— Я не знаю, что сказать, — пожимает плечами, уводя младшего всё дальше от университета. — Стрёмно вообще. Твой дядя как к тебе раньше относился?

— Не относился. Я видел его один раз, вроде, после похорон Юки, это жена его, мне было двенадцать лет.

— А потом?

— Потом они с отцом вообще перестали общаться, я не знаю, — выдыхает, протянув руку. Чуя отдаёт недокуренную сигарету. — Я даже не знал о существовании Гин до того момента.

— Жесть.

Обдумывая свои слова, он прислоняется к стене возле магазина, протирая стёклышко на наручных часах. Тоже затягивается и стоит так до тех пор, пока не тушит.

— И поэтому они хотят отправить тебя в Йокогаму? Там твой потенциальный враг.

— Но я буду дома, они считают, что это безопасно.

— Это ведь не то, что тебя волнует. — рыжий внимательно и без тени улыбки на лице смотрит в упор, от нечего делать шатая ногой кирпич.

— Мне кажется, что Сакуноске имеет отношение ко всему.

Чуя всё-таки посмеивается, подходя поближе и перебирая пуговицу пальто. Примерно такой реакции и стоило ожидать. Сам понимает, как это звучит – глупо и неправдоподобно. Не может быть такого, что родной брат захочет убить младшего, нет причин. Хотя у Эйса они разве есть? Ни единой.

— Ты сказал, что все те две недели жил у него и я думаю, что, если бы он хотел тебя ёбнуть – он бы это давно сделал.

— Я не знаю, говорю же, всё сложно.

— И что будешь делать теперь?

Будто бы знает, чёрт возьми. Здесь гением быть не надо, чтобы понимать, что помощи ждать неоткуда, что даже родителям уже страшно доверять. Что, если все против него, вся семья? И Элис там сейчас ждёт его, скучает, наверняка мечтает о том, как снова получиться выйти на прогулку весной, пройтись по магазинам с игрушками, по разным кафе с мороженым и ещё чем-то сладким. Так много вариантов. С ума сойти, недавно Дазаю было восемь, а через три месяца ей стукнет столько же. Там и до десятилетия недалеко, совсем расцветёт в один из очередных весенних дней.

— Может, мне стоит всё-таки вернуться. Без Сакуноске.

Старший понимающе кивает и прижимается к груди, слишком тяжело вздыхая.

— Эй, я вовсе не имею в виду, что больше не приеду сюда.

— Знаю, что вернёшься. Если бы не вернулся – я бы сам приехал. Приехал, выебал, а потом уебал тебя. И хуй бы ты жаловался.

Осаму улыбается и опускает голову, поднимая ладонями чужую. Они смотрят в глаза друг другу какое-то время, пока один из них не сдаётся первым, наклоняется ниже и тянется к губам, но рыжий отворачивает голову и опускает руки, неловко пряча взгляд. Вот именно об этом и были мысли – в чём дело?

— Ты обижаешься?

— Просто не хочу целоваться сейчас, мне холодно, — отстраняется и обходит, кашляя в кулак. — Я провожу до отеля, раз тебе страшно.

И как это понимать? Они так и не поговорят о чём-то ещё? Ничего не хочется сказать? Как назло – действительно поднялся несильный ветер, опускает нос в тёплый шарф и послушно идёт следом, глядя лишь себе под ноги. Легче не стало после изливания души, наоборот. Что он сделал не так? Да, тоже улетать не хочется, но, коль выбора нет – выбора нет. И бред, что из каждой ситуации есть свой определённый выход. Где гарантия, что на данный момент, когда студент вышел из переулка, в него не выпустят пулю или несколько на всякий случай? Он догоняет Чую и берёт за ладонь, дабы хоть как-то избавиться от угнетающего ощущения вечной слежки, но руку грубо выдёргивают, пряча в карман. Да что опять? Минуту назад сам лез.

— Мне не нравится, как ты себя ведёшь.

— Это не из-за того, что ты улетаешь, ясно? — резко разворачивается, убирая пряди, что мешались и лезли в рот. — И это всё, что тебе нужно знать.

Выходит, он был прав: отношения строятся на доверии и показалось изначально, что Накахара доверяет. Что ж, ошибаться – всем простительно, но опять больно от чужих слов и действий. Больше смерти боится такого Чую: внезапно стал подобен куску льда. Будто бы недостаточно морозно на душе, только этого не хватало. Всё хуже становится, свихнуться можно, а не довольствоваться и дальше быть жертвой.

