Вечером того же дня отец Андерсон снова крутил в руках золотую монетку, едва сдерживаясь, чтобы не пригласить Гэвина обратно. Он хотел его видеть, хотел слышать, снова хотел чувствовать чужое тепло и заботу. Он хотел…

Той ночью Коннор снова уснул лишь к утру, так и не набравшись смелости позвать Гэвина в церковь.

Коннор сам не понял, как сумел дотянуть до выходных. Ещё одна неделя жизни проплыла перед глазами, словно чёрно-белое кино, в котором приглушили даже основные контрасты, оставив почти монохромную серую гамму. Навалилась апатия, нежелание двигаться и делать хоть что-то, и Коннор не мог списать это состояние на обычную хандру из-за унылой погоды, которая временами нападала на него во время смены сезонов. Он скучал. Скучал сильно, тяжело перенося разрыв, сердце в груди стучало чаще, стоило услышать скрип досок за спиной, а следом наваливалось разочарование, когда, обернувшись, Коннор никого не находил. Пастор лишь кисло ухмылялся и отворачивался, стараясь зарыть глубже ненужные надежды.

Мужчина понимал, что он сам виноват, сам прогнал Гэвина, сам поставил глупые условия и теперь сам же от них страдал, закопав себя в ловушку непрошенных чувств. Ещё не так давно священник мечтал о том, чтобы демон исчез и никогда больше не появлялся в его жизни, а теперь, когда эта мечта сбылась, страдал, желая обратного. Нужно было решаться, прекратить тянуть время и поговорить с демоном.

Набравшись смелости, Коннор достал из кармана золотую монету, вдохнул поглубже и, неосознанно бросив взгляд на часы, замер, так не издав и звука. Полвосьмого. Часы показывали полвосьмого утра, и только в этот момент священник вспомнил, что сегодня воскресенье — день мессы, к которой он абсолютно не подготовился.

Подскочив с кровати, настоятель ринулся вниз, перепрыгивая через несколько ступенек разом, и бегом принялся подготавливать зал. Ещё никогда он не расставлял свечи с такой скоростью, абстрагировавшись от посторонних звуков и гудков машин, в которых начали прибывать прихожане. Бегло проверив оборудование и порядок гимнов, мужчина вернулся в комнату и достал из шкафа облачение. Запутавшись в собственных брюках, он едва не упал, но в итоге смог удержать равновесие и быстро переоделся в литургическое одеяние.

Чудом успев причесать растрепавшиеся волосы, он спустился вниз, включая ангельское приветствие. Люди уже сидели на местах и почти сразу начали подпевать, услышав первые слова, а Коннор немного расслабился, глубоко вдохнул и настроился отвести мессу, а сразу после окончания позвать Гэвина обратно. Сегодня было холодно, вряд ли кто-то из прихожан решит задержаться надолго, а вечерние мессы с декабря по март Коннор не проводил. Времени помириться с Гэвином будет в достатке.

Расправив плечи, мужчина сжал в руке тёплую монетку, спрятанную в скрытом кармане рясы, и решительно вышел к аналою, подключаясь к всеобщему пению. Он ошибся, когда выгнал демона, поддался гневу и сегодня решился раз и навсегда исправить эту ошибку.

Коннор на автомате отвёл мессу, произнося давно заученные слова. Он спокойно и терпеливо выслушал несколько исповедей, мягко улыбаясь волнующимся людям. И пусть душа пастора бунтовала, требовала взять в руки монетку и пригласить демона, мужчина не мог забывать о своих прямых обязанностях. А когда дверь за последним прихожанином закрылась, настоятель расслабленно прислонился к ней спиной, позволив себе насладиться тишиной, в которой едва слышно потрескивали фитили свечей.

Вдохнув пропитавшийся запахом ладана и воска воздух, священник опустился на ближайшую к выходу скамью и выудил из кармана золотой кругляш. В приглушённом свете монетка приобрела мягкий оранжевый оттенок, и лишь неаккуратная насечка посередине рисунка выделялась чернотой. Мужчина ласково провёл по этой насечке и мягко улыбнулся своим мыслям.

— Гэвин, — почти беззвучно прошептал Коннор, но внезапно отвлёкся на звук приближающейся машины.

