— Нет, хочу, чтобы ты остался, — честно признался мужчина, избегая смотреть глаза в глаза, — а ещё я устал и хочу спать.
Священник собрал раскиданные полотенца, повесив их на крючок, надел первые попавшиеся в ящике трусы и почти с головой нырнул под одеяло. Впервые за долгое время мышцы ныли приятной усталостью, а в голове была удивительная пустота. Мысли ласковыми волнами перетекали где-то на периферии сознания, не создавая в голове раздражающий шум. Мужчина протяжно выдохнул и полностью расслабился, чувствуя, как сон постепенно захватывает контроль над телом.
Матрас на кровати прогнулся под дополнительным весом, но священник был слишком доволен и отрешён, чтобы прогонять внезапно обнаглевшего демона. Жадность же не стал претендовать на чужую территорию, понимая, что при всём желании спать вдвоём на тесной кровати Коннора будет неудобно. Он опёрся коленом о матрас, склоняясь над пастором, и коротко поцеловал его за ухом. Отстранившись, Гэвин снова перебрался на пол и совсем тихо запел всплывшую в памяти старую колыбельную. Едва закончив первый куплет, Жадность понял, что настоятель уже уснул.
Ещё несколько секунд тихонько помычав себе под нос спокойную мелодию, демон притих, смотря в стену перед собой расфокусированным взглядом. Гэвин, кажется, впервые ощущал себя настолько умиротворённо, впервые не думал ни о происходящем в Аду, ни о том, как рискует каждый день, приходя навещать своего человека. Даже постоянный спутник любого демона — голод — притих, почти не перетягивая на себя внимание. Жадность открыто улыбнулся, смотря в никуда, откинулся головой на кровать и прикрыл веки. Остаток ночи он провёл в полудрёме, слушая тихое дыхание любимого человека.
Когда Коннор проснулся, демона в комнате не оказалось. Учитывая случившееся накануне, он даже был рад, потому что слабо представлял, как будет смотреть в эти янтарные глаза и при этом лишний раз не возвращаться воспоминаниями во вчерашний вечер. Он проиграл, поддался неуместным желаниям, опустился в омут похоти, и что было совсем плохо, он забыл помолиться. Впервые за последние несколько лет священник пропустил вечернюю молитву и теперь корил себя за слабоволие.
Нужно было разорвать это общение сразу, обрубить все попытки заговорить, выставить вон проклятое Богом существо, а не идти на поводу у демонических обещаний. Даже если и неумышленно, но Гэвин подтолкнул его на сторону греха, соблазнил, и Коннор, ведомый обманчиво ласковым голосом, пошёл на поводу у низменных, греховных желаний. Священник в отчаянии сжал пальцами мягкое одеяло, сдерживая рвущийся наружу голос. Он согрешил, испачкался, предал свои принципы, пусть на вечер, но отвернулся от убеждений церкви, чтобы на несколько минут стать ближе к созданию, которое не должен был впускать в свою жизнь.
Пастор выдохнул, решаясь. Он прогонит его, сделает всё, чтобы Гэвин исчез, избавится от этих странных чувств, которые будил в нём демон. Да, прогонит и навсегда забудет о его существовании, ни за что не позволит этой ошибке повториться вновь.
Внезапно тихо, без привычного поскрипывания, отворилась дверь, и на пороге показался объект невесёлых мыслей настоятеля. В чёрных руках белела чашка с горячим фруктовым чаем, которую демон поспешил поставить на стол. Обернувшись, Жадность посмотрел на Коннора и тепло улыбнулся. Священник замер под этим взглядом, понимая, что почти тонет в любви, которая бушующим океаном плескалась в демонических жёлтых глазах. Он должен прогнать его, должен…
Коннор улыбнулся в ответ.
========== – 14 – ==========
Сославшись на какие-то дела, Гэвин исчез почти сразу, стоило Коннору встать с кровати. Пастор предпочёл не знать, что за дела могут быть у демона, понимая, что вряд ли обрадуется этому знанию. Помешать творить зло кому-то столь сильному он бы не смог, а сам Жадность перед уходом признался, что идти против себя, своей сущности и своего короля он не может. Раскаяние, отразившиеся на нечеловеческом лице, выглядело достаточно искренним, и отец Андерсон рискнул поверить ему. Снова. А теперь священник мысленно ругал себя за то, что почти слепо начал доверять Гэвину, практически не ставя под сомнение его слова. Вряд ли это было правильно, как и всё происходящее в последние дни, но чем дольше Гэвин находился рядом, тем больше Коннор сомневался, что в его жизни хоть что-то было правильным.
