Странное чувство, будто вернулся домой. Блудный сын, которого ждёт родительская трёпка.

Подходя к двери, я чувствовал, как по телу пробегает мандраж. Под ребрами зуделось и чесалось. Но я заранее решил, что ничего придумывать не буду. Расскажу, всё как есть. А там уже порешаем, что делать дальше.

Постучав в дверь, я ввалился в дом участкового и остановился на пороге, дожидаясь хозяина. Через пару секунд на звуки вторжения, из кухни вышел Ричард с бледно-синим полотенцем в руках и замер, глядя на меня, как на привидение. От этого взгляда то, что чесалось под ребрами, поползло вверх и стукнулось о кадык, заставив меня сглотнуть. Рик тоже сглотнул, будто передразнивая, потом отступил на пару шагов, врезался спиной в стену и, потирая ладонью шею, будто та у него затекла, еле слышно выдохнул:

– Ромка…

– Пф-привет… – в тон ему ответил я.

– Ты-ы чего не позвонил? – Ричард предложил полотенце из одной руки в другую и взъерошил пятерней волосы.

– Я теэ… телефон… потерял, – а ведь решил не врать. Но оно само вырвалось.

Мы неотрывно смотрели друг на друга, будто пытались найти какие-нибудь перемены, произошедшие за этот год. В нём, пожалуй, ничего изменилось. Просто я уже забыл, какой он. Эти брови. Скулы. Выбритый до синевы подбородок. Тяжелый взгляд, под которым можно признаться в чём угодно. Взгляд ни то короля, ни то инквизитора. Интересно, что видел во мне он?

С кухни послышалось злобное шипение, и Ричард сорвался с места.

– Ну, чего на пороге застыл? – кинул он на бегу. – Проходи давай. Голодный небось.

Напряжение тут же отпустило. Я разулся и последовал за ним. Прошёл через кухню. Сел на своё место у окна и, подперев рукой подбородок, уставился на колдующего над плитой Ричарда.

– Макароны будешь? – держа полотенцем кастрюлю за одно ухо, он вытряхивал её содержимое в дуршлаг, – По-флотски.

– Не откажусь, – расплылся в улыбке я.

Голубоватые лепестки пламени защекотали дно сковородки и по дому разлетелся запах жареного лука и томатной пасты.

– Ты в гости? Али так… Проездом? – не глядя на меня и делая вид, что максимально сосредоточен на помешивании зажарки, спросил Рик.

Я обещал себе не врать. Обещал! Но вываливать всю правду в уютный мирок этой кухни не хотелось. Потом. После обеда.

– Представление давали здесь недалеко. Решил заехать. Посмотреть, действительно ли без меня в деревне всё спокойно.

Ричард хмыкнул и отправил в лужицу ярко-оранжевой заправки кусок фарша, раздавил его деревянной лопаткой и размял до состояния кудрявых хлопьев. К прежнему запаху примешался аромат жареного мяса, и я почувствовал, как рот заполняется слюной.

– Спокойно. Даже слишком. Я вот даже в отпуск ушёл. Неделю как дурака валяю.

Моё испорченное воображение тут же нарисовало постельную сцену, в которой Ричард валяет какого-то дурака. И моя улыбка растянулась ещё шире.

Белые трубочки макарон посыпались в сковороду и закружились под натиском деревянной лопатки, перемежаясь с обжаренным фаршем и окрашиваясь в аппетитный помидорковый цвет. Рик выловил одну, подул, осторожно взял зубами и разжевал. После сморщился и, повернувшись ко мне, протянул руку:

– Соль подай.

Я подал.

– И тарелки.

Пришлось встать и похозяйничать в его раритетном буфете. Всё это было так по-домашнему прикольно. За год кочевой жизни я совсем одичал. Отвык. И теперь казалось, что я играю в каком-то спектакле. Правда, еда, к счастью, была не бутафорской, а самой что ни на есть настоящей.

Уплетая за обе щеки, я всё ждал, когда он спросит про Дашку. Но он словно про неё забыл. Или… Или он её уже видел и всё про нас знает. Прожевав макароны и запив глотком сладкого чая, я решил прощупать почву:

– К тебе Дашка не заходила?

Ричард как-то нехорошо на меня глянул и с подозрением спросил:

– Не вместе что ль приехали?

«Тааак, понятно. Не врать, Рома. Ты обещал не врать».

