Пастор закончил с ремонтом за час до семи. Он не был доволен получившейся заплаткой, которую соорудил на скорую руку, но уже в понедельник планировал всё привести в надлежащий вид. Смыв с себя пыль, краску и пот, мужчина занялся привычной подготовкой к службе. Свечи снова ласкали взор танцем тёплых огней, порядок записей хора проверен, а сам священник облачился в свои белые одежды. В этот раз месса прошла без запинок, и никто не покинул зал до её окончания. Лишь к завершающей части литургии настоятель слабо ощутил чужеродную силу, но в этот раз демон стоял где-то в стороне, скрытый от посторонних глаз.
Когда, поднявшись в свою комнату, Коннор снова обнаружил настойчивое существо на своём столе, он даже не стал ничего говорить. Накопившаяся за день усталость тяжёлым грузом давила на опущенные плечи, и последнее, чего желал настоятель, так это болтовни с адским созданием. Он разделся, оставшись только в нижнем белье, и с тяжёлым вздохом повалился на кровать, не замечая чужого голодного взгляда, который скользил по каждой выступающей косточке, по каждой родинке на спине. Пастору слишком сильно хотелось спать. А когда демон открыл рот и внезапно затянул какую-то медленную красивую песню, кажется, на французском, Коннор расслабился на удивление быстро, растворяя мысли в мелодичных перекатах чужого голоса. Он уснул раньше, чем демон пропел свою песню до конца, а на следующий вечер перед сном пение повторилось вновь, как и во множество последующих вечеров.
========== – 4 – ==========
Из утра в утро Коннор просыпался и каждый раз видел зло. Это зло растягивало пухлые губы в мягкой улыбке, едва обнажающей острые белые зубы, смотрело своими яркими, почти обжигающими и невозможно добрыми глазами, заглядывало в самую душу, в очередной раз довольно убеждаясь в том, что возлюбленный больше его не боится. Ещё не симпатизирует, но больше не испытывает даже намёка на былой страх, и истинная форма перестала оказывать слишком мощный непреодолимый эффект паралича. И Жадность радовался даже такому маленькому прогрессу, ведь в его положении каждая, даже самая мизерная подвижка вперёд казалась огромным прогрессом. Почти четыре недели он приходил к пастору, охранял его сон невидимым присутствием, любовался прекрасным лицом, которое больше никогда не хмурилось во сне — грех, вопреки своей отвратительной природе, прогонял из головы Коннора каждый кошмар, который пытался зародиться в глубинах сознания. Любимый человек теперь спал гораздо лучше, не одолеваемый печальными картинами прошлого. Демону это нравилось.
Коннору же оставалось только смириться с присутствием нечеловеческого создания в своей церкви, более того, в своём поле зрения. Но он не мог. Зло, которое ещё недавно почти не появлялось в течение дня, теперь поселилось в доме Господа окончательно. Этот демон мило улыбался ему, настойчиво пытался завязать разговор, не сдаваясь под натиском очередного отказа и понимая, что пастор всё чаще отвечает ему. Этот демон каким-то образом успокаивал своим присутствием, и Коннор был почти уверен, что дело в магии, но не мог найти объяснения, как чёрная сила, родившаяся в Аду, могла привносить даже крупицу спокойствия. Отец Андерсон отвергал адского гостя, отталкивал, когда тот в очередной раз пытался его коснуться, обрывал на полуслове, не желая слушать приятный голос этого монстра. Но, вопреки всему, демон возвращался каждое утро, появляясь в комнате пастора с первыми рассветными лучами солнца, и священник понимал, что начинает привыкать.
— Доброе утро, Коннор, — с нескрываемой нежностью в голосе шептал гость, растягивая сухие багровые губы в приветливой улыбке, и почти сразу исчезал на несколько часов, даже не надеясь услышать ответ.
— Доброе утро, — на автомате однажды повторил настоятель, спросонья не успев себя одёрнуть, и порадовался, когда понял, что создание ада не услышало его ответ.
