– Пошёл на хуй, – Рид отстранился, насколько позволяла стенка за спиной и сильная хватка на лице, и смачно плюнул в идеальное лицо. Щёку моментально пронзило болью, а из задетой губы потекла тонкая струйка крови.

– Не забывайся, – андроид обтёр платком стекающую слюну. – Ты слишком дерзкий для человека, которому в любой момент могут свернуть шею. Радуйся, что я довольно терпеливый. Посмотрим, куда денется твоя гордость, когда я буду трахать твою девственную дырку, пока ты будешь стонать подо мной, как прожжённая шлюха, – андроид поднялся, направляясь в темноту.

Гэвин не видел, что он делал, лишь изредка до его ушей долетали звон металла и стекла. До последнего не хотелось верить, что этот слетевший с катушек пластиковый мудак действительно собрался выебать его. На несколько секунд звуки прекратились, детектив снова отчетливо услышал, как капли воды разбиваются о бетон, а потом раздались шаги. Ричард приблизился быстро, в руке он держал шприц с мутной жидкостью цвета ржавчины.

– Моё изобретение, смесь «красного льда», афродизиака и ещё нескольких компонентов. Содержание этого шприца хватит, чтобы взять тебя под контроль часов на пять-восемь, – андроид наклонился, бережно положил шприц на салфетку и перехватил ноги детектива, который сразу же попытался его разбить, с ужасом следя за каждым действием.

– Ты не посмеешь, чёртов ведроид.

– Ошибаешься.

Ричард самодовольно улыбнулся, стаскивая с сопротивляющегося мужчины кроссовок и носок. Придавив ногу детектива к холодному, влажному полу, он с механической точностью ввёл иглу между пальцев, чётко попадая в вену. Рид громко выматерился, чувствуя жжение и острую боль в месте прокола, словно в него вливали кислоту. Андроид вынул шприц и поднялся.

– Сейчас боль пройдёт, а минут через пять ты в полной мере прочувствуешь на себе все эффекты препарата. Наслаждайся, а я пока подготовлю нашу комнату, – развернувшись на пятках, Ричард снова исчез в темноте.

Первые эффекты начали ощущаться почти сразу. Голова стала свинцовой, не было сил держать её навесу, а веки налились тяжестью. Гэвин закрыл глаза, затылком прислонившись к холодной стене, которая сейчас показалась спасением. Влажная капля поползла по волосам, но мужчине показалось, что он чувствует движение какого-то насекомого. Таракан или мокрица зарылась в волосы, поползла вниз по шее, неприятно щекоча маленькими лапками. К одной букашке начали присоединяться другие, сотни насекомых ползали по его волосам, лицу, телу, забирались под футболку и щекотали спину. Рид хотел почесаться, хотел скинуть с себя всю мерзость, которая, кажется, забралась прямиком под кожу, горевшую огнём от маленьких укусов, раздирающих её изнутри. Сотни, тысячи, миллионы маленьких лапок двигались по всему телу, а Гэвин даже пальцем пошевелить не мог, настолько слабым и тяжёлым ощущалось собственное тело. Капля слюны потекла из приоткрытого рта к подбородку и потерялась в жёсткой щетине.

Внезапная волна дрожи прошла по телу, сжигая всех гадов, бросило в пот, казалось, футболка моментально промокла и теперь обтянула каждую мышцу. По бёдрам защекотала горячая влага, мужчина не мог осознать, действительно ли он обмочился, или это очередная иллюзия больного мозга, навеянная наркотиками. Его затрясло, резко бросало то в жар, то в холод, на лбу выступила испарина, словно он подхватил сильнейшую простуду. Гэвин терялся, растворялся в ощущениях, звуках, реальность вокруг растекалась, он чувствовал, как кружится голова, как стена за спиной постепенно обхватывает его тело, засасывает, словно болото. Он был болен, но без простуды, сгорал от жара, но не от температуры. Рид чувствовал, как болит набухший член, как ширинка острыми иглами впивается в нежную плоть. Он застонал, громко, протяжно, плавясь от собственного бессилия. Это была эйфория, омерзительная, но такая манящая.