Камни скрипнули под резиной колёс, когда невидимый мужчине автомобиль развернулся, паркуясь в укромном уголке стоянки, а следом водитель заглушил двигатель. Глухо хлопнула водительская дверь, когда неизвестный гость вышел из машины, а через несколько секунд раздался нарастающий стук, и почти сразу дверь открылась.

Недовольно цыкнув, Коннор крепче сжал монетку в руке и повернулся к вошедшему, вставая с лавки. Лицо человека пряталось под капюшоном тёмно-серой куртки, но священник узнал худосочное телосложение.

— Здравствуйте, Генри, — мягко поздоровался пастор, радуясь тому, что мужчина всё же нашёл в себе силы снова прийти в церковь, несмотря на произошедшую с Гэвином ссору.

— Генри, у вас всё в порядке? — через десяток секунд тишины менее спокойно спросил настоятель, не сумев скрыть ноты беспокойства.

Замерший в проходе мужчина пошевелился и повернул голову к пастору. Синие глаза опасно блеснули под тенью капюшона, и Коннор ощутил неприятные, липкие нити страха, которые начали оплетать его лёгкие. Что-то было не так.

— Генри? — Голос осип, и мужчина закашлялся, стараясь прочистить горло.

В этот раз вошедший среагировал, скинув капюшон с головы. Коннор сглотнул, когда увидел в свете лицо гостя. Насыщенные синие глаза были единственным живым пятном на землистого цвета лице. Рак почти добил прихожанина, выпил большую часть жизни, оставив лишь бледную тень на месте некогда приятного мужчины. Сухие губы дрогнули в жалком подобии улыбки, которая больше походила на оскал, и Генри захрипел, не отводя от пастора пристального взгляда.

— Отец Андерсон, простите, но я так больше не могу. — Прихожанин шаткой походкой приблизился к священнику, который так и замер в проходе между рядами скамей.

— Генри, что случилось? — Проглотив ком в горле, Коннор обеспокоенно посмотрел на собеседника, который замер, как-то неестественно и резко дёрнул головой и снова поднял взгляд на священника. Взгляд безумный, полный похоти и желания.

— Три года я ходил на ваши мессы, на ваши проповеди, — шептал мужчина, наступая на пятившегося пастора и оттесняя его к алтарю, — три года я любовался на ваше невинное лицо, заглядывал в ваши добрые глаза и мечтал о том, как ваши мягкие губы сомкнутся вокруг моего члена. И больше я ждать не могу.

Коннор на короткий миг успел увидеть, как безумие полностью захватило синюю радужку, а спустя мгновенье Генри грубо повалил пастора на пол.

========== – 16 – ==========

Помешавшийся прихожанин кинулся на священника раньше, чем тот сумел уклониться, и грубо повалил его на деревянный пол. Коннор сильно приложился затылком, на несколько секунд теряя координацию, монетка выпала из разжавшихся пальцев и, переливаясь в свете ламп и свечей, закатилась под одну из скамеек. Пастор успел услышать лишь тихий звон, когда она упала плашмя, остановив движение, но отвлекаться было некогда.

Генри, воспользовавшись заминкой мужчины, успел сорвать с него столу{?}[Сто́ла — элемент литургического облачения. Шёлковая лента 5—10 см в ширину и около 2 метров в длину с нашитыми на концах и в середине крестами.] и оторвать несколько пуговиц на рясе, раскидывая белый пластик в стороны. Влажные и неприятно холодные руки скользнули по открывшейся шее, вызвав у Коннора дрожь отвращения. Мерзкие касания опустились ниже, ладони легли на пояс, и когда трясущиеся пальцы нападавшего попытались его развязать, отец Андерсон дёрнулся, стараясь сбросить с себя худого мужчину. Попытка с треском провалилась, и настоятель с ужасом осознал, что тот просто невообразимо силён для человека с неоперабельной раковой опухолью, которую уже несколько месяцев глушил курсом химиотерапии.

Коннор не понимал, как такое возможно, как слабый человек мог удерживать его на месте, не позволяя лишний раз двинуться. Неужели всё дело было в его сдерживаемых ранее греховных желаниях, которые напитались силой из-за присутствия демона и вышли из-под контроля? Сколько зла таила в себе его душа, сколько времени он умудрялся вести себя как прилежный прихожанин, мастерски скрывая свою гнилую сущность? Существовал ли вообще тот добряк Генри, который иной раз помогал Коннору с ремонтом и с церковными делами, или всё это время настоящее лицо пряталось за обманчивой маской покорности и радушия?