Переступив порог церкви, сын ада привычным движением зажёг свечи. В главном зале было темно — свет Коннор выключил, а чёрные облака перекрыли дорогу солнечным лучам. Настоятеля не было видно, и Гэвин неторопливо пошёл к узкому проходу винтовой лестницы. Священнику не нравились его нечеловеческие перемещения в пространстве (пусть Коннор ничего не говорил на этот счёт, но Жадность слепцом не был), поэтому всё реже демон прибегал к телепортации и чаще ходил ногами, постепенно привыкая к человеческому способу передвижения. Войдя в комнату пастора, грех застал его уже переодетым. Отец Андерсон расслабленно сидел на своём ненадёжном стуле и в очередной раз перечитывал Новый завет. Гэвин не знал, что его напрягает больше — непомерная любовь мужчины к библейским писаниям, которые люди считали чуть ли не священными, или его нежелание дать демону возможность починить эту деревянную рухлядь, которую настоятель ошибочно именовал стулом.

Демон молча и почти бесшумно опустился на пол, садясь прямо у выхода из комнаты и опираясь спиной в холодную дверь. Первый контакт кожи с шершавой поверхностью отозвался лёгкой волной дрожи — в дождь даже защитный круг узора на двери Коннора получал дополнительную подпитку силой, — но неприятное ощущение угасло также быстро, как и появилось. Расслабив плечи, ставшие почти втрое тяжелее, Жадность откинул голову и принялся наблюдать за возлюбленным. В моменты сосредоточенности и полного погружения в чтение пастор казался особенно красивым, а небольшой ночник, подсвечивающий его тёплым жёлтым светом, придавал мужчине особый шарм. Гэвин довольно быстро понял, что священник не любит, когда его отвлекают от дел, особенно если этим делом было чтение, поэтому не старался завязать с ним разговор и как-то привлечь внимание. Спокойствие Коннора, тёплое свечение и тишина расслабляли и навевали сонливость, которая сильно ощущалась в этом мире, и грех сквозь полуприкрытые дрожащие веки наблюдал за ровным дыханием настоятеля и его длинными пальцами, трепетно перелистывающими пожелтевшие и слегка мятые страницы.

Коннор мог сидеть так до ночи, читая страницу за страницей и не обращая внимания на происходящее вокруг. Если бы не холод и громкий стук капель за окном, он бы именно так и сделал, но даже тёплая ряса не могла согревать вечно. Настоятель замёрз, но, погрузившись в чтение, даже не сразу заметил это. Лишь одеяло, которое накинул ему на плечи Гэвин, вернуло его к реальности.

— Я знаю, что ты не любишь, когда твоё чтение прерывают, но тебя уже трясёт, — негромко ответил демон на молчаливый вопрос в глазах Коннора.

— Почему ты до сих пор здесь? — недовольно произнёс мужчина, кутаясь в пуховое одеяло.

— Ты и сам знаешь причину, — спокойно ответил Жадность, возвращаясь на насиженное место у порога. — Я уйду, когда ты заснёшь.

Коннор бросил короткий взгляд в сторону демона, кожа которого в полутьме казалась почти полностью чёрной. Гэвин был прав, пастор прекрасно знал причину, по которой это существо всё ещё не исчезло, оставив его наедине со своими мыслями.

Создание ада приучило засыпать под слегка хриплое пение, как под колыбельную, и мужчина нехотя признавался себе, что ложась в кровать, ждал очередной спокойной песни. Это было неправильно, противоестественно, учитывая его принадлежность к церкви, но новый постоялец всё меньше отталкивал своим видом, своим существованием. В Конноре боролись между собой две крайности, одна из которых категорически отвергала присутствие демона поблизости, а вторая постепенно поддавалась его странному очарованию. И в моменты слабости, которые временами накатывали такими дождливыми вечерами, как сегодня, вторая крайность одерживала верх над благоразумием. Устало вздохнув, пастор начал раздеваться, пытаясь игнорировать прямой взгляд в свою сторону, к которому никак не мог привыкнуть.

— Ты хотя бы моргать не забывай, а то выглядит совсем жутко, — съязвил мужчина, ложась в холодную кровать и прячась под одеялом.

Голова гудела, как часто бывало при резкой смене погоды, и пастор невольно потёр виски. В последний момент в голову пришла мысль о том, что он не запер входные двери церкви, и священник негромко цыкнул. Вставать не хотелось. Совсем. Сегодня мужчина чувствовал себя непривычно разбитым и не понимал причин, ведь обычно после проведённой мессы наравне с усталостью ощущался и душевный подъём.

