— Абзац! — А это выразился Йорик. Правда немного более развёрнуто. — Граф, я за! Я принимаю твоё предложение! Под твоим началом хоть в огонь, хоть в воду.

— О воде потом поговорим, — усмехнулся я. — Наедине. Там сыро всё, только мысли, да и набег степняков надо отбить вначале. А вот по информационной войне…

Снова задумался. Как слова подобрать? Но теперь пипл хотя бы понимает о чём я.

— Я такое, два десятка коллективов, не потяну, я ж не легат Таррагоны. Пока не по карману штат из многочисленных «краплёных» исполнителей. А потому долго думал, и решил пойти другим путём. — Откинулся на спинку стула и улыбнулся, как улыбается змея перед броском. — Что вы знаете о такой штуке, как реклама?

Понятие это было тут прекрасно известно. И на меня посыпались осторожные ответы. Но все они касались коммерции.

— Правильно. По сути реклама — это искусство продвинуть свой товар. Чтобы он нашёл покупателя. Так вот покупатель у нас — простой горожанин, обыватель. А если речь о ярмарке — селянин. Товар — концерт нужного исполнителя, у которого есть «заряженные» тобой на нужный подтекст песни. Как сделать так, чтобы люди сами хотели прийти и послушать его, этого музыканта?

— Наверное, кричать на каждом углу, что там-то и там-то сегодня вечером выступает известный менестрель такой-то? Дать денег ребятне, и она будет бегать по городу и рекламировать? — предположил опытный Йорик. Мне очень интересен его жизненный путь, попытаю его на досуге.

— Да, так и есть. Так можно. Но есть одно «но». Послушав данного музыканта один раз, если музыка не понравится, второй раз человек на рекламу не купится. И знакомым расскажет — чтоб не покупались. А те — знакомым знакомых. А потому при игре в долгую, если ты на самом деле хочешь информационную бомбу, тебе нужен человек, играющий shlyagerы. То есть ОЧЕНЬ хорошие вещи. Хорошие тем, что они «заходят» зриетлю, плевать на их музыкальные достоинства. Чтобы человек и сам захотел ещё раз послушать, и друзьям рассказал. И те, выслушав отзывы, тоже бы припёрлись, хотя вроде не планировали.

— А-а-а-а… — Это не нашёлся, что сказать, Бернардо.

— Всё правильно, Сильвестр! — улыбнулся я парнишке. Мне нужно, чтобы ты играл бомбы! То есть ОЧЕНЬ хорошие и запоминающиеся вещи. А чтобы не отходить от кассы, именно они и должны быть орудиями того самого воздействия на массы, средством информационной войны.

А теперь о сути моей задумки. Я предлагаю тебе стать эстрадной звездой, исполняющей политическую сатиру.

— Это что за птица?! — спросил Клавдий, самый укушанный из всех, но после начала разговора с музыкантом будто протрезвевший маленько.

— Это такая штука, когда можно ЗАКОННО и безопасно издеваться над властью, — пояснил я. — Высмеивать её. И тебе за это ничего не будет.

— Так бывает? — Это Йорик.

— Ага. Но только чтобы тебе ничего не было, нужно соблюдать ряд правил. Строго и неукоснительно! — сверкнул я на Сильвестра глазами. Тот проникся и вжал голову в плечи.

— И что же за правила? — А это улыбающаяся словно змеюка эльфа.

— Первое. Никогда не ругать власть! Никогда-никогда! — воскликнул я.

— Дык, а как же тогда её того… — усмехнулся Йорик. — Как же над нею смеяться, если не ругать?

— А вот так. — Развёл руками. — Надо её хвалить. Только хвалить! Но вкладывать в слова такой гротеск и такую иронию, чтобы всем окружающим стало понятно, что ты издеваешься.

Блым-блым! Это хлопали глазами все. Я тяжело вздохнул и снова спустился к азам:

— Так, гротеск. Это когда то, что ты говоришь, сильно преувеличиваешь. Но не просто сильно, а делаешь это так, что…

И ещё с час я объяснял базовые термины. Клавдий, слушая их, протрезвел ещё больше. А вот наставник Берни, не услышав ничего для себя интересного, отправился спать. Ну, чего от служивого ждать? Йорик тоже был поглощён рассказом, вникал в малейшие детали и иногда задавал уточняющие вопросы. Вольдемар сидел молча и щурился, но я видел, впитывал всё, как губка. Сравнивал меня с отцом? Потом попытаю его на эту тему. Берни же офигевал и пытался запомнить из разговора хоть что-то. А эльфа… Просто закачивала информацию на харды в своём мозгу через слуховые сенсоры, удлинённые такие, которые у неё на башке с боков. Разбираться они будут в Лесу потом, ибо сомневаюсь, что она поняла ВСЁ. Для этого другие люди в Конторах. Но донести информацию разведчица обязана.

