— Почему?

Офелия неправильно поймёт, если он скажет всё, как есть. Поэтому Дазай предпочитает покачать головой, будто бы это возможно увидеть и воспринять, как ответ.

— Просто не стоит.

***

— Пас мне!

Мяч буквально пересекает половину спортивного зала и оказывается в руках, глаза бегают от одного противника к другому. Стоит повернуться к ним спиной и двигаться к кольцу, как со всех сторон окружают, начинает искать путь к отступлению и слышит свисток. Да чёрт бы его побрал.

— Пробежка, Осаму!

— Да не было такого! — с тяжёлым вздохом он переводит взгляд на тренера, который уже смотрит в другую часть зала.

Этот спорт – ад какой-то. Невозможно на сто процентов всё контролировать и из-за этого тяжело, просто не успеваешь сосредоточиться. На скамейке сидеть – и то удовольствия больше, пусть и похож на неудачника. Фёдор вообще с неё не встаёт обычно, даже сейчас уткнулся в телефон, опустив голову. Подвигается ближе.

— Не разговаривай со мной.

— Ты так и сверкаешь своим дружелюбием и готовностью поговорить, я очень польщён, — мельком видит, что тот читал какую-то статью, что-то про курение, кажется. Странный тип. — Почему опять не играешь?

— Не хочется.

— Тебе никогда не хочется.

— А тебе-то что? — наконец выключает телефон и смотрит на него пару секунд, опираясь на стену.

— Ничего.

Да, даже тут с друзьями особо не выходило. Кто-то был через чур зациклен на себе, кто-то на учёбе, а вот этот парень относился к какой-то отдельной расе будто бы, сложно объяснить. Пугающий. Он сам, конечно, тоже из другой страны прибыл, но то место, откуда Фёдор, кишит такими же недовольными во всём людьми? Или он выделился? Английским зато владел в совершенстве, даже акцент уже словно привыкший ушам.

А после пар, как обычно, нужно было встретиться с Люси, и сегодня та была менее разговорчивой, чем обычно, отчего парень сразу вспоминает недавний разговор с Ичиё. Неприятно видеть кого-то расстроенного рядом, и исправлять это тоже нужно уметь.

— Всё в порядке?

— Да, всё хорошо.

«А мне казалось, ты разбираешься в людях.»

— Ты уверена? Выглядишь расстроено, — будто бы случайно задевает её руку и сжимает, отчего та сразу поднимает голову. — Это из-за того разговора?

— Нет, вовсе нет, — но если он не разбирается в людях – не значит, что не может расслышать нотки лжи в этом голосе. — Я виновата, прости. Мне просто стоило сразу ответить, что да, я люблю тебя.

Это прозвучало слишком невинно, иногда же люди говорят что-то неосознанно и даже не воображают, что происходит с человеком в тот момент. Это, кажется, было приятно, но при этом он почему-то чувствовал себя виноватым, за все свои поступки, несуществующие поступки, ведь очевидно, что это просто самонакручивание. А как без него жить?

У всех и всегда бывают моменты, когда нужно что-то оправдать, а он оправдывается будто бы по жизни, идёт с этим. И обыденность из этого такая себе. Почему всё не может быть легче?

— А ты любишь меня?

Вздох с его стороны в этот может может означать отрицание, но—

— Да, люблю.

Ну, нет, не любит. И не горит желанием обсуждать это дальше. Она может нравиться, как минимум, потому что симпатичная и всё равно с ней не так скучно, но любовь – это нечто другое, чем просто вместе уходить домой после пар или сидеть рядом друг с другом на обеденном перерыве, залипая при этом в телефоны. Они же даже не разговаривают, хотя есть о чём, и вот этот разговор явно последний в этом году.

***

— Поль, где пульт? Нахрена ты включил телевизор, если всё равно его не смотришь?

— Я думал, что смотришь ты!

— Я был в другой комнате! — Накахара громко хлопает дверцей холодильника и, рыча что-то себе под нос, снова уходит в гостиную, где разбирается без пульта, одним нажатием на встроенную кнопку. — Когда ты съедешь уже? Долго будешь на шее у родителей сидеть?

— Мне всего двадцать!