– Поссорились мы, – буркнул я, отодвигая вилкой прямоугольники зажаренного лука на край тарелки. – Она психанула и уехала к своим.

– Вон чего. Я уж думал и впрямь про меня вспомнил, – Ричард приподнял чашку, собрал вилкой оставшиеся макароны и прямо через край отправила их в рот. Порывисто встал, с пугающим звоном сунул посуду в раковину и полез в буфет за пакетом печенья. – А где живёт родня, ты не знаешь?

Я отложил вилку, уткнулся взглядом в макароны и помотал головой. Сейчас начнётся. Собравшись с духом, я приготовился выслушивать в очередной раз, какой я говно-человек.

– Ну чего стушевался? – Ричард высыпал печенье в глубокую тарелку и подвинул на центр стола. –Ешь, давай. Ишь исхудал как. Не кормят вас что ли в Шапито этом?

– Да, – попытался пошутить я, – У нас там табличка висит «Акробатов не кормить».

– Клоунов, видать, тоже. Ладно, жуй. Да пойдем тебя с тёщей знакомить.

От такой постановки вопроса стала еще хуже. Знакомиться с тёщей? Ну, нет уж.

– Так ты видел Дашку? – решил я выяснить главное, услышать «да, видел, с ней всё о’кей» и со спокойной совестью умчаться в свободное, ничем не обремененное будущее.

– Нет, – всё испортил Ричард и, продолжая рушить мои планы, добавил, – И Любка, мать её, смолчала. Сегодня токмо виделись.

Неприятное волнение нахлынуло с новой силой. Что если и впрямь не доехала?

Наскоро дожевав макароны вместе с отсортированным луком и залпом допив чай, я подскочил с места.

– Пошли, – и направился к двери, но Ричард меня притормозил.

– А ну погодь. Чего ещё не договорил?

– Пошли, – повторил я, – по дороге расскажу.

Пока шли к дому Дашкиной матери, я рассказал Ричарду детали вчерашней ссоры. Рассказал, что понятия не имею, на чем она поехала и куда. Что я может и сволочь, но не настолько, чтобы расстаться с ней вот так.

Ричард слушал молча. И лишь в самом конце огорошил меня совсем уж неожиданным выводом:

– Вот же дурная девка. Думал, хоть с тобой у ней всё сложиться. Так ведь нет.

Я не верил ушам. В коем-то веке виновным признали не меня. Но, к сожалению, сейчас это погоды не делало, потому что в Терьяновке Дашка не появлялась.

Проторчав в полицейском участке полчаса, мы смогли выяснить только то, что вчера это чокнутое создание засветилось в одной из гостиниц города. А так как заявление о пропаже человека на деле начинает работать только на третьи сутки, было решено возвращаться в Парфёнов и приступать к розыску самостоятельно.

Ричард собрался прям-таки по-армейски. У меня даже сложилось впечатление, что он нарочно держал в доме укомплектованный набор всего необходимого на случай экстренного отъезда, массовой эвакуации или приезда Ромы со своими проблемами.

Распихав вещи по кофрам, Рик уселся на заднее сидение и заёрзал, видимо, не зная, куда девать руки. Поискал ручку между нами, потом сзади.

– С боков, – подсказал я и почувствовал, как его руки легли мне на ребра. – С боков твоей сидушки… поручни.

Чувствовать Ричарда у себя за спиной было, мягко говоря, волнительно. Даже слишком. С его габаритами он едва помещался в приподнятое пассажирское креслице Харлея Круизера, и потому довольно интимно прижимался ко мне животом. Я фактически сидел у него между ног, касаясь поясницей его паха. Такая двусмысленная поза для гея со стажем и закостенелого натурала вызывала легкое беспокойство у обоих. Хотя может я просто нагнетаю. И Ричард ничего подобного в поездке со мной на мотоцикле не видел. Но на всякий случай я старался вести максимально плавно, без резких разгонов и торможений.

Ох, и дорога была от Терьяновки до Парфёнова. Эти два с половиной часа, похоже, подверглись временному искривлению, растянувшись на бесконечно долгие минуты. Пространство пестрило одними и теми же предметами: лес, дорога, столбы, знаки, лес… Будто кто-то копировал пройдённый нами путь и вставлял впереди. Вдобавок ко всему, я боялся пошевелиться и в итоге жопа затекла так, что к концу поездки казалось, что я сижу на двух силикатных кирпичах. Поэтому, когда наконец появилась убогая и обшарпанная стела города, я радовался ей, как паломник Мекке.