломало только сильнее.

Все эти дни Гэвин изнывал, проклиная себя, свою глупость и силу короля, ежедневно и еженощно следя за Коннором сквозь завесу, которая разделяла их миры. Демон почти не спал, боясь тратить драгоценное время впустую. Попытка пробиться к любимому сквозь магию, короткая передышка, чтобы залечить раны, убедиться в том, что пастор вне опасности, и снова попытка приблизиться. Дни слились в единую кашу физической и эмоциональной боли, ведь в те моменты, что проклятье не выламывало тело и дух Жадности, он ломал себя сам, следя за тем, как тает его человек.

Вот и сейчас Коннор страдал, сидел на крыльце, даже не застегнув пуховик, и провожал печальным взглядом чей-то грузовик. Видимо, таинственного Лютера, которого демон так ни разу и не увидел. Наверное, тот снова приезжал со своей девчонкой, хотя, судя по тому, что ребёнка рядом с пастором не было, в этот раз Коннор не стал её забирать.

Выглядел настоятель ужасно. Даже сквозь мутные очертания магии грех видел, какой болезненный зелёный оттенок приобрела кожа пастора. Синяки под глазами становились только ярче, насыщеннее, лишь подчёркивая и без того явные следы усталости. Жадность знал, что его любимый плохо спал, отключаясь лишь к середине ночи, что видел сны, после которых просыпался ещё более подавленным и разбитым. И демон корил только себя, пожиная последствия собственной наивности и не находя выхода из сложившейся ситуации.

Они оба страдали только из-за ошибки Жадности, из-за излишней уверенности в том, что всё под контролем. Он должен был скрываться тщательнее, быть осторожнее, внимательнее. Лучше бы вообще не приближался к Коннору, наблюдал бы издалека, как делал целый год, оберегал от самого себя, а вместо этого Гэвин решил рискнуть, поставив на карту свою жизнь. А теперь выяснилось, что не только свою.

Существовать с этими мыслями было невыносимо. Чувство вины ободранной крысой грызло изнутри, зубами и когтями вырывая себе путь на свободу, съедая и без того затухающую теплоту. Без близости Коннора Гэвин умирал, уступая место проклятой демонической сущности. Пустота пожирала его изнутри, убивая всё то светлое, что крепло и разрасталось рядом с любимым человеком. Гэвин не хотел терять единственное, что приближало его к человеку.

— Так и будешь тоскливо вздыхать по нему? — За спиной раздались шаркающие шаги, и через несколько секунд Лень приземлилась рядом с демоном. — Сколько ты уже сидишь здесь, бестолково пялясь сквозь завесу?