Горсть земли упала на крышку лакированного гроба с цветами. Вокруг могилы столпились люди в черных одеждах, тихо плачущие и скорбящие. Кай смотрел на гроб, не зная, что сказать. Он вдруг понял, что больше некому учить его волейболу; что больше никто не отругает его за опоздание; больше никто не будет с ним спорить по каждому поводу; больше никто не придет поздно вечером, извиняясь, что опоздал на ужин. Некому злиться на Пампушку за витающую по дому шерсть. И больше никто не спасет его от этого, порой, страшного мира.

Кай так долго злился на отца, но в этот момент он понял, что любил его. Он бы не испытывал такой ненависти к человеку, который был ему безразличен. Боль и обида Кая, копившиеся все эти годы, появились не из-за того, что он ненавидел отца. Они появились из любви. Отец никогда не извинялся, но Кай тоже этого не делал.

Кай так и не смог сказать отцу того, что хотел — не успел. Жизнь не дала ему и шанса объясниться и выслушать отца. Долгие годы Кай называл родителя тренером.

— Папа, я тебя прощаю, и ты меня прости, — тихо сказал Кай и отошел в сторону, давая другим проститься с тренером Брауном.

Лоренцо плакал, не переставая, и Кай присел на одно колено перед ним и молча обнял. Мисс Меро так и не смогла прийти на похороны: ее состояние сильно ухудшилось, и Люциус нашел элитную клинику.

Гарри смотрел на Кая в черном костюме, обнимающего младшего брата, смотрел на Готье, который хмурился больше, чем обычно, на тренера Люпина, который оставил все дела и приехал проводить старого друга и коллегу. Эридан Феймон тоже отложил все дела ради церемонии прощания. За эти дни Гарри выплакал все слезы из-за друга и его потери. Гарри будто плакал вместо Кая. Пальцы почувствовали что-то холодное и нежное: Драко соприкасался с Гарри ладонями.

Через пару дней после похорон Люциус подошел к Каю, который сидел в бывшем кабинете отца: после развода мисс Меро не стала менять что-то в доме. На столе лежали документы, а на мониторе компьютера мелькали бесконечные папки с важной информацией. Кай заметил Люциуса и поднялся.

— Добрый вечер, мистер Малфой.

Люциус мягко улыбнулся и сел в кожаное кресло у окна и торшера. Кай вернулся за стол и взял документ, который до этого рассматривал. Мужчина сложил ногу на ногу и сказал, поглаживая холодный материал пальцами:

— Кай, я все ждал удобного момента, чтобы поговорить с тобой. Мы все уже обсудили в кругу семьи и хотим узнать твое мнение.

— Я вас слушаю, — Кай отложил бумаги и перевел все внимание на мужчину.

— В следующем году ты станешь совершеннолетним, но пока ты не можешь распоряжаться делами отца. Мы с Нарциссой можем взять тебя и твоих братьев под опеку.

— Мистер Малфой, это довольно неожиданно, — удивленно сказал Кай и задумался. Он перевел взгляд на компьютер и документы и решил: — Думаю, это хорошее предложение. Драко не против?

Люциус хмыкнул.

— Он не в восторге, сам знаешь моего сына, но он потерпит годик.

— Но у нас еще кот — Пампушка. И что делать с мамой?

— Мисс Меро побудет в клинике, пока ей не станет лучше. Насчет кота — у нас есть шпиц. Если они не подружатся, будем их держать подальше друг от друга. Поместье Малфой-Мэнор большое.

Кай поднялся и подошел ближе, чтобы горячо пожать руку мужчине.

— Спасибо вам большое, мистер Малфой, — Кай впервые улыбнулся за долгое время, когда одна из проблем решилась. — Только я еще кое-что хочу сделать.

В августе Кай переехал к Малфоям, игнорируя недовольного, но смирившегося Драко, который что-то бурчал про проходной двор и семью Кох. На один из ужинов пришли Сириус и Гарри по приглашению Малфоя-старшего. В тот вечер Кай и Готье узнали всю правду о Беллатрисе и событиях семилетней давности. Еще больший пласт вины перед отцом свалился на поникшие плечи Кая, но он это выдержал: все эти годы он ненавидел не того человека. Да и кого можно было винить во всей истории?

