— Люди… — негромко хрипнул в ответ Гэвин, поднимаясь с чужой кровати. — Привязываетесь к вещам, завязываете на предметах свои эмоции и сентиментальные воспоминания, большая часть из которых причиняет только боль. Зачем?

Демон подошёл ближе и щёлкнул кнопкой ночника, стоящего на углу стола. Комнату слабо осветил тёплый жёлтый свет лампы, огни которой бликами отразились в глазах напротив. Священник крепче сжал в пальцах книжный корешок, но не стал отводить взгляд от жёлтой радужки, которая в свете ночника приобрела более мягкий оттенок.

— Демону не понять, — спустя несколько секунд тишины ответил отец Андерсон. Мужчина отвернулся, отходя на шаг, и убрал библию в верхний ящик стола, выехавший навстречу с тихим скрипом. — Воспоминания не всегда причиняют боль, но и помогают воскресить моменты близости, радости, заботы, а вещи, принадлежавшие любимым людям, помогают в этом.

— Возможно, но не в твоём случае, — уверенно ответил Жадность, ловя на себе удивлённый взгляд.

— Да что ты вообще можешь знать о том, что я чувствую?! — с вызовом бросил пастор, не желая признавать, что слова нечистого создания неприятно царапнули внутри.

— Меньше, чем я бы хотел, — откровенно признался Гэвин, — но я могу видеть твою душу и особо сильные эмоции, которые тобой овладевают. Эта книга напоминает тебе об отце, а воспоминания о нём до сих пор причиняют тебе боль. Прошло столько лет, а ты до сих пор не отпустил его, всё ещё не залечил эту рану внутри.

— Замолчи, — грубо перебил его Коннор.

— Я наблюдал за тобой раньше, видел, как ты несколько раз в год ходишь к нему на могилу, каждый раз измываясь над своими чувствами. Я вижу эту боль внутри тебя, вижу, как она разъедает душу, но ты продолжаешь цепляться за бессмысленную память, которая причиняет одни страдания.

— Я сказал, замолчи! — крикнул священник, не желая слушать чужой голос.

— Нет, — коротко ответил сын Ада и резко приблизился, вжимая пастора в стол. Жесткие пальцы, пахнувшие металлом и гарью, крепко обхватили чужой подбородок с едва проклюнувшийся свежей щетиной и повернули, вынудив смотреть прямо в глаза. — Хватит наказывать себя, Коннор, хватит теребить эту застарелую рану, ты не виноват в том, что твой отец умер.

Уверенный голос вихрем вторгся прямо в голову, разлетаясь острыми осколками, которые болезненно воткнулись прямиком в сознание. Отец Андерсон крепче сжал губы, и без этого превратившиеся в тонкую бледную полоску. Его только что отчитали, словно маленького ребёнка, но каждое слово острым скальпелем резануло по застарелому гнойнику памяти. Коннор не знал, как демон догадался о причинах терзаний: возможно, это был самый очевидный вариант, возможно, Гэвин действительно видел его душу насквозь, — это не имело значения. Гость из подземного мира был прав в своих догадках и рассуждениях, только настоятель упрямо отвергал его доводы.

— Ты ничего не знаешь обо мне и о моём отце, так что оставь свои рассуждения при себе, — холодно произнёс Коннор, отталкивая чужую руку. Демон не стал настаивать и спокойно отступил в сторону, открывая пастору проход до шкафа.

— Мне больно видеть, как ты страдаешь, — шёпотом произнёс Гэвин, следя за тем, как человек постепенно обнажается, сменяя одеяние пастора на свободную футболку и спортивные штаны, которые держались на узких бёдрах лишь благодаря наличию завязок. Гэвин почти силой заставил себя отвести взгляд от оголившейся спины, к которой слишком сильно хотелось прикоснуться. Он бы с радостью сжал Коннора в объятиях, повалил бы на кровать, согревая теплолюбивого человека, но пока что о такой роскоши можно было лишь мечтать. И, похоже, что этим вечерним разговором он отдалил себя от возлюбленного на несколько шагов. После целого дня в Аду Жадность не так планировал свою сегодняшнюю встречу с желанным и таким недоступным священником.

— Демоны не чувствуют боли, — почти без эмоций в голосе ответил Коннор. — Демоны вообще ничего не чувствуют, кроме вечного голода.

