— Всё хорошо, Алиса, я никому не скажу, — мужчина улыбнулся, положив руку на тёмную макушку. — Я же обещал, что буду хранить эту тайну, и я всегда держу свои обещания. — Голос внутри подсказывал, что именно это решение самое правильное.
Девочка улыбнулась и поднялась, крепко обнимая пастора. Хотелось верить, что он действительно никому не скажет и не изменит своего отношения к их семье.
— Скажи, Алиса, — разомкнув объятия, начал Коннор, — Кэра ведь так и осталась демоном, поэтому она никогда не приходит в церковь?
— Да, — тихо ответила девочка. — Она боится. Демонам запрещено приближаться к святым местам и разговаривать со священниками, она не хочет рисковать.
Коннор нахмурился. Либо этот запрет уже отменили, либо его демонический преследователь гораздо меньше опасался нарушить закон собственного мира.
— А что насчёт пищи, чем она питается? — осторожно спросил Коннор, боясь услышать ответ.
— Она не ест души, если вы это хотите знать. — Алиса немного отодвинулась. — Кэра сказала, что демоны делятся по силе, а она одна из слабейших. Чтобы нормально жить среди людей, ей достаточно человеческой пищи, мяса, если точнее. Хоть она не чувствует вкус, зато так может поддерживать свои силы и никому не вредить.
Кэре бывает тяжело. Она думает, что я не замечаю этого, не вижу, как временами слабеет её человеческое прикрытие, как дрожат руки после тяжёлого дня на работе, как она плачет, обняв Лютера, думая, что я уже сплю. И несмотря на упадок сил, она не хочет уходить, не хочет бросать нас. Однажды я услышала, как Кэра говорила Лютеру, что лучше умрёт в этом мире, полностью растеряв запас магии, чем вернётся в ту темноту, в которой существовала сотню лет. Она хочет жить, отец Андерсон, хочет улыбаться, плакать, бояться и любить. Хоть Кэра всё ещё демон, она всё равно чувствует, переживает эмоции, как обычный человек. А иногда мне кажется, что даже сильнее.
Алиса замолчала, скомкав в ладони платок, и замерла, смотря в пустоту, погрузившись в свои мысли. Возможно, снова переживала случившееся год назад, возможно, пыталась переосмыслить то, что успела рассказать. Коннор не стал её тревожить, так и сидел рядом, ненавязчиво прижимая к себе, и смотрел в потолок, пытаясь собрать скачущие мысли и разложить по полочкам разума этот эмоциональный рассказ.
Малышка так искренне верила в свои слова, ни капли не сомневаясь, что демон может испытывать человеческие чувства, что пастор невольно призадумался над своей ситуацией. Неужели всё те теребящие душу взгляды, нежные касания, волнение, забота, это нескрываемое желание постоянно быть рядом — всё это правда, и Гэвин не играет, не обманывает, а действительно чувствует тягу. Даже не просто тягу — любовь. Получается, вся эта искренность настоящая, но разве это что-то меняет? Гэвин не просто влюблённый демон, он мужчина: настойчивый, сильный, опасный и одновременно с этим притягательный в своей опасности, красивый даже в своём нечеловеческом облике.
Эта странная красота пугала и при этом манила, хотелось прикоснуться к необычного цвета коже, прощупать рельеф явно плотных мышц, ощутить текстуру этих изогнутых чёрных рогов и обрисовать пальцем золотой рисунок на них. Коннор душил эти противоестественные вспышки желаний, прятал их глубоко внутри, маскируя безразличием и отвращением, потому что так было правильно. Церковь не принимает отношений между мужчинами, это ненормально, отталкивающе. Греховно. Будет лучше, если всё останется без изменений.
— Отец Андерсон, скажите, почему вы уверены в том, что демон, который вас преследует, не причинит вреда? — осторожно спросила Алиса, боясь не получить ответа.
— Потому что… — мужчина замолк, сомневаясь, стоит ли говорить ей правду. После того, о чём рассказала Алиса, было бы честно не скрываться, — он сказал, что любит меня и хочет быть рядом.
Девочка повернулась, в упор смотря на растерянного священника. Тот немигающим взглядом смотрел на алтарь и нервно кусал уголок губы, осознав, что уже некоторое время занимался самообманом. Пастор не просто привык к частому присутствию Гэвина рядом, в глубине души он действительно верил чужому признанию.
— А вы? — тихо продолжила Алиса. — Чего хотите вы?
На минуту повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь их дыханием и негромким шелестом листвы на улице. Коннор старался выдавить из себя ответ, но нужных слов не находилось. Глаза забегали по периметру церкви, выцепляя какие-то детали и не запоминая их, пульс подскочил, гулом отдаваясь в ушах, а сам мужчина неуверенно открыл рот, из которого так и не вырвалось ни единого звука.