Я тем временем завершал лекцию:

— …Получатся, что ты либо хвалишь власть, настолько гипертрофировано, что любой дурак поймёт это, но ни одна собака не сможет тебя за хулу пристроить посидеть, либо ты рассказываешь историю опосредованно, лишь с намёком на текущую ситуацию, не произнося ни одного прямого слова, дабы тебя также не за что было привлечь. Все это понимают, ржут в голос, но, блин, к тебе какие претензии? Ты под пытками признаёшься, что ГОВОРИЛ только этот текст, понимаешь! — сверкнул я глазами. — А то, что поняли с твоих слов люди — это не твои проблемы. Они о герцоге/графе/бароне плохо подумали? Так их в кутузку, и наказывайте! Чтоб не думали о владетелях чего ни попадя!

— Рикардо, а ведь может и сработать! — выдала вердикт, наконец, эльфа.

— Тюрьма… — поёжился Сильвестр. — Пытки… — Эк скуксился. А он что, думал, рай на халяву?

— Риск есть, — не стал отпираться я. — И скорее всего через тюрьмы пройти придётся. Но альтернатива — иди и дальше пой «о цветочках». Ты талантливый, справишься. Мы же в Пуэбло под степняками ходим, каждый день, каждый год рискуем. Чем ты лучше нас?

— Справедливо, — не стал спорить он. — Сурово, но справедливо.

— Говорю же, главное не перегнуть палку. Одно лишнее слово — и тебя без разговоров «прикроют» на время в сыром и тёмном месте. Потому сотый раз повторю, никаких открытых текстов! Полная «фильтрация базара!» А если говоришь о власти прямо — только похвала.

Теперь следующий момент. Это должны быть не какие-то эдакие песни с понятными избранным заморочками. Это должно быть что-то яркое, запоминающееся. Что-то, что приседает на уши, и ты через час, и два, и три, вспомнив эту мелодию, напеваешь её про себя, иногда при этом матерясь. Бывают же такие мелодии?

— Да.

— Да!

— Да, к сожалению… ответили и Клавдий, и Вольдемар, и Берни, к которым я повернулся.

— Во-от! — сделал Сильвестру большие глаза. — Нужно что-то простое, но эффективное. Максимум из четырёх аккордов. С ударением на подачу, а не красоту и изысканность. И чтобы каждый раз, когда начинаешь играть эти аккорды, люди понимали, что сейчас будет — как у собаки слюна выделяется когда… Миской гремишь. — Про опыты академика Павлова с собаками и лампочкой лучше не надо. Не поймут что такое лампочка.

— Сиятельство, а напой! Я поймаю мелодию! — вновь загорелись глаза парнишки, схватившего лютню. Переварил насчёт тюрьмы и пыток и принял решение остаться в команде?

— Давай попробую.

И, настроившись, я попытался изобразить ноты. Вначале просто звуками:

— Ту-ту-ту-ту, ти-ти-ти-ти, ты-ты-ты-ты, ды-ды-ды-ды… Ту-ту-ту-ту, ти-ти-ти-ти, ты-ты-ты-ты, ды-ды-ды-ды…

Не получилось. Не поймал. Несколько раз проиграл в той или иной тональности, но теперь я «не узнал» звучания.

— Давай ещё раз.

— Может так? — Он снова заиграл, но я лишь поморщился. Не знаю я нот! И со слухом напряженка.

— Давай ещё. — Я снова, напрягая весь дарованны й талант, попытался напеть.

— А вот так? — заиграл в ответ он. Я покачал головой. — Так? — Снова нет. — А может снова напоёшь, а я половлю? Вот давай, первая какая нота?..

Я напевал. И звуками, и словами пел. На русском, естественно. Не выходило. Наступивший мне на ухо медведь был большим, определённо.

— Блин, да как же это передать! — вспыхнул я и поднялся — походить по спящему залу, размять ноги. Спали не все, кто-то продолжал/заканчивал напиваться, но были и кто нас слушал. Правда не подслушивал, а именно слушал, не как эльфа. — Там же блин четыре аккорда всего! Am, F, C, E. Am, F, C, E. Иопять, Am, F, C, E…