— Готье, — позвал Сириус, откладывая вилку для рыбы. Для Гарри отдельно приготовили свинину по-французски, в этот раз учитывая его вкусы. — Твои настоящие имя и фамилия — Роберт Лестрейндж. Готье — твое второе имя, которое твоя мать использовала, когда оставила в приюте.

Готье молча слушал, катая по тарелке кусочек рыбы.

— Теперь, когда вся правда выяснилась, ты можешь вступить в права наследства. Я точно знаю, что тебе достанется квартира в Париже.

«Та самая квартира, где мою мать изнасиловали, а потом она убила отца? Нет уж, спасибо», — подумал Готье, а вслух сказал:

— Я хочу взять другую фамилию.

Сириус понимающе кивнул.

— Я понимаю, что Беллатриса была тебе незнакомым человеком, так как вы давно не общались. Наверное, ты уже ее забыл.

Все за столом тактично не вмешивались в разговор, наслаждаясь ужином.

— Какой она была? — тихо спросил Готье, не поднимая глаз.

— Она была… жизнелюбивой. Не смотря на все, что с ней произошло, она очень хотела жить и быть счастливой, но этого не произошло, к сожалению, — ответил Сириус. — Теперь ты должен исполнить ее мечту и жить счастливой жизнью. Она бы этого хотела.

Готье кивнул. Тема разговора сменилась.

Наступил сентябрь, и у Блейза появились новые однокурсники — Кай Меро-Браун и Готье Браун. Они представились братьями. Люди, знакомые с волейболом или знающие, что произошло летом в Париже, удивленно перешептывались. Кай и Готье, в связи с недавними событиями, решили не праздновать свои дни рождения в этом году и других попросили не напоминать об этом. День рождения — это связь ребенка и родителя. Раны Кая и Готье еще не зажили, чтобы спокойно об этом думать.

Вечером волейбольный клуб собрался в спортзале Слизерина, чтобы отметить начало нового учебного года. Седрика Диггори повысили от младшего тренера до старшего, а старший тренер ушел на пенсию. Седрик теперь занимался тренировками старшей школы, а на место тренера средней наняли другого человека.

Старшая и средняя школа собрались вместе. Кевин зачитал список команды старшей школы, привычно беря на себя роль капитана, хотя теперь он лишился должности, так как в старшей школе капитаном был Сет — он учился последний год, поэтому на его место скоро поставят другого человека.

— Кай, Готье, Блейз, Сет, Питер, Карл, Томас, Пол, Маттиас, Гарри, Драко и… — Кевин прижал руку к груди и поклонился. — Ваш покорный слуга — Кевин Лесс.

— Нас так мало осталось, — оглядел среднюю школу Джон. — Я, Руперт, Людо, Макс и Эмос. Где нам столько новичков взять?

— Год назад мы тоже не знали, да, Джозеф? — Томас ткнул друга локтем. — Тебе еще не надоел футбол?

Джозеф слегка сменил прическу: он заменил привычные пучки на короткие косички, осветленные сверху. Футболист посмотрел на друга детства, выгнув бровь.

— Ты сейчас серьезно? Столько лет меня ненавидел и плакал из-за травмы, а теперь говоришь, что этот вид спорта может надоесть?

Все со смехом наблюдали за привычной перепалкой Джозефа и Томаса. Они зарыли топор войны и снова подружились, но Джозеф иногда вспоминал прошлое и раздражался, а Томас извинялся.

— Так что случилось летом? — вдруг спросил Джон, и в зале повисла тишина.

Готье нахмурился, а Кай не изменился в лице. Он заметил, что на него все смотрят, и сказал с ухмылкой:

— Ничего хорошего.

Джон понял, что ответ не получит, и замолчал. Он почувствовал, как на него строго посматривают Гарри и Карл, и сделал круглые глаза, безмолвно спрашивая, что он сделал не так. Атмосфера напряжения развеялась, и все начали вспоминать итоги Вишневого и Золотого турнира и летний лагерь в Париже.

— Ребята, давайте сыграем в ту игру, в которую в лагере играли, — предложил Карл.

— Девчонки еще не пришли, — сказал Блейз. — Панси пошла их встречать.

— А ты про какую игру говоришь? — спросил Маттиас, пытаясь вспомнить.

— Орел-решка.

У Готье перед глазами пронеслись парижские флэшбеки, когда Карл донимал его с этой игрой. Он едва сдержал дрожь. После того, что произошло в Марселе, Карл больше не доставал Готье, давая ему время отойти от смерти матери.