— Я не знаю, — с тяжёлым вздохом признался настоятель, взглянув наконец в лицо маленькой собеседнице.
Чего он хотел? Не просто делал, потому что так нужно, а именно хотел? Коннор и сам не знал, давно задвинув свои желания в дальний угол и не возвращаясь к ним. У него есть церковь, есть приход, для которого он старается, людям которого помогает, есть книги, которые он изучил не по одному разу от корки до корки. Но действительно ли это та жизнь, которую он хотел, к которой стремился? Мужчина столько времени отвергал свои желания, прятал их, боясь оступиться на пути веры, что начал забывать о них.
— Вы не предадите Бога и свой приход, если станете немного больше думать и о своих желаниях. — Алиса поднялась со скамьи, становясь прямо напротив Коннора. — Желая счастья другим, не забывайте и о себе.
Коннор в ответ улыбнулся с нотой грусти и обнял девочку, прижимая к себе. Для столь юного возраста временами она была даже слишком проницательной.
— Я постараюсь, — сиплым шёпотом ответил Коннор. Он не врал, действительно решив постараться.
В течение дня они больше не возвращались к этому разговору, негласно пообещав друг другу сохранить его в тайне ото всех. Когда вечером Лютер приехал забирать дочку, Коннор также приветливо перекинулся с ним несколькими фразами и тепло распрощался, ничем не выдавая своей осведомлённости в отношении тайны семьи Уильямс. Алиса заслуживала счастья, заслуживала иметь любящую семью, пусть и такую странную и нестандартную, но Коннор видел, как горели глаза малышки, когда она с доверием и теплом смотрела на приёмного отца, рассказывала о стараниях своей демонической мачехи. Если она действительно рада и довольна своей жизнью, то пастор считал, что у него нет никакого права разрушать эту жизнь.
Разговор с Алисой натолкнул на определённые мысли. Возможно ли, что отец ошибался, когда говорил о бесчувственности демонов? Похоже, некоторые из них действительно могли испытывать чувство привязанности, могли заботиться о тех, кого считали частью своей семьи. Вряд ли такое происходило повсеместно, скорее, эмоциональное притяжение к человеку было неким отклонением от нормы и от привычного уклада существования демонов. Получается, Жадность не врал, он действительно чувствует что-то большее, чем желание сожрать интересующую душу. Неужели все эти песни о любви, все его обещания не причинять вред и это необычное желание позаботиться были правдой, а не обманчивым представлением с целью просто втереться в доверие и склонить мысли и желания в сторону зла?
Коннор поморщился, пряча замёрзшие руки в карманы рясы. Он всё ещё стоял на улице, так и не вернувшись за двери церкви, хотя Алиса и Лютер уже давно исчезли из поля зрения. Даже звуков двигателя «Кантера» уже не было слышно, лишь холодный ветер шумел в кронах деревьев, срывая с полысевших веток оставшиеся листья. Небо над головой заволокло серыми облаками, прикрывшими собой приятную глазу синеву. И хоть дождя не обещали, погода всё равно была пасмурной, а неприятный холод не располагал к долгому стоянию на холодном ветру. Священник замер, изредка вздрагивая, когда особо сильные порывы проникали под одежду и оглаживали холодными касаниями. Он сам не понимал, чего ждёт и почему до сих пор не вернулся в прогретую комнату.
Внезапно желудок свело коротким болезненным спазмом, а следом за спиной послышались тихие шаги. Тёплая ладонь прижалась к спине, как обычно, прямо между лопаток, и по телу начала растекаться согревающая волна. Коннор перестал дрожать, расслабляясь в этом неестественном тепле, но не отступая, позволяя демону касаться себя. Они стояли в странной, какой-то уютной тишине. Настоятель слышал ровное, слегка свистящее дыхание за спиной, чувствовал, как излучающая тепло рука неуверенно пришла в движение, огладила позвоночник, спустившись к копчику, потом увереннее вернулась к лопаткам и перешла на плечи, легонько массируя напряжённые мышцы. Эта незатейливая ласка не напрягала, не вызывала отвращения и казалась такой нежной и ласковой, что у Коннора внутри на мгновение что-то сжалось. А потом демон, осмелев окончательно, крепко обнял любимого человека, прижимаясь своей подтянутой грудью к ровной спине. Чёрные пальцы переплелись между собой, замерев на животе священника, по открытому участку кожи на шее под самой кромкой волос мазнуло легкое и немного щекотное прикосновение чужого носа, и Гэвин прижался теснее, выдыхая у самого уха.