— Гэвин? — осипшим голосом позвал демона Коннор. Возможно, он ещё пожалеет о своём решении, но… — Я не закрыл двери, ключи лежат в правом кармане брюк, — почти обречённо прошептал пастор, чувствуя, как наравне с новой волной головной боли по телу проходит озноб.

Жадность не стал ждать продолжения, ведь и так было понятно, о чём просил Коннор. Ему было плохо, даже если бы грех не видел колыханий души, он бы с лёгкостью понял, что пастору сейчас даже говорить тяжело. Он выудил связку с пятью старыми ключами и торопливо спустился вниз. При контакте с дверью руки обожгло неприятным покалыванием, напоминающим слабые удары тока, но демон даже не задумывался об этом. Потушив свечи лёгким взмахом ладони, он поспешил вернуться к любимому человеку.

Коннор тяжело дышал, периодически вздрагивал и не спал, плотно сжимая губы. Тогда демон, сев на пол и опершись спиной о кровать, тихо затянул песню на неизвестном пастору языке. Он пел долго, стараясь голосом успокоить частое биение человеческого сердца, но даже спустя несколько минут не получилось сопроводить пастора в мир снов. Мужчина дышал спокойнее, реже, но всё также дрожал.

Отвернувшись от стены, лицом к которой лежал всё это время, священник посмотрел в сияющие глаза дьявольского создания, которые внимательно следили за каждым движением. Жадность ждал того, что скажет ему пастор.

— Гэвин… — прошептал мужчина на грани слышимости, словно слова давались ему с большим трудом. А ведь почти так оно и было, ведь Коннор практически перебарывал себя, не решаясь озвучить свою просьбу. — Я замёрз, — всё также тихо продолжил он и вытащил из-под одеяла руку, протянув её демону.

Даже в темноте было видно, как блеснул белизной острый клык, а следом грех осторожно накрыл ладонь настоятеля своей рукой. Мужчина расслабился и обмяк, когда по телу начала растекаться волна тепла, поднимаясь от ладони и следуя дальше к каждой напряжённой мышце.

— Спасибо, — сонно произнёс он и через несколько секунд провалился в темноту.

Комментарий к – 4 –

Автору негде поныть, так что пожалуюсь здесь… Настолько люблю сейчас все делать наперед, что уже неделю назад написала к двум своим фикам новогодние бонусные главы. Теперь смотрю на них и думаю, как дотерпеть до праздников😅

========== – 5 – ==========

Прошлое

Ад. Так мало букв в человеческом языке и так много фантазий и выдумок, характеризующих это место. Котлы с корчащимися от боли душами, хвостатые черти с вилами, летающие птицеподобные существа, вырывающие куски из страдающих грешников — ничего из этой чуши здесь не было. Никаких посторонних душ, только сами демоны, которые даже свои запасы прятали где угодно, но только не в этом нестабильном и проклятом месте. Ад — это большое, мёртвое плато, окружённое бесконечным количеством действующих вулканов, постоянно расплёскивающих по округе горячую лаву. Ад — это чёрная от копоти, погибшая от постоянного воздействия пламени и огненных рек земля; земля такая же чёрная, как и образы здешних обитателей. Даже те редкие, пусть и обуглившиеся, деревья, которые раньше встречались на плато, исчезли окончательно, рассыпавшись в невидимую глазу труху.

Раньше — тысячи и тысячи лет назад — Жадность любил взобраться на ближайшую высокую гору или просто найти удачный выступ, чтобы полюбоваться окружающим его великолепием. Сейчас от былой красоты, которую мог оценить даже самый слабый и помешанный на жратве демон, не осталось ни единого напоминания. Это место было проклято. Будто грехи были виноваты в падении людской морали и нравственности, а не Его неидеальные творения сами пришли к той жизни, которую влачили столько поколений. Нет, Он ни за что не признал бы своей ошибки — слишком гордый для этого. Не признал бы, что не демоны наслали сомнения в человеческую душу, не демоны склонили людей к греху, это люди были теми, кто породил их, породил грехи. Да, возможно, Падший — Первый, как он с гордостью величал себя — приложил руку к началу падения людской расы, но не он породил в человеческом сознании первые отвратительные чувства, благодаря которым когда-то очень давно появилось на свет Истинное поколение грехов.