Но до отеля действительно провожают. За это время запах табака продолжал витать в воздухе, старший нервничал, и ранее было понятно, теперь стало очевидным некуда. Юноша оглядывает место временного пребывания, по любому думая всякое разное про себя, не догадываясь повернуться к темноволосому, который сжимает телефон в руке и тоже смотрит туда же, на ту же картину, словно впервые тут находится. Ну как всё могло развернуться в эту сторону? Ещё и какой-то дополнительный поворот сделал: стало казаться, что к нему охладели, хотя они почти только что за руку вышли из университета, с пар ушёл ради чего? Чтобы проводить и отворачиваться, а-ля “ничего не было”? Странный он. И предчувствия странные, мутные что ли, не разберёшься, что там дальше.

— Его тут нет, да? — спрашивает про мужчину, разглядывая периметр перед собой.

— Не вижу.

Незнакомых людей много, а брат явно не среди них, было бы заметно нежелательное появление. Будь проклята эта долгожданная весна, возможно последняя в его жизни. И что за мысли такие? А вдруг у него не будет шанса вспомнить всё самое лучшее, что произошло с ним? Даже Чуя мелькал бы там чаще, чем все его родственники вместе взятые.

— Я пойду? — подходит и хлопает по плечу, после прямиком удаляясь в ту же сторону, откуда пришли. — Будь аккуратнее и звони.

— Тебе, кажется, дела нет до всего происходящего, — фыркает и не спешит идти вперёд, ко входу, потому что и позади него остановились зачем-то. — Если понял, что всё было ошибкой – мог бы сразу сказать, а не мутить бред всякий.

Вообще-то очень больно, больнее, чем можно описать. Ладно сама жизнь, всегда была дерьмовой и свыкнуться надо со временем, чтобы быть более неуязвимым, но с парнем-то когда успел налажать так, что тот, по всей видимости, не желает говорить? Бесит: люди считают, что по их молчанию станет понятнее, что именно не так. Дазай не чёртов экстрасенс, уже столько всего напридумывал себе, столько ошибок успел вычислить, одна из них – точно причина такой неожиданной перемены.

— Извини.

“Извини”? Это ещё неожиданней. Сам Чуя, мистер Я-прав-даже-когда-не-прав признал какую-то там вину и соизволил извиниться, вот только что случилось? Оставит в неведении и действительно просто уйдёт? Не по-человечески совсем, не особо трудно ему должно быть говорить всё, что в голову придёт, так чего ломается, как девчонка? Оборачивается и выдыхает.

— Я дал тебе всё неправильно понять, — Накахара говорит тихо, но услышать можно и испугаться – тоже. — Возвращайся, не еби мозги.

— Больше похоже на то, что ты ебёшь мои.

— Ну прости? — усмехается и вновь шагает.

Ощущение такое, будто остался ни с чем прямо секунду назад. Судьба его ненавидит и это мягко сказано. Если есть возможность исправиться – представить трудно, что нужно сделать для милосердия и хотя бы какой-то справедливости. Не так уж и верит во всё, но людей порой до невероятных вещей отчаиваются.

— Наши планы, касательно отношений, уже не действуют, верно? — спрашивает вслед и видит, как голубоглазый пожимает плечами, а далее без задних мыслей достаёт сигарету с зажигалкой ещё раз, словно бы это – последний день, когда можно покурить. Он же не знает, как себя вести и просто движется в несколько раз быстрее, хочется оказаться в комнате.

Приветливая, симпатичная девушка в красном пиджаке возвращается к административной стойке, улыбаясь и таким образом приветствуя, на пути к лифту попадается в домашнем халате мужчина, который жалуется на отсутствие нормальных подушек, мол, слишком мягкие. Здесь ковры под ногами – тоже красного цвета, из столовой были слышны громкие разговоры, нужно будет обязательно её посетить, поесть хотя бы через силу, потому что аппетит ушёл вместе с Чуей и, скорее, из-за него. Хоть стой, хоть падай с ним, как выкинет какую-нибудь фразу – дальше уж сам разбирайся, что тебе делать и как реагировать. Он не понимает, откуда такая агрессия внезапная взялась. Одно дело – отказать в поцелуе, ну не было желания и настроения, ладно, но остальное насторожило и расстроило, очень сильно, что сейчас юноша почти готов заплакать, зайдя к себе проверяя за это время дверь дважды.