Каждые выходные похожи на одно и то же. Старшие всё равно работают даже в эти дни, сегодня ещё и друзья все заняты, хоть на стену лезь со скуки. Но Коё бы явно это не оценила, наоборот скорее всего сказала о том, что вместо того, чтобы ныть, можно было убраться, раз так скучно. А убираться слишком лень, да и чисто же дома, только вчера через это прошёл и вычистил тут всё.

Погода на улице всё ещё не расстраивает, даже как-то через чур тепло для начала декабря. Да, самое начало, а люди будто бы уже готовы наряжать ёлки и класть подарки для своего чада, а после это ощущение восторга, песни, ужин – ничего не меняется. Но вообще-то это радует, его семья любит эти традиции и они проводят вечера вместе, отдыхают в кругу и пьют горячий шоколад. Уютно.

Снег уже шёл иногда, постепенно опадал на землю и превращал её в белый, сверкающий после на солнце ковёр. А он до сих пор не достал из кладовки свои зимние ботинки, правильно, зачем, когда есть повседневные кеды на все случаи жизни? Где парень только не был в них. Ну, сейчас всего-то идёт в магазин, потому что, как выяснилось, если он хочет чем-то порадовать маму и папу – достаточно испечь пирог, а обычное масло закончилось очень не вовремя и теперь пришлось топать по улице в ближайший супермаркет. Из дома выходить порой – та ещё пытка. Одеваться не хочется, идти не хочется, всё лень.

В магазине, как положено, ничего не меняется, всё такие же дружелюбные или не очень продавцы, куча покупателей с капризными детьми, которые из кожи вон лезут, лишь бы родители купили шоколадку. Деткам же плевать на заботу и фразы «ты ешь слишком много сладкого, это вредно для зубов». Ах, детство, этим оно и прекрасно. Можно ограничиться лишь проблемами с зубами, но тут как посмотреть. Время, когда рыжий носил брекеты, было наихудшим. Вся челюсть болела.

Проходит между полок и находит нужное, поэтому тянется рукой и соприкасается, случайно, с другой. О, класс, теперь будто попал в дораму и сразу же поворачивает, голову, чтобы увидеть какого-то—

— Ты.

— Привет, Чуя, — голос этой огромной шпалы, которого природа наградила высоким ростом, но явно не интеллектом всё такой же будто бы насмехающийся над ним. — Так ты живёшь неподалёку, оказывается?

И масло, к которому Чуя тянулся, прямо из-под носа забрали. Тут ещё много таких, но какого чёрта?

— Свали отсюда, — хватает другое и уже разворачивается, но потом вспоминает. — Ты что вообще тут делаешь? В этом районе.

— Приехал в гости к Гин, она попросила сходить за.. — указывает на масло. Ну понятно. — Да.

— Да. Ага. Чудно, — голубоглазый вспоминает тот вечер и разговор с Люси, о котором предпочёл бы забыть. Лучше бы он пошёл домой прямиком после того, как вышел с балкона. Надо же было связываться с этой девчонкой. — Ну, пока.

— Эй, не одолжишь два доллара?

Старший на пятках разворачивается, пытаясь по чужому лицу с невинной улыбкой понять, шутка ли это была или этот придурок сейчас серьёзно.

— Ты когда обомжатиться успел?

— Если бы ты был в социальном ролике, — Дазай проходит мимо и теперь ехидно ухмыляется, — то ты бы всё испортил.

— Я тебе лицо сейчас испорчу.

— То есть тут портить нечего?

Ну что за ребёнок.

— Если тебя это утешит.

Теперь он точно уходит, сколько можно трепаться просто так. Накахара не любит пустые и бесполезные разговоры, особенно с кем-то таким, как Осаму.

— Ладно, может увидимся ещё. — судя по всему парень уходит в другую сторону. Оборачивается. Да, он действительно исчез из виду, а рыжий крутит в руках бутылку с маслом и вздыхает, медленно идя к кассе.

— Упаси боже.

***

— Артюр, подай хлеб и оторвись от телевизора, пожалуйста, — женщина вздыхает, подпирая подбородок ладонью и глядя на младшего ребёнка, что с удовольствием уплетал овощное рагу. — Подавишься же.

— Не, нормально.

— А мы летим в этом году в Ниццу на новогодние праздники? — голову поднимает Поль, копируя жесть Коё.

— Спроси у отца.

— Па-а-ап.

— Я не знаю, — он всё-таки протягивает жене тарелку с выпечкой. — Посмотрим по обстоятельствам.