Зло поселилось в этой церкви окончательно и бесповоротно. Демон всегда скрывался от чужих глаз, являл свой лик одному лишь Коннору. Прихожане, как решил священник, никогда не видели даже намёка на смутную тень, никогда не слышали уверенный голос адского гостя, хотя некоторые подсознательно ощущали его присутствие. Жадность не переживал на этот счёт, будучи достаточно уверенным в своём умении скрываться от посторонних глаз, он вообще не обращал внимания на других людей, исключая дни, когда находил себе очередную жертву, демона интересовал только пастор.
Постепенно паства начала уменьшаться, таяла, как снег под ярким весенним солнцем, и молодой священник никак не мог повлиять на отток людей из церкви. Каждое воскресенье традиционно заканчивая мессу, он снова отмечал очередного отсутствующего верующего. Основная масса прихода не менялась уже лет пять, и за это время Коннор запомнил каждого, кто еженедельно возносил молитвы к Господу в стенах его фамильной церквушки. Каждый убывший в редких рядах молящихся отражался вспышкой неумолимой грусти в карих глазах настоятеля. Он большую часть жизни учился вести людей к Богу, нести его слово в массы, помогать нуждающимся и прощать заблудшие души. Всё, как учил его ныне покойный отец. Хэнк научил его всему, что знал, дал вектор, которого следовало придерживаться, а Коннор не смог его удержать. Из недели в неделю смотря на отток верующих, мужчина понимал, что такими темпами меньше, чем через год, не останется никого.
Священник не знал, почему зло выбрало именно эту церковь, не знал, как зло проникало в священные стены, но в течение последних недель он постоянно видел его и каждый вечер слушал демонический, но такой завораживающий голос. Голос, который уверенным шёпотом манил к себе, обещая удовольствие, которого не сыскать на земле. Голос, который пел ему прекрасные песни о любви, пока Коннор не засыпал на плавных волнах музыкального ритма. Голос, который буквально умолял выслушать его, поверить в правдивость этих непонятных пастору признаний. Мужчина ничего не мог противопоставить демону, уничтожить его или хотя бы ранить, ведь та защита, что однажды вручил ему отец, отказывалась работать против этого существа, лишь подтверждая тот факт, что навязчивый гость не причинит ему вреда. Единственное, что оставалось настоятелю, это надеяться, молиться и изредка срываться, достигая точки отчаяния.
— Хватит, заклинаю тебя, уходи!
Одолеваемый накатившими чувствами Коннор едва мог себя контролировать, из последних сил пытаясь удержать слёзы собственного бессилия. Получалось плохо, ведь слишком тёплые, нечеловеческие руки вытирали солёные дорожки с его щёк. Настоятель терялся от того, с какой нежностью и желанием смотрели опасные ярко-жёлтые глаза демона. Он неконтролируемо сдавал позиции, когда в церкви по его щелчку зажигались свечи, чтобы осветить неверными бликами прекрасное обнажённое тело. Пляшущее пламя играло тёплыми отсветами на коже цвета человеческой крови.
Это создание даже не пыталось казаться человеком, с первого своего появления находившись в кровавом обличье и постоянно пребывая в нём. Мускулы перекатывались под этой бордовой кожей при каждом неторопливом движении, глаза вспыхивали янтарём, контрастно и ярко выделяясь на чёрных склерах днём и необычно светясь в темноте ночью. А эти изогнутые рога цвета гудрона вызывали страх вперемешку с отвращением и одновременно с этим манили к себе. К ним хотелось прикоснуться, провести пальцами по фантастическим изгибам, ощутить твёрдость кости подушечками пальцев, обрисовать едва заметный золотой узор. Коннор отвергал эти странные желания, они не должны были существовать в собственных мыслях. Он был чист и дальше должен был навсегда оставаться чистым, во всём быть примером для потерявшихся в грехах этого мира людей.
Чёрные ладони, которые ранее убрал от его лица Жадность, снова легли на щёки, огладили неторопливо, ласково, жёсткие пальцы с тёмными острыми когтями провели по болезненному излому пушистых бровей, скользнули по прикрытым трепещущим векам и опустились к мягким губам, не знавшим вкуса поцелуя. Длинный, заострённый на конце хвост, который до этого без движения лежал на полу, ненавязчиво оплёл талию, а кончик погладил подтянутую грудь, сквозь одежду чувствуя, как сильно и часто колотится сердце желанного человека.