Взяв из шкафа потерявшее цвет от многократных стирок полотенце, священник вышел за дверь, направляясь в душ. Маленькая душевая, совмещённая с санузлом, располагалась на первом этаже в небольшом ответвлении прямо за винтовой лестницей. Чтобы попасть в неё, каждый раз приходилось нагибаться, но Коннор, привыкший к этому неудобству, не жаловался. Зато для демона, тихо ступавшего следом, преграда в виде лестницы преподнесла небольшой сюрприз. Когда за спиной раздался стук и скрип, а следом недовольное бормотание на неизвестном Коннору наречии, он обернулся и, несмотря на испорченное настроение, не смог сдержать улыбку. Гэвин зацепился рогами и теперь не мог выдернуть их, застряв в щели между ступеньками.

Несколько раз безуспешно дёрнув головой, Жадность глухо рыкнул. В подобную нелепую ситуацию он не попадал уже лет эдак четыреста, а учитывая, что за ним наблюдал не абы кто, а Коннор, внутри зародилось какое-то мерзкое чувство. Видимо, это давящее и брызжущее кислотой нечто являлось тем, что люди называли стыдом. Посмотрев ещё раз в блестящие в неярком свете глаза священника, Гэвин уловил в них искры смеха, подстегнувшие к действиям. Раз обычным способом освободиться не выходило, адский гость принял наиболее простое решение и переместился, вмиг оказываясь прямо перед Коннором. Мужчина сразу скривился, схватившись за живот, и демон удивился такой реакции.

— Ты что, физически чувствуешь мои перемещения? — в хриплом голосе проскользнуло непонимание, а когда пастор нехотя кивнул, подтверждая догадку, Гэвин нахмурился. Он никогда прежде не слышал о таком явлении. Похоже, этот человек был более восприимчив к магии мира демонов, чем могло показаться на первый взгляд.

— Почему не сказал раньше, что тебе от этого больно? — спросил грех, неотрывно следуя за пастором.

— Потому что это лишь секундный дискомфорт в животе, и не так давно он почти не чувствовался, — ответил мужчина, включая свет в душевой. — И не нужно меня преследовать, в душ я тебя не пущу.

— Я и не рассчитывал. — Демон по-человечески пожал плечами.

— Тогда зачем пошёл за мной? — На человекоподобном лице греха отразилось смятение. Коннор не верил в искренность чужих эмоций, но не признать тот факт, что Гэвин с каждым днём имитировал их всё лучше, было бы глупо. Не дождавшись ответа, священник продолжил, — жди наверху, ты ведь всё равно не уйдёшь.

Не став слушать возможные возражения, мужчина закрыл дверь прямо перед носом у Гэвина. Когда зажурчала вода, Жадность всё же решил вернуться в комнату этажом выше. Он недовольно покосился на ступеньки, но не стал использовать магию, решив в этот раз просто пригнуться гораздо ниже.

Тёплые струи приятно согревали продрогшее тело, смывая напряжение и сомнения прошедшего дня. Мысли постепенно утекали в водосток вместе с водой, оставляя в голове тишину и приятную пустоту. Не хотелось думать ни о чём, в частности о демоне, облюбовавшем не только церковь, но и комнату Коннора. Странное соседство больше не причиняло ощутимого дискомфорта, как в первые дни, и мужчина настолько привык к постороннему присутствию, что вчера слишком расслабился. Возможно, будь Гэвин обычным человеком, выносить его общество было бы проще, а сознание бы не так рьяно противилось его нахождению здесь, но Гэвин человеком не был. Он был демоном, проклятым существом, которое каким-то непостижимым образом перепутало желание завладеть чужой душой с вполне земной человеческой любовью. И как бы гость из Преисподней не старался убедить священника в обратном, мужчина не желал верить в эти фальшивые признания.

Да, демон терпел, не пытался напасть или склонить его в омут греховных мыслей и желаний, довольствуясь лишь теми крупицами, что получал от постояльцев прихода. Могло ли это существо сказать правду, когда призналось, что не ест души людей, посещающих мессы отца Андерсона? Вряд ли, ведь иначе какой смысл был избавляться от них. Коннор даже в городе не пересекался ни с кем из тех, кто перестал приходить за спасением в его церковь, хотя раньше довольно часто сталкивался с верующими из своей паствы. Конечно, Дирборн не деревня, и сам Коннор не слишком часто туда наведывался, предпочитая уединение, но отсутствие даже случайных столкновений с кем-либо из пропавших не могло быть простым совпадением. В совпадения настоятель не верил.