Он не слышал, как андроид снова вернулся к нему, только почувствовал сильные руки, которые с лёгкостью подхватили одеревеневшее тело. Он словно парил, слушая жаркий шёпот на ухо, но не разбирал слов. Мягкая кровать, на которую его положил андроид, ощущалась чем-то неестественным, эфемерным, он провалился в её нежные объятия, готовясь вот-вот просочиться сквозь неё, растворившись в упругом матрасе. Громкий щелчок ворвался в сознание, а руки обрели свободу. Влажный, шершавый, как у кошки, язык коснулся натёртого запястья, обжигая своим теплом, Рид застонал, слепо протягивая в пустоту вторую руку и надеясь вцепиться хоть во что-то. Ладонь тут же перехватили цепкие пальцы, а искусная имитация человеческой кожи воспринималась одурманенным сознанием как настоящая.

Гэвин открыл глаза, но не видел, мутная пелена застилала всё вокруг, лишь знакомый силуэт нависал сверху. Такой близкий, такой желанный. Рид прошептал имя и успел заметить короткую красную вспышку. Горло обожгло болью, что-то холодное опоясало шею, вынуждая мужчину сипло хрипеть. Он задыхался, с трудом понимая, как быстро уплывает сознание, но приближался к грани от этих противоречивых эмоций. В последние секунды удалось сделать вздох, жадно ловя воздух из чужого рта. Мягкие губы терзали своими прикосновениями, влажный язык хозяйничал во рту, а Гэвин лишь тихо стонал, растворяясь в ласке.

– Пожалуйста, – горький шёпот в светящийся красным висок. Мужчина и сам не знал, о чём просит.

Ричард понял, освобождая чувствительное тело от ненужных оков одежды и сжал в объятиях мужчину, который терялся в экстазе. Такому Гэвину он был готов простить даже ошибку в имени, впереди ещё много времени, чтобы Рид запомнил, кому он теперь принадлежит.

Детектив жаждал ласки, тянулся за каждым касанием, буквально скулил, когда андроид в очередной раз легонько касался напряжённого члена. Рид был готов взорваться прямо сейчас, сойдя с ума от обилия ощущений, сильнейшего возбуждения и жара, пожирающего его тело. Он не заметил, как андроид перевернул его, открывая себе лучший доступ к заднице.

Дырка плотно обхватывала горячий язык, Рид пошло застонал и невольно насадился глубже. Он никогда не был с мужчиной, никогда не практиковал анальные ласки, но сейчас, из-за наркотика, всё казалось таким правильным, таким естественным. Изнутри распирало, когда андроид добавлял пальцы, он сводил с ума своим блядским языком, вылизывая каждый миллиметр, а Гэвин плавился под этой лаской, скулил, словно псина, умоляя сделать хоть что-то. Слишком сильно полыхало в паху от наркотика и неконтролируемого желания, от этих касаний, от собственного унижения. На краю сознания вспышками мелькали напоминания, что с ним сейчас Ричард, а не тот, кого хотелось бы допустить к себе, он не друг, не напарник, а убийца, который сейчас в шаге от того, чтобы стать ещё и насильником. Но мысли быстро гасли, утопали в трясине наркотического опьянения, смывались волнами животной похоти, поселившейся в мужчине.

Гэвин почти кричал от кайфа, когда андроид вошёл в него, просил ещё и ещё, подставляясь каждому движению внутри, шептал чужое имя, за что получал сильные удары по бедрам, спине и рёбрам. Но даже боль приносила сейчас крышесносное удовольствие. Бёдра горели от сильных пластиковых пальцев, а на шее, спине и плечах расцветали засосы и кровоточащие укусы, но Гэвин принимал всё. Он впитывал в себя всю боль, грубость чужих движений, послушно поворачивался вслед контролирующим рукам, покорно подставлял свое тело внезапным нежным поцелуям, которыми временами одаривал его андроид. Каждый толчок внутри приносил мучительную боль и не менее мучительное удовольствие.

Казалось, он кончал каждый раз, когда желанные пальцы касались его плоти. Член падал и снова вставал, начиная болеть от нескончаемого удовольствия, но продолжая умолять о разрядке. Силы покидали тело, а Гэвин, как последняя блядь, умолял не останавливаться. И Ричард дарил ему всё, о чём кричал Рид. Его тело трепетом отзывалось на ласку, он раз за разом покорно, не сопротивляясь, принимал в себя твёрдый член, который наполнял его тело искусственной спермой, не собираясь останавливаться. Член андроида уже был перепачкан кровью, но Рид не отпускал, в безумии сжимал зад и обхватывал талию партнёра ногами. Он всё больше вредил себе, тем сильнее распаляя Ричарда, который заразился этим безумием, толкаясь в послушное тело. Финальный вымученный оргазм, и Гэвин отрубился, утопив сознание в океане всепоглощающей боли и удовольствия.