Одевшись и бросив быстрый взгляд на часы, настоятель поспешил вниз — пришло время открывать церковь. Он сомневался, что с утра придёт хоть кто-то. Несмотря на раннюю зиму, за окном барабанил сильный дождь, а взбесившийся ветер неприятно кидал холодные капли прямо в лицо. Если такая погода продержится целый день, то отец Андерсон проведёт в одиночестве всё время. Возможно, позже появится Гэвин, но пастор старался не сосредотачиваться на этой мысли и вернулся к осмотру своих владений. Пока появилась возможность, он решил подлатать несколько прохудившихся скамеек и покрыть свежей порцией лака пол у аналоя и алтарь, который давно требовал ремонта. Мужчина достал из кладовки инструменты, кисточку, лак и, закатав рукава плотной рубашки, взялся за дело.
Монотонная работа успокаивала, сродни медитации, и мужчина не заметил, как пролетело несколько часов. Коннор стоял на коленях у потрескавшегося алтаря, пытаясь как можно аккуратнее нанести новый слой лака, когда желудок скрутило спазмом, а за спиной скрипнули половицы. Видимо, организм начал привыкать к этим магическим перемещениям, ведь спазм был не таким сильным, как раньше, но ощущалось в любом случае неприятно.
— Не подходи, лак на полу не высох! — крикнул за спину мужчина, даже не оборачиваясь, ведь и так знал, кто к нему пожаловал.
Гэвин, увидев, как пастор старательно выводит кистью лишь одному ему ведомые узоры, тихо сказал:
— Я могу помочь, если хочешь. — Голос стелился, перекатывался по воздуху, отражаясь от стен, из-за чего не получалось разобрать какие-то определённые интонации.
— Обойдусь, я почти закончил, — отмахнулся пастор.
Коннор почти неслышно скрипнул зубами, когда доски на полу запели вновь, прогибаясь под весом демона. Гэвин не послушался, решив приблизиться, и священник втайне понадеялся, что тот не станет оставлять следов или сотрёт их сразу, как делал обычно. Внезапно волос коснулась тёплая рука — человеческая, мягкая и нежная, без намёка на мозоли. Священник замер под этим необычным, непривычным, отличающимся касанием и обернулся, не скрывая своей растерянности.
За спиной стоял мужчина. С виду обычный, крепкий, немного ниже самого Коннора, насколько мог прикинуть священник из своего положения, и ласково смотрел взглядом зелёных глаз с серой каймой вокруг зрачка. На лице была неаккуратная щетина, словно он не брился дня три-четыре, под глазами запали синюшные тени, а по всему лицу едва уловимыми пятнами белели мелкие шрамы. Лишь один выделялся на фоне остальных, пересекая тёмной полосой горбинку носа. Гость отстранился, неловко поправив потёртую коричневую кожанку, и вопросительно посмотрел в изучающие его карие глаза.
— Гэвин, это ты? — Непонимание было буквально написано у Коннора на лице. С одной стороны, черты лица были узнаваемы, Жадность не так уж сильно изменился, даже комплекция, не считая роста, осталась прежней, но Коннор не мог поверить, что перед ним стоит человек. Точнее, не человек, это всё тот же демон, просто в более мирском обличье.
— Он самый, — блеснул Гэвин коронной усмешкой, которая выглядела ещё наглее, чем обычно. — Нравится?
— Я не понимаю… — Отложив кисть, отец Андерсон поднялся с колен и приблизился почти вплотную, осматривая преобразившееся лицо. — Так ты всё это время мог превратиться в человека?
— Не совсем в человека, эти лишь образ, оболочка, чтобы людям было спокойнее. Но, в целом, да, мог.
— И почему не сделал этого раньше? Сразу? — Пастор отошёл на шаг, всё ещё не зная, как реагировать на внезапную метаморфозу. Гэвин смотрел как человек, дышал как человек, был одет как человек, даже вещи выглядели поношенными, словно им было несколько месяцев, а не несколько минут.